Читать онлайн «Человек. Образ и сущность. Гуманитарные аспекты. Когнитология и гуманитарное знание». Страница 14

Здесь мы сталкиваемся со специфическим «двойным видением» – видимого эмпирически мира и мира «невидимого». Но именно двойное видение ведет к истине и художественного, и научного творчества.

Модус когнитивизма в своей глубинной сущности предполагает «преодоление» двойного видения бытия как не соответствующего реальному механизму работы Разума.

Методологический модус когнитивизма получает значительное распространение и влияние в условиях формирования информационного общества. Его характерная особенность – новое определение истины пути вне рамок психологизма и ментализма. Объективно когнитивизм стимулирует иллюзию освобождения научного мышления от «произвольных» спекулятивных «образов-схем».

На самом деле воспроизведение «невидимого мира» гносеологически относится не к сфере реального, а к сфере возможного. Здесь открывается простор не только для гениальных открытий, но и для субъективных спекуляций, которые могут быть следствием невежества либо подогреваться личными эгоистическими или политическими интересами. Возникающая субъективистская путаница сама по себе может подталкивать к «простым» решениям. Одно из таких «простых» решений – это представление о когнитологических принципах как спекулятивных ухищрениях ума, которые не имеют никакого реального содержания и смысла. В этом случае следует согласиться с декларацией Гарольда Гарфинкеля, который утверждал, что в голове нет ничего, кроме мозга.

Из этой декларации логически вытекает заключение, согласно которому вся феноменологическая конструкция сознания излишня, поскольку в сущности она есть иллюзорное построение. Действительно, почему в голове человека мы не находим даже с помощью самых совершенных приборов образцов абсолютных ценностей, истин мышления, понимания, чувственных переживаний совести, верности, любви, т.е. всего того, что можно отнести к интеллектуальной и духовной культуре? Не означает ли это, что они являются иллюзиями и их в реальности не существует? Но тогда поведение людей, чтобы быть «правильным», должно ориентироваться именно на компьютерную модель разума. Эта модель реальна, и она может быть построена оптимально с профессиональной точки зрения. И что может случиться, если человек признает эту модель в качестве ориентира «истинной жизни», жизни «ясной» и «понятной», ставящей конкретные цели и определяющей оптимальные пути и средства их достижения? Если компьютерная версия разума признается единственно научной и универсальной, то в таком случае происходит «снятие» когнитологической парадигмы «двойного видения». Ватсон и Коултер, чтобы избежать этого крайнего вывода, предлагают проводить различие между правильным использованием компьютерных концепций в нейрофизиологии и ложным использованием таких концепций в отношении «ментальности». Абстрактно говоря, с этим нельзя не согласиться, но вопрос остается: что есть в голове помимо мозга?

Обращаясь к ментальным предикатам на границе эмпирически доступного и трансцендентного мира, мы встречаемся со всей интеллектуальной культурой, которая воспроизводит поиск «последней» реальности, а вместе с тем и загадки, дилеммы, бессмыслицы, уклончивости и очевидные и интеллектуальные ошибки.

Можно ли «вместить» это все в компьютерную модель разума? Конечно, нет. Но, с другой стороны, компьютерная модель разума не может быть адекватной без всего этого сложного мира культуры.

Стремление упростить ситуацию заставляет обращаться к социологии, которая толкует человеческие представления как «извращенное сознание», «мифы», «популистские концепции». Вместе с тем социология обнаруживает «реальное положение дел» в человеческих отношениях как действие материальных интересов и материальных взаимодействий.

Сферой науки оказывается лишь воспроизведение внешнего мира. Такое воспроизведение оставляет в стороне загадки сознания. Такой подход «снимает» многие вопросы. В этом случае, конечно, не нужны ни мифы, ни утопии, ни популистские концепции, не будет ни загадок, ни дилемм. Мозг будет иметь в качестве дополнения фабрику правильной постановки вопросов и получения на них оптимальных ответов. Это будут такие же точные реакции без двоемыслия, без символизма, без рефлексии, какие имеет гусеница, чутко реагирующая на позитивные и негативные внешние воздействия.

Но приближаемся ли мы тем самым к реальности? Да, приближаемся, но не к человеческой реальности. Человеческая реальность в своей сущности является цивилизационной, субъект-объектной, что означает, что процессы гармонизации отношений субъекта и объекта ограничены лишь пределами, которые формируются абсолютными смыслами.

Абсолютные смыслы закрепляются в цивилизационном самосознании как абсолютные ценности, определяющие однозначное толкование истины. Здесь сама истина трансформируется в абсолютную ценность.

Движение к точкам абсолютных смыслов не может быть прямолинейным: оно слагается из загадок, пророчеств и дилемм, из рефлексий и концептуальных противоречий и удержаний найденных истин.

Освобождаясь от «бремени» противоречий самосознания и связанных с ними нравственных и социальных трудностей, человек переходит в качественно иное, естественное «ясное» состояние, но перестает быть человеком. Такие состояния человек испытывает при резких цивилизационных переломах, когда нарушаются духовные связи между людьми, общество «атомизируется», а абсолютные смыслы разрушаются, вытесняются сиюминутными реакциями на внешние воздействия и стимулы. И здесь обнаруживается, что абсолютные смыслы не возникают в реальности изолированного индивида. Абсолютные смыслы открываются в цивилизационной жизни, в связях процессов формирования личности с жизнью и деятельностью других, с открытием абсолютных зависимостей жизни индивида и осознания абсолютных ценностей как отражения и сублимированного выражения этих зависимостей.

Процессы глобализации влекут за собой разложение традиционных цивилизационных структур. Происходит изменение цивилизационного самосознания. Этот процесс затрагивает все более широкие массы людей. Доминирующей становится ментальность в ее упрощенном варианте – постановки целей и определения оптимальных средств их достижения. Такая ментальность соответствует компьютерной модели разума. Когнитивизм с точки зрения философских традиций можно рассматривать как новую версию позитивизма, преодолевающее все формы современного метафизического мышления.

Когнитивизм в данном случае следует гносеологической логике, ставящей ключевой вопрос: что могут отражать в реальности метафизические и метафорические представления? Если они не содержат в себе «копий» реальности, то их следует вынести за границы поля истины.

Эта логика всегда считалась «смертельной» для метафизики. Когнитивизм означает отождествление интеллектуальной деятельности человека и «умственной» работы компьютера или, во всяком случае, их существенное сближение. Если когнитология характеризуется «двойным видением» человеком социального субъекта, то в когнитивизме такое «двойное видение» оказывается невозможным. Компьютер фиксирует и обрабатывает текст, и он не может в принципе «видеть» подтекст текста.

Когнитивизм, таким образом, в своей образной сущности одноцветен, «монохроматичен».

Когнитивизм можно рассматривать как метод и как результат преодоления психологизма и ментализма, как и «двойного когнитологического видения» бытия человека. Казалось бы, когнитивизм заключает в себе очевидный «грех» редукционизма. И вместе с тем он находит свое решение проблемы «внутреннего» и «внешнего». Человек определяет формы своей реакции на внешние воздействия, освобождаясь тем самым от проблем, связанных с его отношением к внутренней и внешней трансценденциям.

Разрешение проблемы «внутреннего» и «внешнего» без отношения к трансценденции теперь сводится к субъективному предпочтению перед лицом альтернатив.

Ватсон и Коултер отмечают попытку Рома Харе найти именно такое решение проблемы. В работе «Социальное бытие» (1979) Ром Харе предложил концепцию разума как способности индивида представлять себе ряд внутренних и внешних альтернатив возможных конечных состояний и действовать в соответствии с приоритетом такой инициативы, которая ведет к достижению выбранного конечного состояния. Очевидно, что эта концепция вполне «укладывается» в рамки когнитивизма, если когнитивизм за исходное берет принцип истины как оптимальной полезности. Однако расшифровка оптимальной полезности оказывается перед сложной проблемой альтернатив смыслов, диктующей разные подходы к истине. Релятивности смыслов в мире естественно-научной установки противостоит абсолютность принципов, определяющих внутренний смысл цивилизации.