Читать онлайн «Битва за Бога: История фундаментализма». Страница 91

Как видим, для эффективной мобилизации необходима идеология, четко обозначающая противника. В 1960–1970-х идеологи протестантского фундаментализма избрали врагом «светский гуманизм». В отличие от исламистов и кукистов, которые могли ополчиться на светскую культуру «Запада», американским протестантам, как пылким патриотам, эта легкая мишень не подходила. Им приходилось бороться с «внутренним врагом». С годами термин «светский гуманизм» разросся до размеров бездонного мешка, к которому фундаменталисты относили любые неприемлемые для них ценности или убеждения. Вот, например, как определял светский гуманизм фундаменталистский «Просемейный форум»:

«Отрицает божественность Господа, богодухновенность Библии и божественное происхождение Иисуса Христа.

Отрицает существование души, загробную жизнь, спасение и рай, проклятие и ад.

Отрицает библейскую историю творения.

Полагает, что не существует абсолютных ценностей, добра и зла, что моральные ценности имеют независимый, ситуационный характер. Делай что хочешь, „лишь бы не вредить другим“.

Выступает за отмену определенных мужчине и женщине ролей.

Выступает за свободу сексуальных отношений при обоюдном согласии сторон независимо от возраста – включая добрачные половые связи, гомосексуализм, лесбийские связи и инцест.

Признает право на аборты, эвтаназию и самоубийство.

Выступает за равное распределение государственных богатств с целью снижения уровня бедности и обеспечения равенства.

Выступает за контроль над окружающей средой и энергоресурсами, а также за ограничение энергопотребления.

Препятствует воспитанию американского патриотизма, выступает за свободное предпринимательство, разоружение и создание всемирного социалистического правительства»[685].

Этот список, составленный, видимо, по первому и второму Манифестам Американского гуманистического общества (1933 и 1973), пользовавшегося весьма слабым влиянием, тем не менее можно считать достаточно точным отражением либеральных установок, сложившихся в 1960-х.

Однако, как водится у идеологов, этот список одновременно представлял собой карикатуру и слишком упрощенное видение либерализма. Не все либералы, мечтающие о равноправии полов и равном распределении богатств, принадлежат к атеистам. Либералы, ратующие за права геев, никогда не одобрят инцест. Ни один либерал не согласится, что «нет ни добра, ни зла», просто они считают, что необходимо пересмотреть устаревшие моральные устои. Желание сплотить прежде враждующие государства посредством таких организаций, как Европейский союз и ООН, ни в коем случае не означает стремления к созданию «всемирного социалистического правительства». Однако этот список наглядно демонстрирует, какие ценности, являющиеся для многих либеральных христиан и секуляристов самоочевидно положительными (например, забота о бедных или об окружающей среде), фундаменталисты сочли безоговорочным злом. Судя по всему, в этот период Соединенные Штаты, как и Иран с Израилем, тоже раскололись на «две нации». Современное общество разделилось на два противоположных лагеря, представителям которых становилось все труднее понять друг друга, а поскольку субкультуры оставались обособленными и сепаратистскими, большинство, возможно, даже не подозревало о назревающей проблеме.

Однако протестантские фундаменталисты не считали свое определение светского гуманизма карикатурой. Они видели в светском гуманизме конкурирующую религию, со своей доктриной, своими целями и специфической организацией. В этом убеждении их поддерживали примечания к решению Верховного суда по делу Торкасо против Уоткинса (1961), где «светский гуманизм» фигурировал в списке мировых религий, «не проповедующих традиционную веру в существование Бога», наряду с буддизмом, даосизмом и движением «Этическая культура»[686]. Впоследствии фундаменталисты будут ссылаться на этот перечень, доказывая, что принципы и ценности «светского гуманизма», исповедуемые правительством и законодателями, должны изгоняться из общественной жизни не менее активно, чем проявления консервативного протестантизма.

Было бы, таким образом, ошибкой считать озабоченность фундаменталистов светским гуманизмом намеренной уловкой или хитроумным искажением фактов, призванным дискредитировать либеральные взгляды. Термин «светский гуманизм» и все, что за ним скрывалось, вызывал у фундаменталистов животный страх. Они видели в нем заговор сил зла, который Тим Ла-Хэй, один из ведущих и наиболее плодовитых идеологов фундаментализма, назвал «антиамериканским, богопротивным, аморальным и развращающим». Внедрение принципов светского гуманизма вменялось в вину достаточно узкому кругу, контролирующему – с целью «уничтожить христианство и американскую семью» – правительство, государственные школы и телевизионные сети[687]. Среди сенаторов, конгрессменов и кабинет-министров к гуманистам принадлежали 600 человек, еще 275 000 состояли в Американском союзе защиты гражданских свобод. «Гуманистическими» считалась также Национальная организация женщин США, профсоюзы, фонды Карнеги, Форда и Рокфеллера, а также все колледжи и университеты. Приверженцами светского гуманизма была половина законодателей[688]. Американская республика, основанная на библейских принципах, стала светским государством, и эту катастрофу Джон Уайтхед (ректор консервативного Института Резерфорда) объяснял вопиюще неправильным пониманием Первой поправки. Воздвигнутая Джефферсоном «разделительная стена» была призвана, по мнению Уайтхеда, защитить религию от государства, а не наоборот[689]. А теперь гуманистические законодатели превратили государство в объект поклонения. «Государство считается светским, – утверждал Уайтхед, – однако на самом деле оно религиозно, поскольку его „конечная цель“ – это увековечивание самого государства». Таким образом, светский гуманизм представал бунтом против Бога как верховной власти, а поклонение государству – идолопоклонством[690].

Этот заговор охватил не только американское общество, он подчинил себе весь мир. Писательница-фундаменталистка Пэт Брукс полагала, что светские гуманисты «объединяются в огромную тайную сеть», которая «стремительно приближается к своей цели – установлению „нового мирового порядка“, разветвленного мирового правительства, которое поработит весь мир»[691]. Как и другие фундаменталисты, Брукс считала врага вездесущим и неустанно преследующим свою цель с незапамятных времен. Она видела его руку в Советском Союзе, на Уолл-стрит, в сионизме, в Международном валютном фонде, во Всемирном банке и Федеральной резервной системе. В клику стоящих за этим международным заговором входили Ротшильды, Рокфеллеры, Киссинджер, Бжезинский, иранский шах и Омар Торрихос, бывший панамский диктатор[692]. Страх в отношении светского гуманизма был таким же иррациональным и неуправляемым, как и другие уже рассмотренные паранойяльные фантазии, и проистекал из уже знакомой нам боязни уничтожения. Общество модерна в целом и американское в частности виделись протестантским фундаменталистам таким же порождением Сатаны, как любому исламисту. Например, с точки зрения Фрэнки Шеффера, Запад стоял на пороге «электронного мракобесия, когда новые языческие орды, получив в свое распоряжение всю полноту технологической мощи, сотрут с лица земли последние оплоты цивилизации. Впереди темнота. Берега христианского Запада остались позади, вокруг простирается лишь бесконечное темное бурное море отчаяния… если мы не будем бороться»[693]. Как и иудейские и мусульманские фундаменталисты, американские протестанты тоже чувствовали, что их загнали в угол, и, чтобы выжить, необходимо дать отпор.

Как и современный джахилистский город в описании Сайида Кутба, который ни за что не узнали бы либеральные мусульмане, Америка в представлениях протестантских фундаменталистов сильно отличалась от того, что наблюдали вокруг либералы. Фундаменталисты, считавшие Соединенные Штаты владениями Господа, не разделяли ценности, превозносимые другими американцами. Рассуждая об американской истории, почти все они оглядывались с ностальгией на пуританских отцов-пилигримов, однако восхваляли в них наименее привлекательные для либералов особенности. Какое общество пытались построить в Новой Англии пуритане, спрашивал Рас Уолтон, основатель Плимутрокского фонда. «Демократию? Ни за что в жизни! Первые американцы не приносили в Новый Свет ничего подобного», – с одобрением отмечал он[694]. До свободы пуританам тоже не было дела, их больше интересовало «правильное управление церковью и государством», которое «наставит остальных на путь истинный»[695]. Американская революция тоже не рассматривалась как «демократическая». Протестантские фундаменталисты относились к демократии с таким же подозрением, как и евреи с мусульманами, и по тем же причинам. Отцов-основателей, по мнению Пэта Робертсона, вдохновляли кальвинистские, библейские идеалы, и именно поэтому Американская революция пошла другим путем, нежели французская и российская. Ее деятели не собирались связываться с народным правлением, они хотели основать республику, в которой воля большинства и все эгалитарные наклонности будут регулироваться библейским законом[696]. Отцы-основатели точно не желали «чистой, прямой демократии, в которой большинство будет творить что заблагорассудится»[697]. Американских фундаменталистов не меньше мусульманских возмущала идея правительства, проводящего собственные законы: конституция «не вправе творить законы, отличные от верховного [божественного], она должна лишь исполнять основополагающий закон в том виде, в котором человек способен его воспринять»[698].