Читать онлайн «Кровавый век». Страница 71

Борис Савинков после неудач 1918 г. опять появляется на авансцене антикоммунистической политики в 1920 г., во время польско-советской войны. Он организует в Варшаве «Русский политический комитет» (РПК), создает части «Русской народной армии» и вместе с ними сам принимает участие в военных операциях поляков. После поражения РПК был реорганизован в «Русский политический комитет», на базе которого в январе 1921 г. образован «Народный союз защиты Родины и свободы» – «НСЗР и С». В работе съезда «НСЗР и С» в июне 1921 г. приняли участие представители армий стран Антанты. Савинков, в отличие от белых правительств, заключает соглашение и с Польшей, и с белорусскими националистами, и с правительством УНР, не говоря о кубанских и донских казаках. Серьезная организация разведывательной службы позволила Савинкову выступить партнером спецслужб Антанты.

Савинков противопоставил ретроградной бездумности белой идеологии ориентацию на «крестьянскую демократию». Он писал в эти годы: «Россия в любом случае не исчерпывается… двумя враждующими лагерями («красные», большевики – с одной стороны, «белые», «реставраторы», – с другой). Огромное большинство России – крестьянская демократия… Не очевидно ли, что пока вооруженная борьба с большевиками не будет опираться на крестьянские массы, другими словами, пока патриотическая армия не поставит себе на цели защиту интересов крестьянской демократии, и только ее, большевизм не может быть побежден в России».[201] Савинков порвал с Белым движением Врангеля, отказался от идеи «единой и неделимой России», которую всеми силами защищал сначала как представитель директории Авксентьев, а затем правительства Колчака в Париже, и выдвинул лозунг «Соединенные Штаты Восточной Европы».

Б. В. Савинков. Начало 1920-х годов

Б. Савинков пытался подчинить себе и крестьянское восстание на Тамбовщине, руководитель которого А. С. Антонов был раньше эсером. Реально попытка сбросить власть большевиков силами крестьянских восстаний воплотилась в 1921 г. в рейды с территории Польши на советскую территорию одного из ближайших сотрудников Савинкова, полковника С. Е. Павловского. Осуществленные с чрезвычайной жестокостью, сопровождаемые дикими убийствами и истязаниями коммунистов и советских служащих, эти рейды не вызвали ожидаемого резонанса в крестьянской среде.

С лета 1921 г. советское правительство начало долгие переговоры с Польшей, которые закончились в октябре 1921 г. соглашением о высылке с польской территории руководителей организации Савинкова и военных органов УНР. Резко осужденный белой эмиграцией за отказ от «неделимости», не получивший поддержки У. Черчилля и Т. Г. Масарика, на которых рассчитывал, Савинков переехал в Париж, где оказался в полной изоляции, но не потерял воли к борьбе. Он встречался и с Муссолини – в Лугано в марте 1922 г., еще до прихода последнего к власти, а затем в 1923 г., когда дуче обещал ему деньги для активной антисоветской деятельности. Денег дуче не дал, но симпатии к Муссолини и итальянскому фашизму вообще характеризуют Савинкова. Философ Ф. Степун, который хорошо знал его, подытоживает: «Он был скорее фашистом типа Пилсудского, чем русским социалистом-народником».[202]

В 1922 г. чекисты начали операцию «Синдикат-2», которая закончилась разгромом штаба молодого российского фашизма, – Савинкова завлекли на территорию СССР в фиктивную подпольную организацию, арестовали и судили.

Приступая к разработке Савинкова, чекисты пригласили на Лубянку наркома образования А. В. Луначарского, который знал Савинкова по Вологодской ссылке в начале века (там были вместе с ними также и А. А. Богданов, Н. А. Бердяев, Б. А. Кистяковский, датчанин Маделун, А. М. Ремизов, П. Е. Щеголев). Уже после самоубийства Савинкова во внутренней тюрьме ОГПУ характеристики Луначарского были опубликованы в виде предисловия к книжечке «Дело Савинкова». Вот отрывки из этого предисловия: «Борис Савинков – это артист авантюры, человек в высшей степени театральный. Я не знаю, всегда ли он играет роль перед самим собою, но перед другими он всегда играет роль. Мелкобуржуазная интеллигенция порождает такую самовлюбленность и самозаинтересованность… Однако это не просто идеологический франт. Это – не шарлатан авантюры, а ее артист. У Савинкова всегда было достаточно вкуса, он умел войти в свою роль. Повторяю, перед другими несомненно, но, может быть, и перед самим собою, ежедневно и ежечасно разыгрывал он роль героя, загадочной фигуры, со множеством затаенных страстей и планов в своей сердцевине, с несокрушимой волей, направленной к раз навсегда поставленной цели, с темными, терпкими противоречиями между захватывающим благородством своих идеалов и беспощадным аморализмом в выборе средств… Он любил быть сентиментальным, как все люди его социальной психологии. Но себя он, как деловой человек, находит полностью только в практике, в той практике, на пороге которой написано: революционеру все позволено».[203] Объединенное государственное политическое управление (ОГПУ) сумело на допросах сломать Савинкова психологически и идеологически.

Настроение Савинкова отражено в письме к сестре Вере из Лубянки 29 ноября 1924 г.: «Между двух стульев сидеть невозможно. Или с народом, или против него. С ним – до конца, и против него – до конца. То есть или с коммунистами, или с фашистами, но никак не с беззубыми бормотунами – Керенскими, Мак-Дональдами, Кусковыми и так далее… Я шел с фашистами, а теперь меня совесть мучает».[204]

Следует отметить, что Савинков никогда не был бездумным авантюристом и политическим убийцей. В его кабинете всегда висел портрет Достоевского, и внутренняя раздвоенность Раскольникова была ему хорошо знакома. Савинков происходил из писательской среды: мать его была писательницей, первая жена – дочь Глеба Успенского, Савинков сам писал жестокие повести, которые вроде бы продолжали спор братьев Карамазовых. Выступление Савинкова на судебном процессе, письмо его к Дзержинскому перед самоубийством были свидетельствами и его личной катастрофы, и краха фашистского варианта российского антикоммунизма. Российские фашисты, организация которых все-таки была создана в эмиграции, уже не представляли собой ничего привлекательного для реальной России.

Белые. Около казака – отрубленные головы. Дальний Восток, 1920

Правые, консервативные антикоммунистические силы в России не имели серьезных шансов выиграть войну против коммунизма из-за своей безнадежной политической реакционности. В демократическом лагере наступил разлад и паралич сил, что привело к вырождению демократии в вариант российского фашизма, внутренне настолько неустойчивый, что он легко был разгромлен молодой и сильной большевистской диктатурой.

Стоит ли удивляться, что коммунисты победили в Гражданской войне в России – несмотря на то, что мир западной либеральной демократии большие деньги потратил на генеральскую хунту?

Развитие событий в конце мировой войны в Украине шло примерно по тому же сценарию, как и в Чехии, Венгрии или Хорватии: в исторической столице создается национальный центр, и в условиях развала имперского аппарата национальные военные части – а в Австро-Венгрии все части были сформированы на национальных территориях – подчиняются только своему национальному центру.

Но, во-первых, в Украине складывалось несколько альтернативных политических центров; во-вторых, в армии России части не формировались по национально-территориальному принципу.

Украинский национальный центр – Центральная Рада – образован 3 марта 1917 г. в Киеве. Центральная Рада с мая стала решающей политической силой в Киеве.

В Украине складывается не только национальный центр, а три структуры с самостоятельными сферами властного влияния.

На власть претендовало в первую очередь Временное правительство. После Февраля везде создаются Исполнительные комитеты общественных организаций, которые должны были стать опорой петроградского правительства. Возникли такие комитеты и в Украине; в Киеве комитет общественных организаций создан 4 марта самыми влиятельными политическими силами. Первые три месяца революции ему принадлежала реальная власть в городе. 2 марта в Харькове, 3-го – в Киеве и Одессе, потом и в других городах Украины организуются Советы рабочих депутатов. Влияние в Советах разных политических сил, от реформистских до радикальных (большевистских), а соответственно, и влияние самих Советов на войско и государственную власть менялось в Украине приблизительно так, как и во всей империи.

Таким образом, если для империи в целом характерна была тенденция к двоевластию правительства и Советов, то в Украине можно говорить о тенденции к трехвластию, что делало ситуацию особенно нестабильной.