Читать онлайн «Епархиальные реформы». Страница 18

живая человеческая личность с ее внутренними потребностями, сомнениями и скорбями, обыкновенно мало поддающимися изложению на бумаге, оказывается забыта архипастырями, и их отношение в этом к народу и подчиненному духовенству очень напоминает обыкновенных чиновников разных ведомств[342].

Ему вторит профессор Киевской духовной академии В. З. Завитневич: «В недра нашей Церкви проникло начало государственное»[343], – в силу чего

тот же формализм, с каким относятся к делу наши гражданские чиновники, наблюдается и в служении пастырей Церкви, которым нет дела до того, что происходит в душе их пасомых, исполняли бы они только возлагаемые на них церковным правительством обязанности и повинности[344].

С «высшими государственными чиновниками» сравнивал архиереев и петербургский священник Петр Кремлевский (в 1917 году активный участник процесса выборов на Петроградскую кафедру) в «проекте церковных реформ», представленном и одобренном в «Союзе ревнителей церковного обновления»[345]. В рамках Московской комиссии по церковным вопросам Кремлевскому созвучны уже упомянутый А. И. Покровский и член корпорации Московской духовной академии В. А. Соколов. По мнению Покровского, духовенство превратилось в «клерикально-бюрократическую касту», и, в частности, епископ «из отца, руководителя и председателя пресвитерского совета <…> перешел на положение бесконтрольного начальника». А причина в том, что право выбора архиерея «перешло в руки духовной и гражданской администрации, начавшей смотреть в силу этого на духовенство, как на особый класс церковно-правительственных чиновников»[346]. В несколько более мягкой форме В. А. Соколов, напоминая об объеме канцелярской деятельности епископа, утверждал, что «пастырская сторона его деятельности совершенно заслоняется и оттесняется на задний план его деятельностью как администратора». Указывая на размер епархий, частые переводы, отсутствие прямых контактов с паствой, он заключает: «Епископ является не столько пастырем, сколько правителем»[347]. Почти те же слова мы читаем в комментарии редакции «Церковного вестника» на обвинения архиереев в деспотизме:

Являясь одним из колес государственной бюрократической машины, епископское управление поневоле носит на себе обычные черты бюрократизма: епископ является не столько пастырем, сколько государственным сановником.

Тысячи бумаг и большие размеры епархий «делают физически невозможным близкое знакомство епископа со священниками и внимательное отношение к их нуждам»[348], писала редакция, возглавляемая в то время членом «группы 32‑х» священником А. П. Рождественским. Несколько ранее в том же «Вестнике» была помещена статья, посвященная отношениям между епископом и паствой, в которой ставилась проблема канцелярской загруженности епископа и отсутствия живых отношений между епископом и паствой:

В епископе стали видеть, прежде всего, духовного сановника, администратора, а не руководителя жизни паствы по духу Евангелия, от него ждут резолюций, а не живого слова утешения и наставления[349].

Констатация отдаленности епископов от паствы привела одного из авторов статей того времени к утверждению, что «церковь в самом деле давным-давно управляется не епископами, а пресвитерами»[350] и потому «должна быть признана de facto пресвитерианской».

Ненормальность отношений между епископом и паствой осознавалась и архиереями – это становится очевидным при чтении их отзывов. Можно оставить в стороне отзывы Варшавской и Олонецкой консисторий, составленные без участия архиереев: в этих записках управление архиереев сопоставляется с деятельностью высших государственных чиновников, удаленных от подчиненных бумагами и формализмом строя[351]. Однако эти же мысли в более или менее развернутом виде мы находим в отзывах, составленных самими архиереями. В частности, преосвященный Волынский Антоний (Храповицкий), перед тем как указать, что организация какого-либо нового органа управления «еще более отдалит епископа от жизни паствы», подчеркивал:

И существующими административными учреждениями епископ должен пользоваться как можно меньше, а должен сам входить в отношение с обращающимися к нему письменно и устно лицами[352].

Митрополит Московский Владимир (Богоявленский) подчеркивал, что пастырство есть «главное и существенное служение епископа, как высшего пастыря, требующее значительного времени и напряжения духовно-нравственных сил». Указывая, что епископ не может отстраниться и от другой обязанности – управления, он сетовал: «Обстоятельства времени умножили производство дел по управлению церковному» настолько, что отнимают все время у епископа, превратив его в администратора «и тем отстранив его от живого общения с вверенною ему паствою»[353].

Не будем умножать цитаты. Проблему дистанции между архиереем, епархиальными учреждениями и паствой ставят, по нашим подсчетам, 34 из 64 епархиальных начальств, составивших отзывы. При этом затрагиваются различные аспекты темы: формализм отношений, бюрократичность епископского управления, незнание архиереем нужд епархии.

Но и среди тех архиереев, кто не ставил указанную проблему как таковую, форма предлагаемой ими постановки того или иного епархиального учреждения (как правило – съезда) подчеркнуто направлена на сближение епископа и паствы (клира и мирян) – здесь мы насчитали еще 14 епархиальных начальств. Лишь один архиерей полагал, что разговоры об административной загруженности епископа преувеличены[354].

О преувеличенности упреков в адрес архиереев (а также консисторий) в формализме и отдаленности от клира и мирян говорил во II отделе Предсоборного присутствия его председатель архиепископ Литовский Никандр (Молчанов). С другой стороны, здесь же раздавались голоса и о том, что есть необходимость в приближении епископа к пастве, что существует проблема формализма отношений[355]. II отдел Присутствия, в том числе – в конечном итоге – и архиепископ Никандр, выразил свое согласие скорее с последней точкой зрения. Действительно, отдел единогласно вынес постановления о желательности дробления епархий и о нежелательности практики перемещений, причем эти постановления аргументировались, прежде всего, необходимостью сблизить архиерея и паству[356]. Кроме того, семью голосами против трех отдел высказался, в случае невозможности дробления епархий, за введение института полусамостоятельных епископов[357], который также проектировался И. С. Бердниковым с целью сократить разрыв между епископом и паствой[358]. В общем собрании Присутствия эти вопросы рассмотрены не были.

Как было показано выше, в синодальный период канонические права епископа в епархии были, в определенной мере, попраны. Это касается, во-первых, перенесения в Синод ряда дел, решение которых, по канонам, является прерогативой архиерея. Во-вторых, это касается назначения секретаря консистории, которое осуществлялось помимо архиерея, так что фактически секретарь являлся скорее «оком» обер-прокурора, чем подчиненным архиерея.

В публицистических дискуссиях как первая, так и вторая проблема поднимались лишь в немногих статьях. В 1905 году первого вопроса частично касается небольшая заметка в «Санкт-Петербургских ведомостях», посвященная епархиальному управлению. Здесь подчеркивается, что соборность самоуправления Церкви уничтожена за счет перенесения власти в канцелярию высших чиновников. Таким образом, писали «Ведомости», «отношения епархиальных архиереев к центральной власти изменились»: ранее высшее церковное управление для архиерея «не было авторитетом, потому что он и сам считал себя причастным этому авторитету», а ныне Синод является безусловной властью над архиереем[359]. В «Христианском чтении» за 1906 год помещена статья, в которой проводится попытка подытожить работы Предсоборного присутствия. В частности, здесь указано, что власть епископа должна быть такой же, какая тогда была у Синода, но без права выносить решение о лишении сана, которое следует обсуждать на областном (митрополичьем) соборе[360]. В 1912 году к этому вопросу обратился «Церковный вестник». Редактируемый на тот год профессором Санкт-Петербургской академии, выдающимся византинистом И. И. Соколовым[361], «Вестник» разместил на своих страницах серию статей, посвященных преобразованию епархиального управления, автором которых был, вероятно, сам Соколов[362]. Одна из статей была целиком посвящена вопросу о том, что в XVIII веке в России архиереи были лишены некоторых канонических своих прав и путем закона были поставлены в необходимость подчиняться контролю центральной церковной власти и в таких своих делах, которые по самому существу являются согласными с каноническими нормами о пределах епископской власти.