Читать онлайн «Тайны языческих богов. От бога-медведя до Золотой Богини». Страница 32

В свете последних свидетельств становится ясно, что в южнорусских степях и на западе Азии охотники граветтских общин очень умело создавали первые женские фигурки в качестве талисмана плодородия, подчеркивая сексуальные достоинства. По мере продвижения племен в Центральную и Западную Европу статуэтки становились менее искусными и более условными, но продолжали выполнять те же функции относительно деторождения и воспроизводства. Была, правда, и другая разновидность фигурок — высокие, более изящные, стройные, с четко обозначенными чертами лица, как, например, найденная в Леспунь (От-Гаронна) фигурка из слоновой кости с изображением набедренной повязки, прикрывающей половые органы304. Поскольку иногда пояса как амулеты плодородия305 украшались ракушками и раковинами каури, набедренная повязка на фигурках могла быть изображена для подчеркивания плодовитости.

Кроме маленьких и толстых фигурок — "венер" — племена граветтской и среднеориньякской культур использовали в качестве амулетов и украшений раковины каури306. В Гримальдийских пещерах найдены раковины вида сassiо пиfа из Индийского океана. Видимо, они попали на Итальянскую Ривьеру из Индии, возможно, по бартеру, поскольку их также находили в погребениях Дордони, где у Ложери-Бас (Лез Ейзи) два вида средиземноморских каури оказались разбросанными поверх скелета307. Благодаря своей форме, напоминавшей древнему человеку вход в земной мир, каури считались животворными и могли быть занесены в Европу с Востока (вместе с "венерами"). В погребениях их часто находили вместе с красной охрой — символом крови.

Но культ жизни отправляли не только для того, чтобы вернуть в этот мир умерших или помочь людям плодиться, размножаться и заполнять собой пространство Земли. Люди эпохи мадлен использовали его также для увеличения плодовитости диких животных, что было жизненно необходимо охотникам. В галерее труднодоступной пещеры Тюк-д’Одубер (близ Сен-Жирон в Арьеже) в конце длинного и узкого коридора, в который в 1912 г. впервые вошли граф Бегуэн (Begouen) и его сын, они нашли вылепленные из глины фигуры бизонов длиной около двух футов, опиравшиеся на часть упавшей скалы. Древний "скульптор" изобразил бизониху в сопровождении бизона, что наталкивает на мысль о выраженной таким образом идее плодородия. На мягком глиняном полу галереи сохранились отпечатки человеческих ног. Там же оказалась незавершенная фигура бизона и несколько комков глины. С правой стороны в полу имелось несколько круглых глубоких вмятин, глядя на которые, исследователи решили, что это следы танцоров, исполнявших танец плодородия вокруг небольшого холмика в центре308" аналог которого есть в Меланезии, где его называют duk-duk.

Как бы то ни было, многочисленные изображения танцующих (в масках животных), такие, как три фигуры в шкурах серны в Абри-Меж (Дордонь), и другие — с головами животных, обнаруженные в Марсуласе, Орнос-де-ла-Пена, Апьтамире и Лурдесе, и очень выразительный "танцующий колдун" из Труа-Фрер неподалеку от Тюк-д’Одубер (о котором мы поговорим подробнее в следующей главе) — показывают, что этот обычай уже существовал в верхнем палеолите. Танец вокруг священных предметов сохранялся в ритуале плодородия много веков и до сих пор исполняется, например, на "празднике майского дерева". Такой танец изображен на хорошо известной фреске скального навеса в Когуле близ Лериды (в Каталонии): девять женщин с тонкими талиями, одетые в юбки ниже колен и в головных уборах, но без четких лиц, танцуют вокруг маленького обнаженного мужчины309.

Изображение на этой фреске породило массу трактовок — от фаллического культа до танца радости. Можно утверждать, что здесь присутствует тема плодородия, но мужская фигура вряд ли имеет фаллическое значение, поскольку половой член не напряжен. Видимо, рисунок является результатом творчества нескольких художников позднего палеолита, работавших в разное время, т. к. маленькая темно-коричневая фигурка мужчины была добавлена к изображениям черных женщин позже. Представляется, что это добавление связано с обрядом, посвященным плодородию, когда женщины окружали символ мужчины, чтобы облегчить процесс вое производства, который они понимали весьма упрощенно.

Ориньякская культура делала акцент на роли матери в таинстве рождения и выражала это в создании женских фигурок. Мадленская культура, сконцентрировавшись на магически-религиозном управлении охотой, основное значение придавала культу воспроизводства, т. к. он влиял на обеспечение средствами существования310, поэтому редко мастерили человеческие фигурки311. С другой стороны, художники восточной Испании в конце верхнего палеолита в большом количестве изображали на своих реалистических картинах мужчин и женщин. Так, в скальном навесе Ла-Бьеха в Альпере (между Аликанте и Альбасете, Испания) и танцоры, и танцовщицы имеют темно-красную окраску и похожи на нарисованных в Когуле. Их такими же перерисовывали и в последующие эпохи312. По сути, это сцена охоты, в которой участвуют около тридцати коз или антилоп, двадцать шесть самцов оленей, коров, лосей, козерогов, диких лошадей, волков и птиц; на картине запечатлены более 70 человеческих фигур, по большей части мужских; многие охотники стреляют из луков по животным. Можно утверждать, что двое из мужчин, надев головные уборы из перьев, танцуют, широко расставив ноги, так что виден детородный орган. Две из трех женщин одеты в юбки, как и изображенные в Когуле, а одна — полная — обнажена. Хотя у всех есть оружие, но сцена мало напоминает охоту. Позы женщин более похожи на позы священной пляски. Довольно хорошо переданы пропорции тела, но руки и лица яйцеобразные и лишены деталей. Одна из женщин держит в руке какой-то предмет, предположительно, статуэтку. Но это лишь предположение, т. к. автору этих строк, когда он посетил Альперу и осмотрел изображение, этот предмет показался совершенно не поддающимся расшифровке.

Если эти восточноиспанские рисунки принадлежат капсийской индустрии, на что указывает техника их исполнения и некоторые африканские черты, присутствующие в похожих изображениях на юге континента — в южной части Родезии313" то определить точно их назначение, как и историю создания, невозможно. То, что они имели магически-религиозное значение, вполне очевидно, если принять во внимание их нахождение в скальном навесе, который представляет собой скорее храм, нежели жилище. Но в отличие от огромных пещер Дордони, Пиренеев и Кантабрии, где изображения размещаются в малодоступных и потаенных местах, здесь они совершенно открыты для взора. Тем не менее эти места посещали люди нескольких поколений эпохи верхнего палеолита, т. к. некоторые рисунки закрыты более поздними или в них внесены изменения. Так, в Кантос-де-ла-Висера в Мурсии бык превратился в оленя; а в Минатеде, между Чинчильей и Эллин, аббат Брейль (Breuit) обнаружил наложения не менее чем тринадцати живописных слоев. Эти невыразительные святилища, по-видимому, служили для отправления культа жизни, в центре которого был ритуальный танец мужчин и женщин, вовлеченных в управление загадочными процессами рождения и воспроизводства как человека, так и животных.

Для примитивного ума изображения женщины и преднамеренное подчеркивание ее достоинств, а также фаллоса, являлись двумя полюсами созидательной силы: женского — рецептивного и мужского — побуждающего. Женщина — мать рода человеческого, истинная продолжательница жизни, а мужчина — производитель, поэтому их половые органы считались наделенными порождающей энергией, вследствие чего они стали символами плодовитости и деторождения, ведь именно от них зависели плодовитость чрева и его оплодотворение. Зачатие является началом сложного процесса рождения, и пока оно не произойдет, воспроизводства не будет. Все это предполагает единение активных и пассивных участников, дарующих жизнь — мужчины и женщины, отца и матери, объединенных в священный союз для воспроизведения потомства.

Но как бы ни были важны (с физиологической точки зрения) оба партнера, главным фактором всегда была, есть и будет женщина. Она не только символ воспроизводства, но и собственно производительница. Говоря словами автора "Книги мудрости", "для всех людей есть лишь один вход в жизнь" и "во чреве матери моей был я превращен во плоть за 10 месяцев, происходя из крови и семени мужчины". Хотя в отношении отцовства в примитивном обществе возникала некоторая неуверенность314, в отношении матери сомнений не существовало. Поэтому именно женщина и ее детородные органы стали символами продолжения рода со времени их первого изображения на Среднем Востоке и в Европе в начале верхнего палеолита. Ее партнер — мужчина, по всей вероятности, вначале являлся дополнительным элементом, т. к. его функция в процессе зачатия и рождения была менее очевидной и понятной.