Читать онлайн «Месть географии. Что могут рассказать географические карты о грядущих конфликтах и битве против неизбежного». Страница 17

Важно отметить, что Ходжсон написал значительную часть «Истории ислама» в 1950–1960-х гг., когда в центре внимания всех мировых СМИ в основном пребывала холодная война в Европе. Тем не менее в первом томе он раскрывает тему, придерживаясь мнения, что европоцентрическое видение мира всегда было неверным, а в определенных принципах составления географических карт неизбежно таится некоторое предубеждение[103].[104] «Абсурдность ситуации скрывалась за все более широким использованием визуально совершенно искаженной карты мира в проекции Меркатора, которая, увеличивая северную часть, заставляет искусственно ограниченную Европу выглядеть больше, чем вся Африка, и делает непропорционально маленькой Индию». После этого Ходжсон акцентирует внимание читателя на юге и востоке на том, что он называет Ойкуменой (древнегреческий термин, обозначающий «обитаемую часть» мира), на средних широтах зоны афро-азиатской части суши, простирающейся от Северной Африки до границ Западного Китая, территории, которую он также называет «пространством от Нила до Окса».[105] Конечно, в этих определениях существуют неясности, которые иногда противоречат друг другу. Например, регион «от Нила до Окса» обозначает район, ограниченный Египтом с запада, в то время как Ойкумена может относиться к зоне, которая начинается значительно дальше на запад вдоль африканского побережья Средиземного моря. Дело тут в том, что строгие разграничения времен холодной войны, пик которой пришелся на время написания книги, с четким разделением на Ближний Восток, Анатолию и Индийский субконтинент, перестают действовать, когда Ходжсон показывает нам более органичную географию, с которой культура и природный ландшафт снимают привычные ограничения. То есть широкое и опаленное солнцем пространство между цивилизациями Европы и Китая, — в действительности мир в понимании Геродота, где, по мнению Ходжсона, находится ключ к мировой истории.

Учитывая, как глобализация сейчас стирает границы, регионы и культурные различия, нарочито грандиозная и гибкая географическая концепция Ходжсона на самом деле очень полезна, поскольку дает нам понять, насколько карта рельефа может сопротивляться фиксированным и жирным линиям границ. Таким образом, Ходжсон помогает читателю представить себе изменчивый мир времен поздней Античности, времена когда появился ислам, а также современный мир, в котором Китай и Индия наращивают свое экономическое присутствие на Большом Ближнем Востоке (в былые времена — в Ойкумене). В это же время страны Персидского залива делают то же самое в Африке, разрушая этим уже привычные нам искусственные границы.

«Регион, где суждено было сформироваться исламской культуре, практически может быть определен методом исключения, — поясняет он, — как совокупность земель, где не укоренились традиции Греции и санскрита и от которых европейский и индийский регионы в конце концов отделились. В этом понимании наш регион в осевое время (в 800–200 гг. до н. э.) состоял из тех земель между Средиземным морем и горной системой Гиндукуш (территория современного Афганистана), в которых культуры Греции и санскрита в лучшем случае получали локальное и недолгое распространение». На этом участке Большого Ближнего Востока, простирающемся почти на 5000 км в нижней среднеширотной умеренной зоне, две географические особенности способствовали развитию высокой культуры: выгодное местоположение для торговли, в особенности положение Аравии и Плодородного полумесяца, через которые проходили торговые пути от одной границы Ойкумены до другой, а также засушливость региона.

Последний пункт требует объяснения. Ходжсон утверждает, что нехватка воды уменьшала количество материальных благ, которые можно было бы получить от сельского хозяйства. По этой же причине скопления участков плодородной земли встречались редко, что делало жизнь в сельской местности нестабильной и второсортной по сравнению с жизнью в городах и оазисах. Деньги и власть концентрировались в руках торговцев, которые проживали в стратегически важных точках длинных торговых маршрутов Ближнего Востока. Особенно важными были те торговые пути, которые располагались близко к морским магистралям Красного и Аравийского морей, а также Персидского залива. Они предоставляли арабским торговцам стратегически крайне важный доступ к колоссальным потокам торговли, проходящим через Индийский океан. А поскольку это был мир торговли, основанный на устных договорах, этика поведения и «честное ведение дел» были крайне важны для стабильности экономической жизни. Таким образом, поскольку влияние и Византийской, и Сасанидской империй, расположенных к северу, слабело в Анатолии и Персии, то в Аравии и Плодородном полумесяце развились подходящие условия для появления веры, которая придавала особое значение этике по сравнению с той верой, которая просто обеспечивала «смену сельскохозяйственных сезонов». Так, ислам возник на основе принципов, проповедуемых купцами и торговцами, под влиянием дыхания пустыни.[106]

Самым важным центром торговли в Западной и Центральной Аравии была Мекка в Хиджазе, регионе поблизости от Красного моря. Она располагалась на пересечении двух основных маршрутов. Один простирался на север и на юг, соединяя Йемен и порты Индийского океана с Сирией и Средиземноморским регионом, а Мекка была посреди пути. Второй путь шел на запад и на восток, соединяя Африканский Рог на противоположном берегу Красного моря с Месопотамией и Ираном на берегах Персидского залива. Мекка была расположена достаточно далеко от центра Сасанидской империи в Иране, чтобы не зависеть от нее, хотя и была подвержена влиянию светских, религиозных и философских веяний — зороастризма, манихейства, эллинизма, иудаизма и т. д. — со стороны Персии, Ирака и Малой Азии. Хотя в Мекке и не существовало большого оазиса, в ней было достаточно воды для верблюдов. Холмы защищали ее от пиратов Красного моря, и она обладала святыней, Кааба, где были собраны священные символы всех кланов региона, что привлекало паломников из самых далеких земель. Все это складывалось в широкий географический контекст, в котором появился пророк Мухаммед, уважаемый местный торговец и купец, который в возрасте «за 30» озаботился вопросом, как жить честно и непорочно. Мекка была не захолустным лагерем в пустыне, а живым многонациональным центром местной цивилизации.[107]

Конечно, география, вплетенная Ходжсоном в сложные узоры его повествования, не объясняет ислам полностью, ведь религия по самой своей сути основывается больше на метафизических материях, чем физических. Но он показывает, как географическая среда способствовала развитию региона и, включая в себя множество факторов, таких как ислам, влияла на принципы торговли и перемещения бедуинских племен, которые в свою очередь сформировались под влиянием засушливых географических условий региона, испещренного торговыми маршрутами.

Территория Аравии, по которой перемещались бедуины, была ограничена тремя географическими зонами с развитым сельским хозяйством: Сирией на севере, Ираком на северо-востоке и Йеменом на юге. Каждый из этих трех регионов, в свою очередь, был соединен с «политическим центром», нагорным районом, который в VI–VII вв. осуществлял над ними контроль. В случае Сирии это были гористые районы Анатолии, в Ираке — возвышенности Ирана, а вот связи Йемена с Абиссинскими горными районами (современная Эфиопия) были несколько слабее. Ислам воцарился на большинстве этих территорий, но география частично сыграла роль в том, что эти районы цивилизации с развитым сельским хозяйством, в особенности Сирия и Ирак, расположенные на изгибах Плодородного полумесяца, сохранили свою индивидуальность и стали конкурирующими центрами исламского мира.[108]

Исторический обзор позднего античного периода и эпохи Средних веков, сделанный Ходжсоном в первых двух томах его монументального труда, во многом объясняет, как возникли современные государства Ближнего Востока, став очевидным результатом западного колониализма, и почему они в меньшей мере являются искусственными образованиями, чем можно предположить. Как видно, Египет, Йемен, Сирия и Ирак, не говоря уже о Марокко, окруженном морями и Атласскими горами, и Тунисе, ставшем наследником античного Карфагена, с античных времен защищали границы цивилизаций, будучи правомерными предшественниками современных государств, пусть даже границы этих государств, проходящие среди пустынь, часто можно назвать условными. Тойнби, сокрушаясь о разделении арабского мира, предполагает, что насильственная европеизация «стала преобладать до того, как появились какие-либо признаки общего исламского государства».[109] Но тот факт, что ислам сформировал мировую цивилизацию, еще не означает, что ей суждено существовать одним государством, потому как Ходжсон показывает, что у этой цивилизации имелось много населенных центров, у которых было богатое прошлое и до распространения ислама, и все это сыграло свою роль в эпоху постколониализма. Гористые районы Ирана, как пишет Ходжсон, всегда были связаны с политикой и культурой Месопотамии, что стало очевидным в 2003 г., после вторжения США в Ирак, которое заново открыло Ирану путь в регион. В самом деле, граница между Персией и Месопотамией, которая постоянно перемещалась и долгое время проходила по реке Евфрат, теперь находится в самом сердце Ирака. Арабы завоевали Сасанидскую империю, расположенную в центре Иранского плоскогорья, в 644 г. н. э. спустя всего лишь 22 года после хиджры, переселения Мухаммеда из Мекки в Медину, события, которое ознаменовало начало эпохи ислама в мировой истории. Но Анатолийские горы были расположены дальше и на более обширной территории. Частично именно благодаря географии турки-сельджуки, а не арабы завоевали центр Анатолии и установили власть ислама лишь спустя более 400 лет, победив Византийскую империю в битве при Манцикерте в 1071 г.[110].[111]