Читать онлайн «Оборотни и вампиры». Страница 29

не стоит так возмущаться;/Более чем справедливо, чтобы жаба/ Питалась пауками. (Перевод подстрочный. — Прим. пер.)

Несомненно, то, что мы едим улиток и лягушек, вредит нам в глазах других народов, но сами мы с ужасом узнаем о том, что некоторые лакомятся гусеницами, кузнечиками, тухлыми яйцами и гнилым мясом.

Что касается секса, здесь царит еще большая неразбериха, и границы между «нормальным» поведением и привычками, которые выходят за его пределы, до странности зыбки. Непреодолимое влечение к крови проявляется у самых разумных людей в эротических сновидениях или поцелуях, которые иногда напоминают садистские укусы. Кто не знает, какое удовольствие испытывают некоторые вполне уравновешенные женщины, глядя на борцов, боксеров или тореадоров? Новалис всерьез задумывался над вопросом, не скрывается ли за половым влечением желание отведать человеческой плоти. «Что поделаешь, у каждого свои пристрастия. У меня это трупы!» — заявил однажды Анри Бло (Henri Blot) ужаснувшимся судьям. Многие преступники из тех, кого к действию побуждает, главным образом, садизм, могли бы повторить за ним эти слова. Нет никаких определенных границ между этими категориями преступников (да к тому же и само это определение не всегда вполне верно), разве что некоторые обращают свою страсть на .живых (расчленители, а также убивающие из сладострастия), тогда как эротизм других связан с осквернением трупов (некрофилы, некросадисты, некрофаги). И тем не менее при определенных обстоятельствах мономан-убийца может начать есть мясо своих жертв, а робкий и мягкий человек примется насиловать тех, кто при жизни отказывался ему отдаться. Некрофилия является в каком-то смысле интеллектуальной и любовной сублимацией этих кровожадных желаний. Почти не изученная, она располагается в области амбивалентности, представляя собой противоположность вампиризму: мифическое отражение в зеркале, для которого она является прочной и подлинной основой. Некрофилия, как писал Ми-шеа, это вывернутый наизнанку вампиризм: «Вместо того чтобы мертвый тревожил сон живых, желая предать их смерти, здесь живой нарушает покой могил, оскверняет и калечит трупы».

Эта двойственность противоположностей, эта «точка соприкосновения» объясняет развитие, о котором идет речь в данной главе, аномалии, мало изученной по сравнению с болезненными состояниями, сделавшимися предметом бесчисленных трудов сексологов и криминологов.

За немногими исключениями, потрошители принадлежат к обширной группе убийц

- мономанов, которые получают больше удовольствия от убийства, чем от удовлетворения сексуальной потребности, компенсируя ее тем, что расчленяют тело или пьют кровь. У таких преступников наблюдается патологическая наследственность; довольно часто у них на мозге обнаруживаются спайки или повреждения - последствия хронического менингита. Таким образом, они лишь отчасти несут ответственность за превращение своих желаний в ряд зверских поступков, которые могут дойти даже до антропофагии. Правда, многие отдают

себе отчет в своем состоянии и страдают от этого: так, один выдающийся химик (около 1800 года) молил небеса избавить его от ужасной склонности; можно привести в пример и служанку, которую так влекла белизна детского тела, что она просила хозяйку держать ребенка подальше от нее. Но большинство, возбудившись от какой-нибудь фетишистской подробности - щипка за ягодицу или икру, прикосновения к волосам или коже, — находит удовлетворение в убийстве, к которому таких людей может подтолкнуть любой пустяк. Среди подобных преступников следует упомянуть Ремрика Уильямса, который искромсал кинжалом тридцать женщин (1790); потрошителя из Больцано, который хлебным ножом распарывал жертве низ живота (1892); Менесклу, Бишеля, Гарайо и Ветцени, которые разрезали девушек на куски и испытывали жгучее наслаждение, пожирая их.

Ветцени, чей случай особенно хорошо изучил Ломброзо, заявил во время ареста:

«Я не сумасшедший, но, когда я резал, ничего не видел вокруг себя. Совершив это, я был доволен и чувствовал себя прекрасно. Никогда мне и в голову не приходило трогать половые органы или смотреть на них. Мне достаточно было душить женщин за шею и пить у них кровь. Я до сих пор не знаю, как устроены женщины. Пока я душил их и сразу вслед за тем в спешке укладывался на тело женщины, я не обращал на какую-либо из его частей больше внимания, чем на другие».

В последние годы XIX века Ваше и неуловимый Джек-Потрошитель — ни тот, ни другой не были сумасшедшими — прославились своими садистскими истязаниями, совокуплениями «post mortem» и производимыми ими изъятиями и мужских, и женских половых органов, которые они использовали для мастурбации. Невозможно перечислить всех их подражателей: «сатиры», которые нападают главным образом на детей, подвергают их пыткам или разбивают головы, как делали Поммери или Пайпер. А то и зверски режут или уродуют до неузнаваемости (Кюертен, Уэйнрайт, Хейдер, Кюени, Сокле, Агрон, который, что интересно, взял себе кличку Дракула).

Дерзость и хладнокровие, соединенные с нарушенной сексуальностью и бредом преследования, сближают этих преступников с нашими ликантропами. Их система защиты, предельно неуклюжая, усиливает сходство, образующееся между, например, Антуаном Леже и Жилем Гар-нье. Леже, чей тупой, застывший взгляд выдавал слабоумие, был приговорен в 1824 году Версальским судом присяжных к смертной казни за жестокое насилие над двенадцатилетней девочкой и даже не пытался обжаловать приговор.

Арестованный через три дня после совершения преступления, Леже сначала отпирался, потом в конце концов признался, что злой дух подтолкнул его, мучительно жаждущего молодой крови, ее добыть. При вскрытии его голову исследовали Эскироль и Галл и обнаружили спайки между мягкой мозговой оболочкой и мозгом. Из ограниченного, суеверного Леже вышел бы превосходный оборотень.

Как,раз в это время испанец Мануэль Бланке, считавший, что его околдовали и превратили в волка, убил шесть человек и ел куски их мяса. Как и Леже, он был приговорен к смертной казни, несмотря на свое помешательство (ср. Кабанес и Насс. «Яды и чары»).

Его непреодолимое желание сексуального удовлетворения встречается, впрочем, также у убивающих из сладострастия.

У этих последних сладострастие тесно переплетено со страстью к крови, но любовное наслаждение преобладает над странным удовольствием, доставляемым истязаниями. Хотя и управляемые сексом и сатиризмом, они обычно оказываются умнее потрошителей и могут похвалиться преступлениями, по их мнению, не имеющими себе равных. Эта мегаломания часто встречалась у колдунов, и мы видели, что Жан Гренье, например, рассказывал о воображаемых поступках. У этих преступников, которые, по мнению Ломброзо, получаются из людей, обреченных на вынужденное целомудрие (священники, солдаты), на одиночество и соприкосновение со смертью (пастухи, охотники, мясники), вид крови легко приводит в действие эротический механизм. Великие садисты (Нерон, Карл Злой, Жиль де Ре, граф де Шароле) всегда стремились увидеть кровь, неразрывно связанную для них с наслаждением. Правда, они все-таки не доходили до каннибализма - Хаарман продавал на черном рынке останки юношей, из которых выкачивал кровь. Зато им нравилось сохранять что-нибудь на память об их жестоком разгуле, какой-нибудь «фетиш». Жиль де Ре устраивал загробные конкурсы красоты, а царь Петр I прикасался губами к губам Марии Гамильтон, после того, как приказал отсечь ее слишком прелестную головку. И все же любовь к анатомическим препаратам, к человеческим останкам ни у кого не заходила так далеко, как у двух наших англо-саксонских современников: Реджинальда Кристи и Эдварда Гейна. Осознанная или бессознательная любовь к такой коллекции, конечно, говорит о более или менее явном фетишизме, но здесь речь идет о скрытой некрофилии. Странная мания, руководившая этими двумя извращенцами, позволяла им достичь чувственного удовлетворения, никакими другими способами для них недостижимого.

Ничто в облике Кристи - маленького, тощего, лысого пенсионера в очках, изысканно вежливого и всегда прекрасно одетого - не выдавало хищника, безумца ночей полнолуния, последователя Джека-Потрошителя. Под самыми разнообразными предлогами он заманивал к себе проституток, устраивал утечку газа, чтобы избежать сопротивления с их стороны, душил их чулком или шнурком, а потом, когда они испускали дух, насиловал.

У этого робкого человечка, который с детства страдал комплексом неполноценности и мигренями, давно возникла преобладающая сексуальная мания (он убивал не для того, чтобы обокрасть, как делали Ландрю или Петио). В исповеди, которую он нам оставил, он утверждает, что сверхъестественная сила заставила его убить по меньшей мере десять женщин и что смерть имела над ним магическую власть: .