Читать онлайн «Текстология Нового Завета. Рукописная традиция, возникновение искажений и реконструкция оригинала». Страница 63

Апология может стоять и за некоторыми изменениями в тексте Евангелий в тех местах, где Иисус, всезнающий Сын Бога, допускает фактическую ошибку, и изменение в тексте позволяет ее исправить. Возможно, в этом и состоит причина исключения проблематичного утверждения в Мк 2:26, гласящего, что Давид вошел в Храм, чтобы есть хлебы предложения, «при Авиафаре первосвященнике» (в то время как на самом деле в это время первосвященником был его отец Ахимелех, см. 1 Цар 21:1–7) и обещание Иисуса в Мк 14:62, обращенное к первосвященнику и гласящее, что тот не умрет, пока не увидит Сына Человеческого, «грядущего на облаках небесных» (тогда как на самом деле он умер задолго до этих событий). Оба пассажа были изменены переписчиками, возможно, чтобы читатель не подумал, что Иисус может ошибаться.

Пятая область включает в себя примеры того, как на переписчиков влияли интересы христианского аскетизма. Их воздействие было сравнительно слабым, но тем не менее заметным. Самый известный пример изменения, вызванного аскетической ориентацией переписчика[542] — это слова Иисуса ученикам, не сумевшим изгнать особенно трудного демона: «Сей род изгоняется только молитвой» (Мк 9:29). Многие рукописи добавляют к словам Иисуса одну важную деталь: «сей род изгоняется молитвой и постом». Так становится понятным, что аскетическая жизнь есть непременное условие для победы над сатанинскими силами выпущенного в наш мир зла.

Два других примера содержатся в чтениях, чье присутствие в наших сирийских свидетелях ранее объяснялось энкратическими тенденциями Татианова «Диатессарона». Первый появляется в Лк 2:36, где Синайская сирийская рукопись гласит, что пророчица Анна наслаждалась благами брачной жизни не «семь лет», а всего «семь дней». Второй пример, в той же рукописи, исключает быков и откормленных тельцов из меню брачного пира в Мф 22:4. О диете Иоанна Крестителя напоминает автор Евангелия Эвионитов — изменив одну букву и добавив другую, этот сторонник вегетарианской пищи накормил Крестителя медовыми лепешками в масле (ἐγκρίδες) вместо саранчи (ἀκρίδες)[543]. Писцы, менявшие таким образом текст, явно стремились к жизни, полной самоотречения.

Один из интереснейших сюжетов библеистики — это роль магии в ранней церкви. Далеко не все ученые, работающие в этой области, согласны друг с другом даже в наиболее фундаментальных вопросах — таких, как определение магии и религии или вопрос о том, в какой степени они могут быть четко отделены друг от друга[544]. Тем не менее в последние годы появилось довольно много творческих и проницательных работ, некоторые из которых исследуют роль магии в жизни Иисуса, другие — ее изображение в новозаветных повествованиях, третьи — ее популярность среди ранних христиан[545].

Примеров того, как магические раннехристианские практики меняли текст Нового Завета, либо крайне мало, либо не существует вовсе. Но из литературных источников IV и последующего веков, что сами по себе новозаветные рукописи использовались для нужд апотропической магии — например, их носили на шее или подкладывали под подушку для отгнания бесов[546]. Среди папирусов, обнаруженных и исследованных в последние 50 лет, есть те, что, вне всякого сомнения, использовались в качестве амулетов: они невелики по размеру, обычно представляют собой один сложенный лист, иногда к нему может быть привязан шнурок для ношения на шее. Содержание таких амулетов соответствует тому, ради которых их создавали — отпугивать бесов или излечивать от болезней; обычно это молитва «Отче наш» или рассказ об исцелении[547]. Христианские амулеты еще ждут своего исследователя[548].

Близко примыкает к амулетам и магии практика античного гадания, которой также посвящено немало интересных работ. В особенности это касается так называемых «Жребиев Астрампсиха» (Sortes Astrampsychi) и других из «Книги Судьбы»[549]. Об использовании гадания в раннем христианстве работ написано мало; возможно объясняется это недостатком свидетельств[550]. Но самый интересный источник по данной теме происходит из рукописной традиции Нового Завета.

Среди новозаветных рукописей (помимо тех, что рассмотрены выше  (см.)) заслуживают особого внимания несколько ранних греческих рукописей, содержащих Евангелие от Иоанна в форме ἑρμηνεῖα или гадательного приспособления. Переписчики, создавшие эти восемь папирусных или пергаменных текстов, датируемых временем от III или IV до VIII вв. (а именно, p55, p59, p63, p76, p80, 0145[551], 0210 и 2056)[552], следовали более или менее стандартной схеме. Текст на каждой странице не занимает всей ее площади. Под текстом написано слово ἑρμηνεῖα, расположенное посередине строки наподобие заголовка, за которым следует короткая или развернутая фраза. Что представляют собой эти «объяснения»?

Общее мнение, опиравшееся на наиболее очевидное понимание заголовка, гласило, что это какая-то разновидность комментария в его зачаточной форме. Однако при ближайшем рассмотрении скоро оказалось, что эти «комментарии» совершенно не имеют отношения к тексту, рядом с которым находятся. Чем же они могут быть? В поисках ответа на этот вопрос нужно обратить внимание на то, что эти так называемые «комментарии» близки по форме, а в ряде случаев и по смыслу, к 69 коротким апофтегмам, которые в Кодексе Безы (V в.) написаны по одной на нижнем поле каждой страницы в той его части, которая содержит Мк 1:1-10:22 (листы 285b-321a). Эти небрежно и криво нацарапанные почерком примерно ΙΧ-Χ века пометки начинаются словом ἑρμηνεῖα или его сокращением[553]. Фразам, найденным в восьми фрагментированных списках Ин, маргиналии на страницах 29lb — 293b Кодекса Безы весьма близки — «Жди большого чуда!», «Получишь от Бога радость!», «От скорби к радости!», «Случится через десять дней», «Найдешь, что ищешь» и т. д.

В античности и средневековье существовали пособия по технике гадания[554], некоторые из которых вполне близки упомянутым выше рукописям (в частности, тем, что используют вводное ἑρμηνεῖα). Это позволяет предположить, что поля Кодекса Безы и переписанный текст Евангелия от Иоанна использовались для дивинации (Sortes sanctorum), иными словами — для предсказания будущего[555]. Чтобы узнать судьбу выбирали какое-либо число (возможно, бросая жребий), а затем листали кодекс Евангелий до тех пор, пока не находили нужное предзнаменование, на которое указывало выпавшее число.

Очевидный вывод заключается в том, что некоторые христиане верили в особую магическую силу, которой обладали сами рукописи Нового Завета. Ими можно было пользоваться не только для нужд апотропической магии, но и для того, чтобы изменять или по меньшей мере, предсказывать судьбу. Свидетельство рукописей оказывается в данном случае уникальным — оно говорит о том, какую роль святые тексты играли в жизни простонародья, в то время как все прочие дошедшие до нас известия повествуют об образованной христианской элите. Впрочем, и этот сюжет раннехристианской истории еще только ждет своего исследователя.

Вероятно, наиболее простым критерием в оценке вариантных чтений, является правило «выбирай то чтение, которое лучше всего объясняет происхождение других». Мы следуем этому очевидному критерию, когда встречаемся с ошибками или «вариантными чтениями» в современных книгах. Например, два издания классического произведения Джона Беньяна «Путь паломника» (The Pilgrim’s Progress) отличаются друг от друга в описании истории о том, как Христианин нашел и использовал ключ, с помощью которого он бежал из Замка Сомнения. В одном из этих изданий можно прочитать, что «замок проворачивался отчаянно туго» («The lock went desperately hard»), в то время как в другом — «замок проворачивался чертовски туго» («The lock went damnable hard»). Какое из этих чтений было первоначальным, а какое — исправленным? Написал ли Беньян «отчаянно» («desperately»), а современный редактор по непонятным причинам заменил его на «чертовски» («damnable»)? Или Беньян написал «чертовски» («damnable»), используя это слово в его исходном значении — «подлежащий проклятию», и затем кто-то изменил это выражение, найдя его слишком грубым? Нет сомнений в том, какой из двух ответов верен[556].

Другой критерий, который мы инстинктивно признаем в качестве базового, состоит в том, что реконструкция истории вариантного чтения есть необходимое условие для формирования нашего представления о тексте. Например, в ранних выпусках полного второго издания словаря Webster’s New International Dictionary of the English Language (Springfield, MA, 1934) имеется статья: