Читать онлайн «Любовь небесного цвета». Страница 81

Студенческая работа молодого ученика Энгра, ставшего в дальнейшем выдающимся мастером религиозной настенной живописи, была куплена Наполеоном III, выставлена в Лувре и многократно репродуцировалась. Ничего явно эротического в этюде Фландрена нет. От идеально сложенного обнаженного юношеского тела веет одиночеством и грустью. Поскольку гениталии юноши скрыты его согнутыми коленями, картина никого не шокировала и в то же время открывала простор гомоэротическому воображению, породив множество подражаний и вариаций.

В 1899 г. немецкий художник Ганс Тома в картине «Одиночество» точно воспроизвел фландреновскую позу, но когда его обвинили в плагиате, объяснил, что «его» мальчик — более жесткий, мускулистый и «нордический». Фредерик Холланд Дэй (1864–1933) и Вильгельм фон Гледен (1856–1931) перенесли созданный Фландреном образ в художественную фотографию, первый — в виде снимка нагого юноши на фоне лирического вечернего ландшафта (1898), второй — в виде одиноко сидящего на скале, на фоне горной гряды, «Каина» (1900). За этим последовали новые трансформации, в ходе которых юношеское тело становилось все более мужественным, атлетическим и сексуальным. На нескольких фотографиях Роберта Мэпплторпа в позе фландреновского юноши снят сидящий на высоком столике или табурете могучий черный атлет, за согнутыми коленями которого свисают внушительные гениталии.

Таким образом, поза модели осталась прежней, а облик, настроение и смысловая нагрузка образа радикально изменились. Романтический юноша Фландрена, гомоэротическое прочтение которого было лишь одной из многих возможностей, стал откровенно гомосексуальным.

Героическая и романтическая мужская нагота была красивой и элегантной, но это идеальное тело было парадно-условным, им приятно любоваться, но жить в нем так же неуютно, как в королевской опочивальне. Чтобы сделать мужское тело более реалистическим, его нужно было перенести в естественный бытовой интерьер, например, на пляж или в ванную комнату. Но мужчина в бане, в отличие от мужчины на сцене, — уже не нагой, а голый; с исчезновением социального расстояния снова возникают цензурные запреты и ограничения.

Бесчисленные нагие купальщицы не смущали ни художников XIX в., ни их публику. С мужской наготой было сложнее. «Купальщик в Сен-Тропезе» (1843) Анри-Эдмона Кросса (1856–1910) непринужденно вытирается, стоя лицом к зрителю. Другим французским мастерам приходилось труднее.

Известный импрессионист Жан-Фредерик Базиль (1841–1870) написал в 1868 г. картину «Рыбак с сетью», изображающую двух обнаженных молодых мужчин на фоне пейзажа. Несмотря на отсутствие фронтальной наготы, Салон 1869 г. эту картину отклонил, она была впервые выставлена в 1910 г. Другое большое полотно «Обнаженный молодой мужчина, лежащий на траве» (1869), осталось незаконченным и было впервые выставлено в 1950 г. Зато «Летняя сцена», где все купальщики в трусах, выставлялась в Салоне 1870 г. Облокотившийся на дерево молодой человек слева всем своим обликом и позой напоминает «Святого Себастьяна» Джорджоне, а в целом ансамбль предвосхищает картины Сезанна на ту же тему.

Купанье — одна из любимейших тем Поля Сезанна (1859–1908). Однако купающихся женщин художник изображал нагими, а мужчин — обязательно в трусах или сзади или с затененными гениталиями.

В некоторых случаях стеснительность художников была обусловлена личными причинами. Например, Огюст Ренуар, обожавший писать обнаженных женщин, очень стеснялся мужской наготы. На единственной картине Ренуара, посвященной мужскому телу («Мальчик с кошкой») нагой мальчик изображен со спины.

Но чаще сдержанность художников была вынужденной. Томас Икинс (1844–1916), который очень любил писать обнаженное мужское (как, впрочем, и женское) тело, сделал к своей картине «Место для купанья» несколько фотографий позировавших ему голых студентов, однако на картине их гениталии пришлось закрыть. Генри Скотт Тьюк (1858–1929) написал картину «Полуденный зной» (1903), изображавшую двоих юношей на пляже, в двух вариантах — в штанах и без оных; первый, официальный, вариант ее находится в музее, а второй — в частной коллекции.

Поместив мужское тело в реальный бытовой контекст и сделав его из «мальчикового» взрослым, буржуазный натурализм конца XIX в. нанес сильный удар по идеализированной маскулинности. Французский импрессионист Гюстав Кайеботт (1848–1894) на картине «Мужчина в ванной» (1884) изобразил стоящего спиной к зрителю и энергично вытирающегося мужчину. В отличие от расслабленной и открытой взгляду «Обнаженной на кушетке» (1882) того же Кайеботта, этот сильный мужчина не позирует, а двигается, он занят делом. То есть традиционное различие мужского и женского телесного канона полностью сохраняется. Но это уже не декоративное, а живое и вполне прозаическое тело. Тот же натурщик в том же интерьере изображен на картине Кайеботта «Мужчина, вытирающий ногу» (1884) сбоку, но и тут нет ничего романтического (как и эротического).

Для людей, воспитанных в духе викторианского гомоэротического эстетизма, это было неприемлемо. Когда Уолтеру Патеру показали бронзовую скульптуру Родена «Мужчина со сломанным носом», Патер пожал плечами и сказал: «Не думаю, что когда-нибудь смогу к этому привыкнуть». Как лично, так и эстетически, он предпочитал зрелому мужскому телу мягкие юношеские формы, хотя на свои домашние вечеринки в Оксфорде охотнее приглашал мускулистых юных футболистов и игроков в крикет, чем изнеженных интеллектуалов.

В искусстве XX в. образы мужского тела стали еще более живыми и разнообразными. По словам М. Боскальи: «Мускулистое, загорелое, затянутое в мундир или раздетое… мужское тело больше не обозначало благопристойность и чувство меры, характерные для поздне-викторианского буржуазного канона, но скорее представляло собой зрелище необузданной природной силы и контролируемых жестов мятежа».

Викторианство — буквально: нравы Англии времен королевы Виктории, в переносном смысле — символ ханжества и лицемерия.

Важную роль в изменении телесного канона сыграло развитие физической культуры и спорта. Журналы La Revue athletique (выходил с 1890 года) и La Culture physique (с 1904 года) и их немецкие и англосаксонские аналоги, в частности, Physique Pictorial поставили своей задачей вернуть телу современного мужчины античные пропорции. Фотографии популярных преподавателей физкультуры в позах классических статуй и рядом с ними пропагандировали единство здоровья, силы и красоты. Победителя конкурса мужской красоты 1905 года Поля Гаске рекламировали как «совершенный тип сражающегося гладиатора из Лувра». Эталонами мужской красоты становятся полунагие атлеты или Тарзан Джонни Вейсмюллера.

Идеи открытого воздуху и солнцу (в начале XIX в., как и сейчас, солнечные лучи считались скорее вредными), «свободного тела» (нудизм), культ здоровья и близости к природе широко распространяются в немецком молодежном движении, причем им приписывается также моральная ценность. Как писал один немецкий молодежный журнал, «нагота равняется истине».

Нагота символизировала свободу, но отчего и для чего — обычно не уточнялось.

Спорт и нудистское движение, особенно развитое в Скандинавских странах и в Германии, оплодотворяют изобразительное искусство как тематически, так и эстетически. Обнаженное атлетическое мужское тело и соревнования между мужчинами, начиная с эпохи Возрождения, продолжившей в этом отношении античную традицию, неизменно пользовались популярностью у художников и особенно у скульпторов. Здесь было меньше цензурных запретов (в конце концов, мужчины всегда занимались какими-то телесными упражнениями) и было легче раскрыть благородную пластику мужского тела. В начале XX в. эти изображения становятся более реалистичными, а их объектами — также силовые виды спорта, которые раньше считались слишком грубыми и простонародными, например, бокс.

На картине Икинса Salutat (1898) боксер-победитель откровенно демонстрирует восхищенным мужчинам-зрителям свое сильное, одетое только в плавки, тело. Хотя картина поначалу была принята холодно, она была одним из первых произведений такого рода. Это был апофеоз не гомоэротики, а гомосоциальности. Зрители идентифицируются не столько с самим боксером, сколько с его победой.

Диапазон эстетической приемлемости мужского тела в XX в. быстро расширяется. В противоположность элегантным и слегка женственным подросткам Людвиг фон Хофмана (1861–1945), которые были негласным эталоном мужской красоты предыдущего периода, картина норвежца Эдварда Мунка (1863–1944) «Купающиеся мужчины» (1907) написана на нудистском пляже в Варнемюнде, ее натурщиками были служащие пляжа. Демонстративная фронтальная нагота этих грубоватых усатых и вполне обыкновенных мужчин, не будучи сама по себе эротической, тем не менее, была вызовом привычному вкусу, многих зрителей и критиков она шокировала, художественная выставка в Гамбурге в 1907 г. картину отклонила. Известный коллекционер Густав Шифлер риторически спрашивал по этому поводу: «Почему нагой мужчина кажется более шокирующим, чем нагая женщина?». И сам же отвечал: «Потому что нагие мужчины непривычны». Но после того, как в 1911 г. картину купил за 100 тыс. финских марок музей в Хельсинки, она стала классической.