Читать онлайн «Лекции по психоаналитической психиатрии». Страница 19

Это поведение девочки убедило мать, что ребенок нормален. Я, конечно, должен был объяснить, что означает эксперимент. Мать удовлетворилась полученным доказательством, что ребенок хорошо ориентируется в окружении и легко замечает малейшие изменения в нем. Я объяснил, что каждое животное, чтобы выжить, должно знать свое окружение. Если за время отсутствия в жилище происходят изменения, они по возвращении немедленно замечаются. В цивилизованном обществе в этом нет необходимости, но жизнь ребенка все еще близка к природе. Каждому здоровому животному изначально свойственно любопытство, и при его ослаблении животное оказывается в большой опасности. Любознательность обеспечивает безопасность, и Салли обладала этим необходимым качеством. Я рассказал клиентке, что примитивные люди, подобно животным и детям, редко покидают собственную территорию вследствие угрозы их жизни. Способом самоубийства в Новой Гвинее является вторжение в водное пространство, не принадлежащее клану. Туземца, совершившего это, немедленно убивают. Фактически все примитивные люди не доверяют внешнему миру. В течение длительного времени мы хорошо защищены цивилизацией и не используем природные свойства наших чувств. Но у ребенка, подобно животному, острота чувств все еще сохраняется. Салли насторожилась, когда впервые увидела меня. Такая реакция совершенно естественна. Вскоре, однако, она заключила, что я безопасен, так как заметила благожелательные взаимоотношения между мной и матерью.

Короче говоря, мой диагноз основывался на проявлении у ребенка инстинктов, которыми каждое животное обладает с рождения. Прежде всего я устранил настороженность девочки относительно неизвестности, привнесенной мною в ее окружение, затем подарил ей леденцы, которые утолили голод. Вам известно, что удовлетворение голода и потребности в любви — это главное, особенно для маленьких девочек. Наконец, я убедился в хороших перцептивных способностях ребенка, которые он нормально использует.

По теме, касающейся первобытных способов восприятия, можно добавить, что при цивилизованном образе жизни наши чувства из-за неупотребления, за исключением зрения, притупляются, но иногда в экстраординарных ситуациях их острота восстанавливается. Во время последних войн солдаты обнаруживали у себя удивительное обострение слуха и обоняния. Один полковник рассказывал мне, что, когда на фронте в темноте управлял автомобилем, всегда чувствовал приближение воронки

от снарядов. Он останавливался, выходил, двигался ощупью и неизменно обнаруживал перед собой воронку. Рассказывая мне эту историю, полковник прибавил, что предчувствие, должно быть, представляло действие Провидения. На самом деле воронки, создающие надлом в поверхности земли, служат причиной изменения вибрации при приближении машины. Движение в темноте реактивировало первобытную остроту чувств: чувство слуха (возможно, и зрения) обнаруживало изменения, которые в обычных условиях не воспринимались. В мирное время, конечно, отсутствует необходимость в столь остром слухе и зрении.

Примитивные люди в джунглях замечают мельчайшие изменения в окружении, такие, как изменение положения листьев после прохождения животного. Сходным образом параноики проявляют крайнюю чувствительность по отношению к тривиальным переменам в окружении. Параноик расскажет вам, что видел человека, гуляющего на противоположной стороне Пятой авеню, который по-особому двигал тростью и эти движения имели некое определенное значение. Когда вы слушаете параноика, подчеркивающего такие пустяки, то приходите к выводу о бреде, говорите о сверхподозрительности и гипертрофированном воображении. Вероятно, это правильно; но параноик по существу возвращается к архаическому способу поведения. Другими словами, он ведет себя наподобие примитивного человека или ребенка. У детей'ощущения и чувства еще очень остры и базируются на унаследованных энграммах. Если бы годовалый ребенок был неполноценным, он не смог бы воспользоваться энграммами и не возражал бы против перемещения фотографии.

Когда мы проводим психоанализ пациента, то обнаруживаем, что бессознательное содержит массу материала. Некоторая его часть относится к опыту, приобретенному в довербальный период, и, следовательно, не выраженному словами. Фактически переживания раннего детства полностью забываются. Во время психоанализа пациенты часто воспроизводят переживания в символической и искаженной форме. Они не знают значения своего опыта. Вы должны представить пациенту интерпретацию и сами оценить, что кроется за перемещением аффектов. Через длительное время вы все-таки обнаруживаете полное подтверждение ваших предположений. Представлю соответствующий пример. Я проводил психоанализ интеллигентного мужчины тридцатипятилетнего возраста. Как всегда бывает при психоанализе, многие эпизоды прослеживались к детству. По характеру навязчивостей пациента я сделал вывод, что подобные расстройства, должно быть, зародились в раннем возрасте. Когда я предложил свои интерпретации, у пациента ие возникло воспоминаний и он воспринял мои доводы с неприязнью. Однажды он получил письмо от отца, в прошлом редактора газеты, которому уже перевалило за восемьдесят. Отец, как оказалось, хранил дневник с описанием жизни пациента от рождения до тридцатилетнего возраста. Он сообщал сыну, что выслал ему дневник заказной почтой. К моему большому удивлению, многие предположения подтвердились действительными фактами, имевшими место в раннем детстве пациента. Записи относились к времени, когда пациент еще не научился говорить. Бессознательное, как вы видите, на самом деле не осознается.

Существует еще одно состояние психики, промежуточное между сознанием и бессознательным, названное Фрейдом «предсознательным». Согласно учению Фрейда, сознание представляет просто орган восприятия. В данный момент вы осознаете то, что воспринимаете из окружения, и не осознаете миллион впечатлений, хранимых в памяти. Большая часть объема памяти остается неосознанной и абсолютно неизвестной вам в данное время. Некоторые из вас могут при значительных усилиях

вспомнить кое-что из этого материала. Впечатления, поддающиеся вспоминанию, находятся между сознанием и бессознательным, они принадлежат предсознательному. Наиболее типичным примером является ситуация, когда вы пытаетесь вспомнить имя, «крутящееся на кончике языка». Вы хорошо знаете имя, но вам приходится изрядно напрячься, чтобы извлечь его из глубин памяти. Очень часто невозможно объяснить причину его возвращения.

В качестве иллюстрации обращусь к собственному примеру вспоминания забытого имени, когда я работал в клинике Блейлера в Цюрихе и стал приверженцем психоанализа. Все в больнице уже признали точность фрейдовских механизмов, но я был еще новичком и проявлял скепсис. В воскресенье после обеда я читал «Немецкий журнал неврологии и психиатрии». Мой интерес привлек случай, напомнивший одно из моих описанных в прошлом наблюдений. Я начал делать заметки на полях, но, к удивлению, не мог вспомнить фамилию пациента. «Вот теперь, — сказал я себе, — у меня прекрасная возможность проверить фрейдовский ассоциативный метод. Я попытаюсь вспомнить фамилию с помощью способа, приведенного Фрейдом в «Психопатологии обыденной жизни».

Я начал записывать все, что приходило на ум. Во время работы в Центральной айслипской больнице я наблюдал очень интересного пациента. Собранный материал послужил основой моей самой первой публикации в области психиатрии и стимулировал к выбору профессии психиатра. Первая ассоциация касалась этого пациента, затем последовали многочисленные энграммы и картины происходившего за пятилетний период работы в больнице. Я записывал ассоциации так быстро, как только мог, пока не стемнело. Мой коллега, заметив свет в комнате, попросил сделать вместо него обход больных, если я собираюсь остаться на ночь. Я настолько увлекся анализом, что после обхода снова погрузился в проблему. Написав еще больше, я наконец сказал себе: «Если метод работает таким образом, он не для меня». Процесс казался слишком медленным для моего темперамента, и я подумал, что глупо дожидаться столь долго такой мелочи.

Однако не мог бросить это занятие, даже не хотелось ужинать. Я продолжал писать почти до часа ночи и уже испытывал отвращение, но конца не было видно. Наконец пошел спать. В половине пятого утра, однако, проснулся. Пока лежал в постели, в голову лезли те же ассоциации, и вдруг неожиданно вспомнилась фамилия пациента. Она пришла ко мне по вдохновению.

Фрейд указывает, что забывание связано либо с нежеланием вспоминать, либо с незначительностью забытого материала. Например, большинство из нас вскоре досле колледжа забывают правила алгебры и дифференциального исчисления, так как не возникает необходимости в использовании математики. Но мой друг, профессор математики, вместе с которым я выполнял домашние задания, помнит все правила и еще сотни других, мне неизвестных. Нейрохирург едва ли забудет анатомию мозга, однако многие мои знакомые психиатры слабо осведомлены на этот счет. Короче говоря, мы забываем, потому что не хотим вспоминать или из-за отсутствия интереса, а также если забытому материалу сопутствует неприятный аффект. Вы обнаружите справедливость данного утверждения на собственных реакциях. В Бургхёлцли мы исследовали «эти механизмы при каждой возможности. Если кто- нибудь из нас допускал малейшую ошибку, его обязательно оставляли объяснить причину. Оговорки, описки в историях болезни необходимо было интерпретировать в присутствии всех. Мы учились таким образом не бояться «смотреть правде в лицо.