Читать онлайн «Человек. Образ и сущность. Гуманитарные аспекты. Когнитология и гуманитарное знание». Страница 16

Универсальная сингулярность – это опора правильной жизни, эмпирическая компенсация отсутствия определенности абсолютных ориентаций в сферах внутренней и внешней трансценденций.

Когнитологическая истина соответствует определению правильности как совпадения реалий жизни и универсальных принципов, соответствия реализации принципов объективной истине фактов. При совпадении этих истин результатом действий субъекта становится практический успех цивилизационной жизни человека.

Это значит, что в своей разделенности или даже противоположности истина принципа и истина факта сами по себе не ведут к полной реализации цивилизационной цели. Истина универсальных принципов рождается в движении субъекта внутрь самого себя вплоть до трансцендентального видения универсальности категорий свободы и равенства в качестве истин, соответствующих сущности человека как человека. Но подтверждение этих истин происходит в фактическом состоянии истории, в ее движении к реализации универсальных принципов как своей конечной цели.

Истина универсального принципа либо подтверждается историческими фактами, либо не подтверждается. С другой стороны, фактичность истории, если она противоречит истине универсальных принципов, не может быть признана разумной.

Субъект может быть эмпирическим воплощением когнитологической истины, но он может быть и ее отрицанием. Он, таким образом, и становится воплощенным критерием. Как критерий он начинает играть роль навигатора в массовом сознании.

Как навигатор субъект обладает автономией в формировании ориентаций. Они могут быть выражением здравого смысла, общепринятых интересов, но могут казаться и отрывом от реальных жизненных потребностей. К их числу можно отнести и хобби. Между тем в иерархии смыслов индивид может отдавать приоритет именно хобби. Лишение человека возможности заниматься хобби в этом случае совпадает с разрушением «подлинности» смысла его личной жизни. Автономное формирование смыслов, находящихся вне рамок и потребностей реальной цивилизационной жизни, – это специфическая когнитологическая сфера свободы, которая является питательной почвой когнитологической метафизики, кажущейся отклонением от истины разума.

Когнитологическая метафизика – это совокупность образов, воспринимаемых в качестве исходных ориентиров для подлинной самореализации человека в жизни, но вместе с тем выходящих за пределы реальных биологических, материальных потребностей.

Возможность такого выхода обусловлена выходом цивилизационной жизни человека за временные границы его биологичес-кой жизни. В бытии человека имплицитно присутствует и прошлое и будущее как форма виртуальной реальности, которая, определяя жизнь рода, входит и в жизнь каждого отдельного индивида.

Человек оказывается озабоченным не только реальностью своего цивилизционного бытия здесь и теперь, в настоящем, но и тем, как он «выглядит» в историческом прошлом и как он будет «выглядеть» в будущем. Это видение может становиться определяющим мотивом поведения человека, вплоть до готовности принесения собственной жизни в жертву своему образу в прошлом и будущем, т.е. в вечности. Это вместе с тем ответ на вопрос: что значит находиться в бытии человека как человека? Это значит обладать свойством самоидентификации в настоящем, прошлом и будущем с другим или другими, образовывая цивилизационное целое. В этом контексте может быть поставлен вопрос о совести как выражении реальности общей связи, которая постигается когнитологически. Мы не можем увидеть совесть под микроскопом, исследуя структуру мозга как эмпирическую реальность. Мы «видим» совесть через образ своего тождества с другими. Я и другие – это мир «зеркал», в которые люди смотрятся и видят себя в других. Совесть может исчезнуть, если исчезает видение идентичности. Если видение идентичности присутствует в моем сознании, то, нанося ущерб другому, обманывая, предавая его, нанося ему удары своими действиями, я вместе с тем направляю эти удары против себя самого, исключаю себя из вечности, подвергаю себя духовной самодеструкции. В иерархии нравственных ценностей я оказываюсь на ее низших ступенях. Так возникает проблема самореабилитации личности в собственных глазах – это постоянная проблема человека, знающего и подтверждающего себя как цивилизованную личность. Понимание глубинной сущности этой проблемы становится все более сложной практической задачей вместе с прогрессом цивилизации и созданием реальных предпосылок свободы самоидентификации человека.

Свобода самоидентификации создает ситуацию, при которой возникает субъективная возможность самоотождествления чело-века с нечеловеческими формами бытия. Идентификация человека с нечеловеческими формами бытия – явление, распространенное уже в фольклоре и мифологии, т.е. в сфере воображения. Но такая идентификация со временем получает распространение в реальной жизни реального человека. И это также специфическая форма когнитологической метафизики. В этой метафизике и рождаются дилеммы, загадки кажущейся бессмыслицы, обретающей, однако, огромный практический смысл.

Приобретая автомашину «мерседес», человек может мысленно отождествлять ее прекрасные ходовые качества и удобства с качествами самого себя. Окружающие также начинают смотреть на владельца автомашины «новыми» глазами, и он это знает. Через их взгляд он узнает самого себя. Возможна специфическая самоидентификация человека с животным. Так, например, в силу преданности хозяину домашняя собака становится, в отличие от родственников, «сердечным другом» человека. Потеря ее оказывается тяжелейшей трагедией! Эпистемологически это объяснить невозможно. Когнитологические образы автономно создают специфи-ческую реальность общности, становящейся детерминирующей силой поведения личности. Это исходные метафизические образы, которые, с одной стороны, заключают смысл в себе, позволяют уклоняться от прямых вопросов о социальном значении смысла, а с другой – заставляют следовать субъективности самоутверждения.

Формы такого самоутверждения могут быть самыми различными. Субъективность самоутверждения находит свою легитимацию в абсолютизации какой-либо части цивилизационной истины. В этом случае поведение человека обретает специфические акценты: человек может следовать либо пафосу нравственных принципов, либо требованиям реальности фактов. В первом случае рождается героический тип поведения. Если он не учитывает требования логики факта, то кажется «безумством», но тем «безумством храбрых, которому мы поем песню». Поскольку акцент делается на императивном смысле отдельных фактов, как выражающих сущность общества, то рождается тип поведения, игнорирующий нравственные требования. Такой тип поведения следует своей когнитологической логике.

В качестве иллюстрации можно сослаться на зафиксированную в личных дневниках «логику» профессора греческой философии Московского университета Владимира Сергеевича Печёрина (1807–1885). Перед В.С. Печёриным, любимцем товарища министра просвещения С.С. Уварова, открывались блестящие карьерные перспективы: он пользовался уважением коллег, его любили студенты, он был талантлив, его лекции производили самое благоприятное впечатление. Он мог в Московском университете подняться на один уровень с Грановским.

Вместе с тем, игнорируя эти факты, В.С. Печёрин обращался к дневнику, которому доверял свое сокровенное чувство, субъективное чувство ненависти, которое В.С. Печёрин лелеял как «любимую супругу». «Это, – утверждал он, – был божественный нектар, коим я ежеминутно упивался»40.

Когда В.С. Печёрин выходил из своего одиночества, чтобы появиться в ненавистном ему свете, он всегда показывал ему фальшивое лицо, спокойное и веселое, и даже удостаивал его своей улыбки.

В.С. Печёрин создал два лица: метафизическое (внутреннее), несущее в себе ненависть к России, и эмпирическое (внешнее), излучающее доброжелательное отношение к российскому окружению.

Столкнувшись с фактами попрания справедливости российскими чиновниками, их невежеством, В.С. Печёрин создал на этой основе когнитивный образ России как огромного города бездушных, духовно мертвых людей, Некрополя. Жизнь в Некрополе означает нравственное и личностное самоубийство: в России нет свободы и порядка. Антипод Некрополя – это Запад, где есть и свобода и порядок, а значит, и жизнь. Поэтому, если культурный человек хочет прожить полноценно свою жизнь, он должен бежать на Запад.

Образ Некрополя, как образ России, в различных вариациях и стал исходным в когнитологическом формировании диссидентских настроений. Этому образу противопоставляется образ Запада как мира полной свободы и полнокровного счастья жизни. Эти образы определили навигационные ориентиры жизни В.С. Печёрина. Путь его жизни находит свое завершение в качестве «брата» католического ордена, где порядок доводится до своих пределов, регламентируя каждый его шаг. Как оказалось, Печёрин не мог получить полной индивидуальной свободы на Западе: он должен был получить ту или иную западную самоидентификацию, т.е. обрести некую новую общность с «другим». Печёрин стал католи-ческим «братом».