Читать онлайн «Кровавый век». Страница 72

Таким образом, если для империи в целом характерна была тенденция к двоевластию правительства и Советов, то в Украине можно говорить о тенденции к трехвластию, что делало ситуацию особенно нестабильной.

С дефиниций «природы» этих политических центров и даже с терминологии начинаются глубокие расхождения между историками. Национально-патриотические авторы слово «украинский» относят только к Центральной Раде и силам, ею контролируемым, позже – к структурам Украинской Народной Республики (УНР). Тем самым всё, что проходило вне украинского национального движения и представлялось Советами или Временным правительством (не говоря уже о Белых движениях), рассматривается как «неукраинское»; «украинской революцией» является только национальная революция; Гражданская война превращается в «освободительные соревнования» украинцев с оккупантами, а поражение УНР – в завоевание Украины чужестранцами. Даже «Украинское государство» гетмана Скоропадского рассматривается в первую очередь как антиукраинская институция.

Нетрудно показать, что упомянутые политические центры представляли разные политические идеалы и преследовали разные политические цели: Временное правительство и общественные структуры, которые его поддерживали, – цели либеральной демократии, Центральная Рада – цели национальной государственности, Советы рабочих депутатов и другие Советы – установление классовой, социальной справедливости. Носителями этих идеалов были как украинцы, так и неукраинцы.

Национальное движение сосредоточивалось в пределах Украины, имея два центра – Киев и Львов. А еще нужно прибавить, что определенная часть украинства политически была ориентирована на консервативные имперские силы и традиции и поддержала в конечном итоге российское Белое движение. И конечно, бо́льшая часть простых обывателей городов, городков и сел Украины просто хотела выжить и спасти своих детей и стариков в стихии бесконечного изменения властей и в ежедневном страхе перед голодом и насилием.

При нормальных условиях, в нормальных европейских государствах эти принципы отстаиваются, возможно, разными силами, но в одном политическом пространстве. В Украине, как и в целом в Российской империи, все три типа политических целей и ценностей не просто не совпадали – они развивались в разных политических пространствах, даже географически. Либерально-демократическое движение могло решать проблемы демократизации государства только в имперском масштабе и опиралось в первую очередь на столицу империи, и носителями его были интеллигентные и буржуазные круги. Социальное (социалистическое) движение ориентировалось на мировые революционные процессы и опиралось на рабочие организации столиц и промышленных центров.

Почему поначалу все, от украинских кадетов до радикального националиста Михновского, провозглашали себя сторонниками федерального строя России? Оценивая компромиссы национального движения с правительством империи, следует иметь в виду невозможность «мазеповского» решения в условиях войны. Самостоятельность Украины значила в первую очередь или самостоятельное ведение боевых действий против Центральных государств, или немедленный выход из войны, то есть практически переход на сторону австро-немецкого блока. Как первый, так и второй лозунги в первые месяцы революции были невозможны, и массы бы их не поддержали. Для Надднепрянской Украины ее суверенитет мог как-то уместиться в рамках демократической России. Поиски компромисса с Временным правительством были, таким образом, неминуемы.

12 и 19 марта 1917 г. в Киеве состоялись демонстрации под «жовто-блакытными» флагами. Массовость второй из них (100 тыс. участников в Киеве, 25–30 тысяч в Петрограде) просто ошеломила горожан. Достаточно вспомнить, что тиражи украиноязычных изданий раньше не превышали 5 тыс. экземпляров. Теперь немало студентов и гимназистов, врачей и офицеров, которые украинский язык воспринимали как язык кухарок и мужиков, вдруг почувствовали себя украинцами. Это была розовая пора творения нового мира, в котором, казалось, осуществятся все лучшие надежды. Именно в ту весну формировались политические партии, и хотели они выглядеть чрезвычайно революционными, левыми и социалистическими; за декларациями и программами современникам так же трудно было их различать и классифицировать, как и нам в новой независимой Украине – наши современные партии. Все, казалось, хотели трудовому люду одинакового счастья.

Поэтому политические силы той поры через их платформы можно определять лишь с очень большими поправками. В сущности, мы до сих пор вместо объективных оценок нередко оперируем взаимными проклятиями и обвинениями, романтикой программ и прямыми сопоставлениями прошлого с политическими симпатиями настоящего.

Инициатива создания Центральной Рады принадлежала Товариществу украинских прогрессистов (поступовцев) (ТУП), представители которого вошли также в Исполнительный комитет общественных организаций в Киеве. ТУП образовано в годы столыпинской реакции на основе бывших общественных организаций как объединение, которое должно было поддерживать все проявления национального культурно-политического движения, в том числе заботиться о трудоустройстве и материальных условиях жизни украинских деятелей. Это была в то же время политическая, культурническая и, так сказать, профсоюзная организация, которая могла в случае возможности развернуть боевые ряды «профессиональных украинцев». Сегодня это, может, звучит иронически, но наследникам обществ нация должна быть благодарна за радение о побегах украинской культуры и самосознания.

При реконструкции политической истории получения и потери Украиной независимости придется учитывать и постоянные крутые изменения политических настроений масс, и личные судьбы в революции наиболее влиятельных ее лидеров, их взгляды и предрассудки, симпатии и конфликты.

Председатель ТУП Михаил Грушевский был в ссылке, и его обязанности исполнял Сергей Ефремов.

На учредительном заседании 4 марта в клубе «Семья» младшее поколение сорвало планы Ефремова: национальный украинский центр – Центральный – образован не как легализация ТУП, а как «коалиция» его с разными украинскими обществами и группами, нередко мифическими. Инициатор этой акции, сын известного историка, социал-демократ Дмитрий Антонович представлял в Центральной Раде «певчие общества». Вернувшись из ссылки, Грушевский, став председателем Рады, неожиданно отвернулся от прежних коллег и присоединился к молодежи. В Центральной Раде тон задавали лидеры Украинской социал-демократической партии (УСДП), а большинство принадлежало к новообразованной Украинской партии социалистов-революционеров (эсеров) (УПСР). Грушевский примкнул к эсерам.

М. С. Грушевский

Давняя неприязнь между Грушевским и Ефремовым отражала драматическую историю расколов между «отцами» и «детьми» в общественном движении.

Ефремову исполнилось в канун революции сорок лет, Грушевскому – пятьдесят. Разница не такая уж и большая, но Грушевского воспринимали как старика и сразу же обозвали в Центральном совете «батьком». Основанием для этого был и большой научный авторитет историка Украины, и окладистая профессорская борода, и – не возрастная, а идейная – принадлежность Грушевского к старшему поколению громадовцев. Грушевский вырос на Холмщине, приехал в Киев с Кавказа и остался провинциально народническим, тогда как Киев и Львов уже бурлили новейшими культурно-политическими течениями.

Грушевский, нужно признать, был личностью достаточно авторитарной, политиком хитрым, жестким и эгоцентричным, ориентированным на узкий круг «своих». Однако своей партии и широких общественных связей Грушевский не имел; в действительности он держался на поверхности политической жизни силой своего научного авторитета, поскольку стал символом Украины и украинской истории.

В эсеровской партии Грушевский был свадебным генералом и партийной работой не занимался. Иногда, председательствуя на заседаниях Центральной Рады, Грушевский вычитывал корректуру своих очередных произведений: та история, о которой он писал, была не менее интересной ему, чем та, которая проходила в зале и на улицах.

Авторитетный и популярный ученый, М. С. Грушевский воплощал объединительные тенденции в украинском национальном движении, не присоединяясь ни к одной из конкретных политических группировок, и в то же время по личным свойствам не очень подходил к роли общего примирителя, которую в свое время так успешно играл доброжелательный неформальный лидер Киевского общества композитор Н. В. Лысенко. Лысенко, между прочим, и организовал Украинский клуб в том доме по улице Владимирской, 42, где через девять лет сформировали продолжение его истории – Центральную Раду, которой суждено было провозгласить независимость Украины.