Читать онлайн «Иудаизм. Древнейшая мировая религия». Страница 10

Здесь Бог есть Господь всего человечества, хотя Его владычеству пока еще не покорились все народы. Эта концепция отличается от той, которую можно найти во многих источниках, что всеобщий Бог избрал евреев и дал им заповеди Торы, а неевреям – лишь упрощенный кодекс всего лишь с семью заповедями («законы сынов Ноевых»). Сторонники последней концепции считали, что язычник, который соблюдает заповеди Ноевы, столь же «хорош», сколь и еврей, который соблюдает все 613 повелений Торы.[22]

Просвещение XVIII века привело к тому, что многие евреи стали чувствовать глубокую неловкость от еврейского партикуляризма. В то время часто считали, что полезным противовесом ему может быть универсалистская сторона иудаизма. Например, с точки зрения Моисея Мендельсона, иудаизм всегда состоял из трех элементов: всеобщих истин, исторических истин и заповедей. Вторая и третья категории принадлежат евреям как нации, но всеобщие истины Бог открыл не только евреям, но и всем разумным существам. «Их действие столь же универсально, сколь и целительное влияние солнца»[23].

Мендельсон и другие мыслители Просвещения были убеждены: согласно иудаизму могут спастись не одни лишь евреи. Более поздний немецкий философ Герман Коген (1842-1918) одобрительно цитировал слова Маймонида о том, что праведники из народов имеют долю в Будущем Веке. Как и Мендельсон, он не видел противоречия между иудаизмом и универсальной религией разума. По его мнению, в современную эпоху национальных государств человечество все больше объединяется, и национальные различия стираются. Он даже считал, что так исполняются надежды библейских пророков. Евреев Коген определял не как «нацию» (этот термин он относил лишь к гражданам национального государства), а как «национальность», чисто этническую группу, которую сплачивает религия. Евреи давно потеряли собственную государственность, тем самым предвосхищая наднациональное будущее человечества. Коген, хотя и был евреем, но чувствовал себя в немецкой культуре как дома, причем усматривал в этом соответствие воззрениям пророков.

Для сравнения можно взять заявление «протестных раввинов», которые в 1897 году не пожелали проводить Первый сионистский конгресс на немецкой почве в Мюнхене, настояв вместо этого на Швейцарии:

Мы составляем отдельную общину только в плане религии. Что касается национальности, тут мы полностью едины с нашими собратьями-немцами, а потому боремся за реализацию духовных и нравственных целей нашей дорогой отчизны с не меньшим энтузиазмом, чем они...

Восемнадцать столетий назад история вынесла свой приговор еврейской государственности: государство евреев распалось, а Храм был разрушен.[24]

Иными словами, хотя универсализм пророков не противоречит национальной еврейской самобытности, после того как в современный период нацию стали осмыслять в политических категориях, призывая к созданию отдельного еврейского государства, некоторые универсалисты усмотрели здесь противоречие. Такой подход присущ не только либеральному иудаизму, с которым часто ассоциируется. Среди «протестных раввинов» были и ортодоксы. Основоположник немецкой ортодоксии Самсон Рафаэль Хирш (1808-1888) осуждал еврейский национализм: «Чем больше еврей – еврей, тем универсалистичнее его взгляды и чаяния... тем радостнее он хватается за любую возможность доказать свою еврейскую миссию на новой и нехоженой почве... тем радостнее посвящает себя всякому подлинному прогрессу в цивилизации и культуре»[25].

Тем временем американские реформистские раввины собрались в Питтсбурге (1885 г.) и приняли аналогичную декларацию, решительно осуждавшую национализм:

В современной эпохе универсальной культуры сердца и интеллекта мы распознаем близость осуществления великой мессианской надежды Израиля об установлении царства истины, справедливости и мира среди всех людей. Мы считаем себя больше не нацией, а религиозной общиной, а потому не ожидаем ни возвращения в Палестину, ни жертвоприношений под руководством сынов Аарона, ни восстановления какого-либо из законов о еврейском государстве[26].

Это не только желание откреститься от обвинений в неполной лояльности государству, но и имплицитное отрицание сионизма. Довольно долго реформистский и ортодоксальный иудаизм ассоциировались с антисионизмом, который был очень широко распространен среди евреев среднего класса на Западе. После Холокоста это уже не так: открытый антисионизм относительно редок и ограничен маргинальными группами – с одной стороны, религиозными традиционалистами (они считают его секулярной узурпацией божественных полномочий), а с другой – универсалистами социалистического толка (им не нравится партикуляризм).

Универсалистская оппозиция еврейскому национализму среди еврейских социалистов приняла в тот период иную форму. В своей крайней форме она утверждала глубочайшую веру в братство всех людей. К примеру, в одном из писем Роза Люксембург (1871-1919) говорит:

В моем сердце нет отдельного уголка для гетто. Я чувствую себя как дома во всем мире – всюду, где есть облака, и птицы, и человеческие слезы[27].

Однако далеко не все отбросили идею нации. Особенно в России, где даже среди социалистов встречались антиеврейские настроения, и где незнание русского языка еврейскими пролетариями мешало распространению социализма, многие еврейские социалисты считали важным сочетать идею еврейской национальности с социалистическими идеалами. На этот видимый парадокс с неодобрением смотрели ведущие социалисты. Бундистский компромисс между сионизмом и социалистическим универсализмом критиковался и высмеивался Лениным. Ленин писал: «Кто прямо или косвенно ставит лозунг еврейской «национальной культуры», тот (каковы бы ни были его благие намерения) – враг пролетариата, сторонник старого и кастового в еврействе, пособник раввинов и буржуа»[28]. Сталин также критиковал бундистские требования национальной автономии для евреев, защиту идиша и еврейской субботы. По его мнению, евреи не могут считаться нацией, коль скоро у них нет собственной территории, и в экономическом плане не объединены[29]. В ходе «чисток» он пытался искоренить всякие следы еврейской самобытности, включая идишские школы, издательства и театры. Даже память об этой культурной катастрофе не заставила некоторых социалистов еврейского происхождения воздержаться от нападок на еврейский партикуляризм. Однако, хотя такой подход имеет и определенные еврейские корни, его нельзя считать выражением еврейского универсализма, которому всегда было присуще осознание обособленности еврейского народа.

Позиция, которую мы только что описали, служит примером одной из самых могущественных сил, угрожающих еврейской нации, – ассимиляции.

Как мы уже видели, политическая эмансипация евреев была связана с их интеграцией в европейское общество. Будучи меньшинством, евреи могли просто раствориться в окружающих народах и исчезнуть. Без сомнения, этот процесс представляет собой угрозу не только идее еврейской нации, но и самому существованию евреев как отдельной группы. Доныне этот кошмар преследует еврейских вождей, как религиозных, так и политических. Значительная часть поддержки сионизма в еврейских общинах на Западе обусловлена именно тем, что в нем видят бастион против ассимиляции, – ассимиляцию же часто ассоциируют со смешанными браками, видя в них первый шаг к исчезновению еврейского народа.

Впрочем, хотя переменчивые условия современного мира усугубили проблему ассимиляции, сама по себе она древняя. Ряд заповедей Торы, возможно, направлен на то, чтобы помешать израильтянам влиться в культуру народов, среди которых они жили. И со времен маккавейского восстания шла полемика против эллинизации, то есть принятия греческих обычаев (включая отказ от пищевых запретов, обрезания и восприятие элементов идолопоклонства). Память об этом конфликте была столь острой, что поныне слово «эллинизация» используется иногда как синоним «ассимиляции».[30]

Тем евреям, которым хотелось политической эмансипации, но не хотелось самоуничтожаться/ассимилироваться, пришлось переосмысливать еврейскую идентичность. Поэтому в Западной Европе преобладала концепция религиозного меньшинства. Когда в 1806 году Наполеон собрал видных евреев, чтобы выяснить их позицию по отношению к тем французам, которые не являются их единоверцами, они ответили: «Мы не видим никаких различий, кроме почитания Высшего Существа».[31] И Наполеон предоставил евреям приблизительно тот же статус, что и протестантскому меньшинству. Как религиозное меньшинство, евреи лишились определенных политических прав и привилегий, но зато получили свободу исповедывать иудаизм на той же основе, что и прочие граждане. В некоторых странах (например, Франции) религия была полностью отделена от государства, а потому права и обязанности евреев стали такими, какими они были у всех других граждан. Когда в марте 1994 года день выборов попал на еврейский праздник, некоторые евреи потребовали особых процедур, которые дали бы возможность благочестивым евреям проголосовать, но власти отказались сделать для них исключение. До сих пор во Франции идут споры о том, можно ли еврейским детям не ходить в государственную школу по субботам. В других странах (например, Великобритании) евреи все-таки получили особые права, позволяющие им участвовать в гражданской и политической жизни. Скажем, евреи (как и другие меньшинства) не обязаны клясться на христианских изданиях Библии.