Читать онлайн «Настольная книга атеиста». Страница 16

Вера в бога обрекает человека на покорность и смирение, побуждает возлагать надежды не на самого себя, а на иллюзорное сверхъестественное существо. Эта вера способствует беспомощности и разобщению людей, она антигуманистична. «Я убил бога за то, что он отделял меня от людей… Не потерплю, чтобы этот гигантский труп отравлял людскую дружбу», — говорит Сартр устами своего героя.

Религиозная вера и человеческая свобода исключает одна другую. Дарованная богом человеку свобода воли под вечным страхом греховности и наказания — сплошное лицемерие. Либо свобода, либо воздаяние — третьего не дано. Религиозная мораль, основанная на данных свыше заповедях, — прямое отрицание свободного выбора как источника нравственного деяния.

Казалось бы, перед нами решительный, непримиримый атеизм. Но как далек он от научного атеизма! Ведь вместе с божественным предопределением Сартр выбрасывает за борт своего мировоззрения естествен–ноисторическую закономерность, всякий детерминизм вообще. Свобода превращается в субъективно–волюнтаристский абсолют, отрицающий всякую причинную обусловленность и не связанный с познанием объективной необходимостиМораль, отвергающая всякие социальные нормы, категорическим императивом которой является: «будь самим собой», лишается объективных критериев и перерождается в этический нигилизм. Не случайно Сартру импонирует формула одного из героев Достоевского: «Если бога нет, значит, все дозволено».

Парадокс экзистенциалистского атеизма состоит в том, что ничем не обусловленный, произвольный, свободный выбор, требующий отрицания бога и разрыва с религией, вместе с тем не допускает никаких ограничений, не может исключить «выбора» бога, религиозного «ангажирования». И хотя, по словам Сартра, «бог мертв, это факт: а факт не подлежит дискуссии», экзистенциалистское отмежевание от научного атеизма превращает и веру и неверие в предмет произвольного и равноправного личного самоопределения.

Говоря о виднейших представителях современного немарксистского атеизма, нельзя не отметить активной антирелигиозной деятельности американского философа Корлисса Ламонта (род. в 1902 г.). «Натуралистический гуманизм», как Ламонт называет свою философскую позицию, в ряде существенных вопросов расходящуюся с марксизмом, все же, в отличие от воззрений Рассела и Сартра, тяготеет к материализму. Это придает его антирелигиозной аргументации большую обоснованность, прочность и убедительность.

Не случайно тема основного антирелигиозного произведения Ламонта бессмертие души. Это не только один из основных догматов христианства, но и ключ к религиозной психологии и морали. Ламонт опровергает догмат о бессмертии души во всеоружии современных научных знаний, полностью разрушающих самый фундамент религиозного верования. Он не довольствуется критикой традиционных вульгарных представлений о взаимодействии души и тела, а вскрывает несостоятельность более утонченных психофизических концепций, стремящихся оправдать дуализм души и тела. Приговор науки, осуждающий веру в бессмертие души и загробную жизнь, является окончательным и безапелляционным. «Вся эта книга, — пишет Ламонт о своей «Иллюзии бессмертия», — должна именно показать, что верить в бессмертие — значит растоптать разум».

Ламонт делает попытку выявить социальную функцию веры в посмертное воздаяние. Эта вера, по его словам, подрывает гуманистическое осознание ценности реальной земной жизни и необходимости ее совершенствования и преобразования. «Если бы люди, — пишет он, — осознали, что эта жизнь есть все, они были бы менее склонны примиряться с обычными несправедливостями и неразумными сторонами нынешнего существования и не оказывать им самого ожесточенного сопротивления». Вера в загробное воздаяние, реабилитируя бога за царящую на земле несправедливость, способствует примирению с этой несправедливостью в предвидении неземного блаженства.

В своей критике религии Ламонт все же не доходит до понимания классовых корней религии и ее роли в классовой борьбе, ограничиваясь расплывчатым гуманизмом и демократизмом. Признавая ценный вклад марксизма в понимание исторических процессов, он тем не менее не идет по пути исторического материализма, толкуя его упрощенно, схематически, как только лишь «экономический материализм». Доказывая в своей работе «Утверждение свободы и воли», что люди — не автоматы и не марионетки судьбы, управляемой волей провидения, резонно отвергая фаталистически понимаемый детерминизм, Ламонт неправомерно стирает грань, отделяющую механический детерминизм от марксистско–ленинского учения об исторической закономерности как диалектическом единстве необходимости и свободы.

При всем прогрессивном влиянии, оказываемом атеизмом Ламонта на общественное сознание, при всей решительности отрицания им какого бы то ни было сверхъестественного начала, он делает все же характерную для буржуазного либерализма формальную уступку традиционализму, когда допускает «переопределение» термина «религия», сохраняя его для обозначения преданности высоким идеалам.

Возникновение первого в истории научного мировоззрения диалектического и исторического материализма — привело к появлению подлинно научной формы атеизма как неотъемлемой черты мировоззрения пролетариата.

Возникновение новой формы атеизма было обусловлено социально–экономическими сдвигами, затронувшими наиболее развитые страны Европы. Быстрое развитие капитализма в первой половине XIX в., формирование промышленного пролетариата и развертывание его классовой борьбы означали, что на историческую арену вышел новый класс — класс рабочих, мировоззрением которого становится марксизм. Идеологи этого класса, подойдя с новых классовых позиций ко всему, что накопило человечество в философской, общественной и естественнонаучной мысли, выявив тем самым все ценное, созданное учеными и мыслителями прошлого, смогли создать мировоззрение нового типа, отличающееся от всех прошлых теорий своей научной обоснованностью.

Если социальной основой научного атеизма является рабочий класс, то теоретической его основой является диалектический и исторический материализм. Материалистическое понимание истории дало возможность Марксу и Энгельсу понять религию как своеобразную форму отражения бытия и объяснить ее возникновение и существование материальными условиями жизни общества.

Марксистский атеизм, впитавший в себя и творчески переработавший все ценное, что было создано атеистами прошлого, коренным образом отличается от всех других атеистических учений, как последовательное, строго научное учение.

Домарксистский атеизм видел свою задачу в том, чтобы объяснить религию из ее земной основы, ограничиваясь, таким образом, лишь критикой религии. Марксистский атеизм видит свою задачу не в том, чтобы просто еще раз подвергнуть религию критике, а в том, чтобы революционным путем преобразовать земную жизнь, создать общество, в котором существование религии станет излишним.

Марксистский атеизм является революционным. Он неразрывно связан с революционным движением рабочего класса, с целями и перспективами пролетарской революции.

Марксистский атеизм представляет собой конкретную программу практической деятельности рабочего класса, его партии и государства, а не собрание благих пожеланий, которыми ограничивались атеисты прошлого.

В противоположность предшествующему атеизму, являвшемуся достоянием узкого круга образованных людей, марксистский атеизм обращен к трудящимся и эксплуатируемым и не случайно становится наиболее массовым мировоззрением.

Научный подход к религии дал возможность основоположникам марксизма выяснить действительные причины возникновения религии и пути ее преодоления.

Атеистическая направленность характерна уже для ранних работ Маркса и Энгельса. Конечно, ранние произведения основоположников марксизма следует рассматривать не как изложение взглядов пролетарского атеизма, а только как путь к нему, который вел от атеизма революционно–демократического к атеизму пролетарскому.

Важным этапом в становлении марксистского атеизма явились такие произведения К. Маркса, как «К еврейскому вопросу» (1843) и «К критике гегелевской философии права. Введение» (1843–1844), опубликованные в «Немецко–французских ежегодниках».

В статье «К еврейскому вопросу» Маркс выступает против утверждения младогегельянца Бруно Бауэра о том, что эмансипация евреев, как и всякого другого народа, есть в первую очередь ликвидация религии. Маркс утверждает, что источником социального гнета является не религия, а материальные условия, сложившиеся в обществе. Маркс доказывает, что в условиях современного ему общества политическая эмансипация практически реализуется в праве частной собственности, в то время как для освобождения человека необходимо ее уничтожение. Таким образом, вопрос о преодолении религии впервые поставлен в прямую связь с коренным преобразованием общественного строя.