Читать онлайн «Женская психология». Страница 51

чении Эдипова комплекса. Вначале его существование и общий смысл были отчетливо увидены при неврозе. Это знание обострило наблюдательность психоаналитиков, так что они стали различать и более слабые указания на Эдипов комплекс. Затем было выведено заключение, что это универсальное явление, которое только заметнее у невротических личностей. Этот вывод остается достаточно спорным 6, так как этнологические исследования показали, что специфическая картина, обозначаемая термином «Эдипов комплекс», возможно, и не существует в широком диапазоне культурных условий 7. Нужно, таким образом, сузить данное предположение до утверждения, что этот особый эмоциональный узор отношений между родителями и ребенком возникает только при определенных культурных условиях. При исследовании женского мазохизма был использован тот же принцип. Дейч и Радо были поражены частотой, с которой они обнаруживали мазохистскую концепцию женской роли у женщин–невротиков. Я думаю, что любой аналитик может провести те же или даже более точные наблюдения с помощью метода Дейч и Радо. Проявления мазохизма у женщин теперь легко обнаруживают в результате наблюдения даже там, где они в ином случае могли бы пройти незамеченными: в социальных столкновениях женщин (полностью вне сферы психоаналитической практики); в изображении женского характера в литературе; при изучении женщин, придерживающихся каких–либо чуждых нам обычаев, например русских крестьянок, которые, по национальной поговорке, не чувствуют, что муж их любит, если он их не бьет. Перед лицом таких свидетельств психоаналитик приходит к выводу, что он столкнулся со всеобщим явлением, действующим на психоаналитической основе с постоянством закона природы. Односторонность или позитивная ошибка в результатах происходит нередко из–за пренебрежения культурными и социальными условиями, в частности — из–за исключения из общей феноменологии женщин, живущих в иной цивилизации с иными традициями. На русскую патриархальную крестьянку при царском режиме постоянно ссылаются в спорах, чтобы доказать как глубоко врос мазохизм в женскую натуру. Однако эта крестьянка в наши дни превратилась в напористую советскую женщину, которая несомненно удивится, если о побоях заговорят как о признании в любви. Изменения же произошли в культуре, а не в личности женщин. Вообще говоря, где бы ни возникал вопрос о частоте явления, он подразумевает социологические аспекты проблемы. Отказ психоаналитиков заниматься ими еще не исключает их существования. Отсутствие социологического подхода может привести к неверной оценке значимости анатомических различий и превращению их в причину явления, которое на самом деле частично или даже полностью обусловлено социально. Я думаю, что только синтез обоих условий позволит нам получить полное представление о природе явления. Для социологического и этнологического подхода были бы уместны следующие вопросы.

1. С какой частотой встречается мазохистская установка по отношению к женским сексуальным функциям в различных социальных и культурных условиях?

2. С какой частотой по сравнению с мужчинами встречается мазохистская установка или проявления мазохизма в различных социальных и культурных условиях? Если оба исследования покажут, что мазохистская концепция женской роли и решительный перевес общемазохистских явлений у женщин по сравнению с мужчинами имеют место при любых социальных и культурных условиях, тогда и только тогда будет оправдан дальнейший поиск психологических причин такого положения вещей. Если же такой вездесущий женский мазохизм не обнаружится, то от социолого–этнологических исследований хотелось бы получить ответы на последующие вопросы.

1. При каких особых социальных условиях мазохизм чаще связан с женскими сексуальными функциями?

2. При каких особых социальных условиях общемазохист–ская установка чаще встречается у женщин, чем у мужчин? Задача психоанализа в таком исследовании — вооружить антропологов психологическими данными. За исключением перверсий и фантазий при мастурбации, мазохистские наклонности и их удовлетворение бессознательны. Антрополог не может их исследовать. Ему нужны критерии, с помощью которых он может идентифицировать и наблюдать внешние проявления, которые с высокой вероятностью указывали бы на существование мазохистских влечений. По вопросу, касающемуся связи мазохизма с женскими сексуальными функциями, предоставить эти данные сравнительно просто. На базе психоаналитического опыта вполне резонно предположить мазохистские тенденции: — при высокой распространенности функциональных менструальных расстройств, таких как дисменорея и меноррагия; — при высокой распространенности психогенных нарушений при беременности и родах, таких как страх деторождения, беспокойство о нем, боли или применение искусственных средств, чтобы избежать боли; — при высокой распространенности негативной установки по отношению к половой жизни, подразумевающей, что это унижение достоинства женщины, ее эксплуатация. Эти указания не надо принимать как безусловные, а скорее с двумя оговорками.

1. Кажется, стало уже обычным в психоанализе полагать, что боль, страдание или страх перед страданием обусловлены мазохистскими влечениями или имеют результатом мазохист–ское удовлетворение. Поэтому я считаю необходимым отметить, что такое предположение все еще требует доказательств. Ф. Александер, например, предполагает, что люди, карабкающиеся по горам с тяжеленными рюкзаками — мазохисты, особенно если есть автомобиль или железная дорога, которые гораздо легче доставят их на вершину. Может, это и так, но чаще причины таскать тяжелые рюкзаки самые прозаические.

2. Страдание или даже причинение себе боли у первобытных племен может быть выражением магического мышления, предназначенным для отвращения опасности и может не иметь ничего общего с индивидуальным мазохизмом. Следовательно, подобные данные можно интерпретировать только на базе достоверных знаний о полном содержании племенной истории. Задача психоанализа по вопросу, относительно данных, указывающих на общую мазохистскую установку, гораздо труднее, потому что понимание явления в целом еще ограничено. Фактически, оно еще не продвинулось дальше утверждения Фрейда, что мазохизм как–то связан с сексуальностью и нравственностью. Остаются открытыми вопросы: является ли мазохизм преимущественно сексуальным явлением, распространяющимся на сферу нравственности, или нравственным явлением, распространяющимся на сферу сексуальности? Являются ли нравственный и сексуальный мазохизм двумя отдельными процессами или только двумя видами проявлений одного процесса? А может быть, мазохизм — это собирательное название ряда очень сложных явлений? Считается оправданным применение этого термина к широкому ряду внешних проявлений, потому что все они обладают общими чертами: склонностью к содержащим страдание фантазиям и сновидениям на тему страдания; к подстраиванию в реальности ситуаций, включающих страдание, или склонность чувствовать страдание в ситуации, не имеющей такого содержания для среднего человека. Страдание может быть и физическим, и психическим. В нем достигается некое удовлетворение или облегчение, и поэтому к нему стремятся. Удовлетворение или облегчение может быть сознательным или бессознательным, сексуальным или несексуальным. Несексуальное назначение страдания может быть самое разное — это избавление от страха, искупление грехов, добывание позволения вновь согрешить, стратегия достижения цели, недостижимой иным путем, непрямые формы враждебности. Осознание широты спектра мазохистских явлений больше ставит в тупик и вызывает желание поспорить, чем ободряет, и эти общие утверждения, конечно же, мало чем могут помочь антропологам. В их распоряжении, однако, будут более конкретные данные, если отбросить в сторону все научные тревоги об условиях и функциях и сделать базой для исследования антропологов только те видимые установки, которые наблюдаются у пациентов с отчетливыми и разнообразными мазохистскими наклонностями, проявляющимися в пределах психоаналитической ситуации. Для этой цели может пригодиться простое перечисление таких установок без подробного исследования индивидуальных условий, их породивших. Излишне говорить, что не все мазохистские наклонности одновременно присутствуют у каждого пациента, однако синдром в целом столь типичен (как признает каждый психоаналитик), что если некоторые из этих черт видны в начале лечения, можно уверенно предсказать картину в целом, хотя детали могут быть различными. Детали имеют отношение к последствиям явления, к удельному весу мазохистских черт и к особенностям формы и силы защиты, выстраиваемой личностью против своих мазохистских наклонностей. Давайте рассмотрим, какие данные доступны для наблюдения у пациентов с мазохистскими наклонностями. Основные черты структуры их личности, как я их вижу, примерно таковы. Существует несколько путей, которыми можно найти успокоение от глубокого страха. Самоотречение — один путь; запрет — другой; отрицание страха и оптимизм — третий путь; и так далее. Быть любимым — особый путь успокоить свой страх, используемый мазохистской личностью. Поскольку такой человек испытывает относительно беспредметную тревогу, он нуждается в постоянных знаках внимания и симпатии, а так как он никогда не верит в эти знаки дольше минуты, то его нужда в любви и дружбе ненасытна. Он, вообще говоря, очень эмоционален в отношениях с людьми, легко привязывается к людям, потому что ждет от них необходимого ему избавления от страха, и легко разочаровывается в людях, потому что никогда не получает и не может получить от них ожидаемого. Ожидание или иллюзия «великой любви» часто играет важную роль в его жизни. Так как сексуальность — самый банальный путь к добыванию любви, он склонен переоценивать ее и держится за иллюзию, что в сексуальности — решение всех проблем в жизни. Насколько он сознает свое отношение к сексуальности или насколько легко он устанавливает сексуальные отношения, зависит от его запретов на этот счет. Если у него были сексуальные отношения или попытки их создать, то его история полна «несчастных лю–бовной», его бросали, разочаровывали, унижали и плохо с ним обращались. Во внесексуальных отношениях проявляются те же тенденции: от беспомощности, действительной или придуманной, от самопожертвования и смирения до роли мученика, до унижений, реальных или вымышленных, до оскорблений и эксплуатации. В то время, как сам он считает, что он и вправду бестолочь, или что жизнь и впрямь жестока, в психоаналитической ситуации мы видим, что это не факты, а лишь проявления упорной склонности видеть все именно таким образом. Эта склонность, более того, разоблачается в психоаналитической ситуации как бессознательная установка, мотивирующая его провоцировать нападения, чувствовать себя погубленным, опозоренным, разоренным, униженным без всяких реальных причин. Так как дружба и доброе отношение других людей жизненно важны для него, он легко становится чрезвычайно зависимым и эта сверхзависимость ясно видна также в его отношении к психоаналитику. Причина, по которой он никогда не верит никакому реально хорошему к себе отношению (несмотря на то, что он держится за него, но не как за хорошее отношение, а как за страстно желаемое избавление от страха), состоит в его сильно заниженной самооценке; он чувствует себя ничтожным, абсолютно нелюбимым и не стоящим любви. С другой стороны, именно этот недостаток уверенности в себе заставляет его считать, что взывать к жалости и выставлять напоказ свою ничтожность, слабость и страдание — это единственное для него средство завоевать необходимую ему симпатию. Легко видеть, что снижение его самооценки укоренено в параличе того, что может быть названо «адекватной агрессивностью». Под этим я подразумеваю способность к работе, включающую следующие атрибуты: инициативу, приложение усилий, доведение дела до конца, достижение успехов, настаивание на своих правах, умение постоять за себя, формирование и выражение собственных взглядов, осознание своих целей и способность планировать в соответствии с ними свою жизнь. У мазохистской личности обычно в связи с этим имеются разнообразные запреты, возникающие в целом из–за чувства своей незащищенности или даже беспомощности в жизненной борьбе, и объясняющие последующую зависимость от других людей и предрасположенность искать у них поддержки или помощи. Психоанализ раскрывает наклонность к отказу от любого соревнования как доступную наблюдению причину их неуверенности в себе. Их запреты, таким образом, являются результатом усилий поставить препятствие самим себе, чтобы избежать риска соревнования. Враждебные чувства, неизбежно возникающие на основе таких саморазрушительных наклонностей, также не могут быть выражены свободно, потому что угрожают возможности избавиться от страха, связанной с тем, чтобы быть любимым, главного источника спасения от тревоги. Слабость и страдание, уже выполняющие множество функций, здесь, таким образом, служат еще и для косвенного выражения враждебности. Мы рискуем совершить грубую ошибку, предлагая подвергнуть антропологическому исследованию этот синдром через доступные наблюдению психологические установки. Мазохистская установка не всегда проявляется как таковая, потому что она часто маскируется защитой и показывается на свет только после того, как защита снята. Так как анализ этой защиты несомненно выходит за рамки возможностей антропологического исследования, за ее проявления будет принято то, чем она выражается внешне (примут за «чистую монету»), и в результате такие случаи мазохистской установки неизбежно ускользнут от наблюдения. Чтобы избежать ошибки, исследуя только доступную наблюдению мазохистскую установку, безотносительно ее глубинной мотивации, я предлагаю антропологам искать ответы на следующие вопросы: при каких социальных или культурных условиях мы чаще обнаруживаем у женщины, чем у мужчин: — проявление запретов на прямое выражение требования ли агрессии; отношение к себе, как к существу слабому, беспомощному или ничтожному и неявное или явное требование за это внимания к себе и особых преимуществ; — эмоциональную зависимость от противоположного пола; — проявление наклонностей к самопожертвованию, смирению; ощущению, что тобой пользуются, эксплуатируют; перекладывание ответственности на противоположный пол; — использование слабости и беззащитности как средства привлечения и подчинения себе противоположного пола 9. Помимо этих формулировок, которые являются прямым обобщением опыта работы психоаналитиков с женщинами–мазохистками, я могу предложить некоторые обобщения причин, располагающих женщин к мазохизму. Распространенности мазохизма следует ожидать в культурной среде, где действуют один или более следующих факторов: