Читать онлайн «Библейские пророки и библейские пророчества». Страница 61

Но если верно, что Книга Даниила является от начала до конца «подлогом», то это вовсе не означает, что истинный автор выдумал ее целиком «из головы». Как раз наоборот. В известном смысле можно утверждать, что автор проявил очень мало творческой самостоятельности. Библейская критика обнаружила, что большинство сюжетов, образов и идей книги явно заимствованы из разных источников, прежде всего, конечно, из ветхозаветных произведений, но помимо этого в ней обнаружены заимствования из народных преданий и мифов разных народов.

Начнем с образа Даниила. Можно понять, как автор пришел к мысли сделать главным персонажем своей книги благочестивого и мудрого иудея, жившего в Вавилонии в эпоху плена. Ему, автору, важно было поставить своего героя в ситуацию, сходную с той, в которой оказались правоверные евреи во времена Антиоха Епифана: языческий царь задумал искоренить религию Яхве, чтущие бога подвергаются жестоким мучениям, но не изменяют вере отцов и т. д. Но в самой Палестине, насколько известно, до Антиоха Епифана культ Яхве ни разу не подвергался подобному гонению. Автору показалась самой подходящей обстановка вавилонского пленения. Правда, нет никаких данных о том, что евреев во время их пребывания в Вавилонии преследовали за веру. Но автора это не остановило.

Тут он мог свободно пустить в ход свою фантазию. Так, по образцу эдикта Антиоха IV Епифана о введении общегосударственного культа Зевса Олимпийского и самого царя он выдумал сразу два сходных указа, которые приписал один Навуходоносору (глава 3), а второй — Дарию I (глава 6). Между тем в исторических источниках об этих указах нет ни единого упоминания. Зато содержащиеся в книге повествования о том, как Даниил и три его товарища, несмотря на все принуждения, отказались от нечистой пищи, как они за свою преданность Яхве и отказ поклониться идолу были ввергнуты в огненную печь, а Даниил — в ров со львами, несомненно, навеяны картинами жестоких расправ с правоверными иудеями, которые автор мог сам наблюдать в период гонений Антиоха.

Можно также считать установленным, откуда автор Книги Даниила взял образ и имя Даниила. Решив отнести своего героя к эпохе вавилонского плена, автор, естественно, должен был обратиться к известной ему литературе об этом времени. И вот в Книгах Ездры и Неемии он обнаружил целые списки имен иудеев, вернувшихся из Вавилонии на родину. Есть среди них и имена Даниил (Езд. 8:2), Азария (Неем. 10:2), Анан (Неем. 10:26), Мисаил (Неем. 8:4). Мы не знаем, почему автор выбрал последние три имени, но имя Даниил должно было особенно привлечь его внимание.

Как уже упоминалось, среди клинописных надписей, обнаруженных при раскопках Угарита, была обнаружена целая поэма, посвященная легендарному герою Даниилу, который представлен в ней как воплощение мудрости и правосудия: «Он садится под великолепными деревьями и защищает дело вдовы и восстанавливает права сироты». По-видимому, и среди иудеев вокруг этого имени существовал свой круг легенд и преданий. Пророк Иезекииль в одном из своих пророчеств упоминает имя Даниила наряду с именами двух других вавиведников и мудрецов, Иова и Ноя (14:14, 20), причем из контекста ясно, что, называя это имя, Иезекииль имел в виду отнюдь не какого-то современного ему мудреца, а лицо, по его представлениям, жившее так же, как Иов и Ной, в незапамятной древности, и столь же, как они, известное в народной традиции. Может быть, не случайно в главе 13 Книги Даниила в рассказе о Сусанне и старцах Даниил выступает как раз в роли мудрого судьи. С именем Даниил у древних евреев были, очевидно, связаны какие-то легенды о древнем очень мудром и очень благочестивом человеке, и автор Книги Даниила решил эти ассоциации использовать.

А удивительная история о том, как царь Навуходоносор на семь лет был отлучен от людей и «ел траву, как вол, и орошалось тело его росою небесною, так что волосы у него выросли, как у льва, а когти у него — как у птицы» (4:30), — откуда это взял автор Книги Даниила? Рассказ, конечно, целиком фантастичен, ни у древних историков, ни в вавилонских клинописных надписях нет ни единого упоминания о временном безумии Навуходоносора. Но у греческого историка II в. до н. э. Абидена есть сообщение о том, что живший еще ранее (в IV в. до н. э.) тоже греческий историк Мегасфен слышал от вавилонян такое предание: однажды царь Навуходоносор был вдохновлен неким богом и громко воскликнул: «О! вавилоняне, я Навуходоносор, говорю вам: приближающееся несчастье близко… придет некий перс, который возьмет в плен ваших богов и вам принесет рабство… О если бы его поглотила Харибда или море или если бы он удалился в пустыню, где нет городов и не приходят люди, где дикие звери ищут пропитания и пролетают птицы…» И едва только произнес он эти слова, как внезапно исчез с глаз человеческих. Из рассказа видно, что уже в IV–III вв. имя Навуходоносора было окружено туманом легенд и преданий, что ему приписывали способность провозвещать будущее и, кроме того, что существовала легенда о его таинственном и загадочном исчезновении. Возможно, иудейский автор Книги Даниила был знаком с этим вавилонским преданием и оно навело его на мысль создать свой рассказ, в котором он, в соответствии со своим общим замыслом, задумал еще раз показать ничтожность и бессилие надменных земных владык перед лицом Яхве и в то же время еще раз прославить пророческие способности Даниила. В его рассказе и оказалось все перевернутым с ног на голову. Даром прорицания будущего автор наградил не Навуходоносора, а Даниила, которого вдохновил не «некий» бог, а Яхве. А Навуходоносора он заставил пережить то, что в вавилонском предании тот желал своему врагу.

Вполне вероятно, что в рассказе о безумии, насланном Яхве на Навуходоносора, содержится и более прямой намек непосредственно на Антиоха IV Последний, как известно, присвоил себе сакральное имя Епифан — явленный бог. Можно себе представить, как раздражало это благочестивых иудеев, и, видимо, не только их. Полибий сообщает, что и сами греки в насмешку над тщеславным и сумасбродным царем называли его вместо «Епифан» по созвучию «Епиман», т. е. «безумец».

Утешая гонимых и страдающих за веру Яхве, автор Книги Даниила предсказывал, что в «конце дней» бог вручит царство и власть во всей поднебесной «народу святых всевышнего, которого царство — царство вечное, и все властители будут служить и повиноваться ему» (7:27). Мы уже знаем, что подобные блестящие перспективы будущего Израиля рисовали перед своими слушателями и читателями еще древние пророки. Но в Книге Даниила мы впервые встречаемся с идеей о том, что в этом «царстве святых» примут участие также принявшие смерть за веру Яхве, «разумные… и обратившие многих к праведности» (в СП — к правде) (12:3). Автор Книги Даниила был, может быть, первым иудейским теологом, который письменно высказал в иудейской религиозной литературе эту идею — о воскресении мертвых и посмертном воздаянии. Причем знаменательно, что в ней еще не мыслится всеобщего воскресения: «многие из спящих в прахе земли пробудятся» — не все, а только «многие», либо те, кто своей выдающейся праведностью заслужили и награды и «жизнь вечную», либо те, кто за нечестие будут обречены на «вечное поругание и посрамление» (12:2). Это явно ранняя фаза в становлении идеи о воскресении мертвых, и в ней, несомненно, в своеобразной мистической форме отразилась поляризация в религиозной жизни иудейского народа тех лет и все ожесточение борьбы между «чтущими Яхве» и «отступниками от завета» — эллинистами.

Во всяком случае, идея о воскресении мертвых была, несомненно, важной ступенью в развитии религиозных представлений иудаизма, и прежде всего новым и важным вкладом в теодицею Яхве.

Если обещание «вечной власти и царства» для пострадавшего, но устоявшего в вере Яхве «народа святых» было очередным оправданием Яхве перед народом Израиля в целом, то учение о воскресении мертвых и воздаянии после смерти по заслугам оправдывало бога перед каждым отдельным страдающим за веру иудеем: Яхве воздаст по заслугам и праведному и нечестивцу, пусть после смерти. Праведный после смерти будет жить в «царстве святых». Примем во внимание, что это грядущее «царство святых» мыслится не где-то на небе, а на земле, под небесами (7:27). Надо полагать, что воскресение мертвых и первые пропагандисты этого учения и первые слушатели их представляли себе вполне «реалистически»: покойники восстанут «из праха земли» в своем земном, плотском облике.

Можно сказать, что Книга Даниила была последним словом ветхозаветной теодицеи. Следующее слово в оправдание бога сказало христианство.

Как известно, самые поздние из числа пророков, чьи сочинения вошли в Ветхий завет под их, пророков, собственными именами, Аггей и Захария, жили в V в. до н. э. А двумя столетиями позже в иудаизме III–II вв. уже сложилось вполне определенное убеждение, что время пророков и чудес миновало. Автор относящегося к этому времени псалма 73 скорбно констатирует: «Знамений наших мы не видим, нет уже пророка, и нет с нами, кто знал бы, доколе это будет». И в эти же времена, во всяком случае не позже III в. до н. э., иудейские богословы произвели своеобразную «чистку», отобрав среди множества накопившихся за века старых пророческих сочинений те, которые, по их мнению, были наиболее достойны этого, т. е. наиболее соответствовали утвердившейся к этому времени ортодоксальной догматике. Таким образом, к началу II в. в основном сложился и так называемый «канон пророков», т. е. набор пророческих книг, которые были признаны священными писаниями. Это, однако, вовсе не значит, что отныне сочинение «пророчеств» прекратилось. Скорее наоборот.