Читать онлайн «Инстинкт и социальное поведение». Страница 7

Иначе говоря, для понимания определенных закономерностей человеческого поведения полезной моделью человека оказывается компьютер. Конечно, это никоим образом не означает, что человек есть нечто вроде компьютера, как это провозглашали на заре кибернетики некоторые ее энтузиасты. Напомним, что такое модель. Пусть изучается сложная система A; допустим, что мы нашли более простую систему A', воспроизводящую с достаточным приближением некоторые структуры и функции системы A. Тогда A' называется моделью A, и на такой модели можно изучать интересующие нас структуры и функции, отвлекаясь от других структур и функций, имеющихся в A. Когда, например, студент Базаров «резал лягушек», он делал это для изучения анатомии и физиологии человека, то есть структуры и функций человеческого тела. Человек был здесь системой A, а лягушка – системой A', и Базаров занимался моделированием человека, хотя он делал это задолго до научного употребления слова «модель». Точно так же, как лягушка может быть упрощенной, неизбежно искаженной, но полезной моделью человека, имитирующей его телесные функции, компьютер удобен для изучения некоторых простейших способов мотивации человеческого поведения. О более сложных явлениях жизни я буду говорить на другом языке.

Преувеличение роли компьютеров в современном обществе, и особенно в воспитании детей, я воспринимаю как большую опасность для культуры, ведущую к ее дальнейшему упадку. Но при попытке изложить мысли, содержащиеся в этой книге, я не мог обойтись без компьютерной модели, знакомой теперь всем читателям. Конечно, не только человек, но и любое животное устроено и действует сложнее компьютера. Далее, животное, в отличие от компьютера, снабжено рецепторами, органами восприятия внешнего мира, и эффекторами, органами воздействия на внешний мир. Компьютер же, как и все машины, связан с внешним миром лишь очень специальным образом – посредством человека, задающего ему материал для работы и использующего результаты этой работы. Прямой связи с окружающим миром у компьютера нет – если только человек не соединяет его с другими, посторонними ему устройствами. Есть основания думать, что животные, и тем более человек принципиально сложнее компьютеров, то есть не сводимы к принципам, заложенным в устройство компьютеров. Но для многих функций человеческой психики, которые нас интересуют, компьютерная модель полезна, и сравнение с компьютером не обидно. Когда мы поймем, как работают инстинкты, об этой модели можно будет забыть. Как читатель сможет убедиться, это книга о человеческом обществе, а вовсе не о компьютерах. То немногое, что читателю нашей книги нужно знать о компьютерах, сообщается в этой главе.

В геноме животного запрограммировано построение его тела и его возможное поведение. Разумеется, многие функции органов тела не нуждаются в подробном программировании, а сами собой получаются в результате химических процессов или в виде автоматических реакций уже построенных механизмов. Конечным же результатом является определяемое геномом поведение животного, то есть его будущая жизнь, начиная с работы внутренних органов тела до сложнейших форм обучения и воспитания потомства.

Заметим, что у живого организма, в отличие от компьютера или любой машины, нет "пользователя", приводящего его в действие и назначающего ему программу работы. Простейшие программы его включаются автоматически при его рождении, а более сложные формы поведения запускаются внешними воздействиями, стимулирующими тот или иной инстинкт. Понятно, какие виды поведения животного вызывает, например, внешняя опасность: в геноме запрограммирован для этих случаев запуск механизмов защиты или бегства. В случае голода химические стимулы, исходящие изнутри организма, включают механизмы поиска пищи, при отсутствии каких-либо внешних возбудителей. Аналогично, каждый инстинкт имеет свои включающие его стимулы, которые нам большей частью неизвестны и действуют даже при отсутствии каких-либо видимых мотивов. Дело происходит так, как будто в геноме животного запрограммировано стремление привести в действие каждый инстинкт, так что это стремление неудержимо проявляется через определенное время в соответствующем поведении. Такое поведение, выражающее потребность в выполнении инстинктивного действия, называется аппетентным[1].

Мы укажем здесь только «большие» инстинкты, необходимые для выживания особи и вида. Более полные сведения об инстинктах и их взаимодействии можно найти в знаменитой книге Конрада Лоренца «Так называемое зло»[2]. Прежде всего это инстинкты, присущие всем без исключения животным: инстинкт самосохранения, инстинкт питания и инстинкт размножения. Целью этих инстинктов является, соответственно, спасение от смерти, спасение от голода и продолжение рода. Разумеется, понятие «цели» надо понимать здесь в указанном выше биологическом смысле: оно означает выработанные эволюцией программы, применение которых дает тот или иной результат.

Далее, к «большим инстинктам» надо причислить еще два инстинкта, присущих в той или иной степени многим высшим животным, во всяком случае, приматам и человеку: это социальный инстинкт, открытый Дарвином, и инстинкт внутривидовой агрессии, открытый Лоренцем. Книга Лоренца "Так называемое зло" сыграла в наше время столь же важную роль в самопонимании человека, как в девятнадцатом веке книга Дарвина "Происхождение видов".

Социальный инстинкт особенно важен для общественных, или стадных животных, типичными примерами которых являются муравьи, сельди, гуси, волки и обезьяны. Образ жизни таких животных был издавна известен, и еще Аристотель заметил, что и «человек – общественное животное». Но только Дарвин систематически изучил социальный инстинкт, особенно в применении к человеку, в своей книге «Происхождение человека и половой отбор».

Социальный инстинкт определяет для каждого вида возможный размер стада и правила поведения в стаде, то есть реакции на собратьев по стаду. Для всех видов приматов типичная численность стада составляет несколько десятков. Так же обстояло дело, несомненно, у наших предков-гоминидов; нынешние сообщества людей, гораздо более многочисленные, зависят, как мы увидим, не только от генетической наследственности.

На первый взгляд, есть совсем не общественные животные, проводящие почти всю жизнь в одиночестве: таковы тигры, медведи и многие рыбы и птицы. Но Тинберген замечает, что поскольку и эти животные сходятся на время спаривания, они также являются в некоторой мере общественными. Более того, медведи, населяющие некоторую территорию, редко видят друг друга, но сложным образом взаимодействуют, выбирая половых партнеров; совершенно необщественных животных, по-видимому, нет.

Социальному инстинкту очень не повезло: последователи Дарвина интересовались главным образом конкуренцией между особями одного вида, обусловливающей естественный отбор, но пренебрегали сотрудничеством собратьев по виду. Особенно пренебрегали действием социального инстинкта у человека так называемые «социал-дарвинисты», часто рассматривавшие историю человечества как «войну всех против всех», для чего у них было наготове соответствующее латинское изречение. В действительности высшие животные, как хорошо знал уже Дарвин, не убивают особей своего вида: конкуренция внутри вида сводится к соревнованию в использовании ресурсов, но не означает прямого уничтожения конкурентов. Социал-дарвинисты некритически перенесли на весь животный мир обычаи человеческого общества, а потом, для обоснования агрессивной политики своего государства, ссылались на полученный таким образом "всеобщий биологический закон". Ясно, что в этих условиях социальный инстинкт находился в пренебрежении[3].

Инстинкт внутривидовой агрессии, открытый Лоренцем и описанный им в уже упомянутой книге, свойствен всем «территориальным» животным, то есть получающим питание с определенного участка и охраняющим этот участок от особей своего вида. Такими животными являются многие хищники, то есть животные, питающиеся животной пищей, в том числе утиные и врановые птицы, псовые и кошачьи млекопитающие, а также приматы. Человек в высшей степени агрессивен – больше всех других животных.

Биологический смысл инстинкта внутривидовой агрессии состоит в изгнании со «своей» территории любой особи собственного вида, чем обеспечивается равномерное заселение его ареала – всей пригодной для этого вида области Земли. Если бы не этот инстинкт, животные одного вида стремились бы селиться только в самых благоприятных местах, что привело бы к перенаселению и бескормице. Инстинкт внутривидовой агрессии побуждает животное нападать на любого представителя своего вида, оказавшегося на его участке; но такое нападение на “чужого” обычно завершается лишь его изгнанием со “своей” территории, а вовсе не убийством. Убийство особей своего вида опасно для его сохранения; чтобы предотвратить такое убийство, эволюция выработала утонченные механизмы. Владелец участка на своей территории оказывается “сильнее” чужого, но, перейдя невидимую (для нас) границу, сразу же “слабеет”. Таким образом, в большинстве случаев изгнание чужого достигается демонстративным “поединком”. Более того, эволюция скорректировала инстинкт внутривидовой агрессии добавочным инстинктом – механизмом “подчинения”: более слабый из соперников дает сигнал, автоматически останавливающий дальнейшее нападение. Наконец, эволюция создала и другие корректирующие инстинкты, защищающие от агрессии самок и потомство.