Читать онлайн «Политическая наука № 3 / 2012 г. Политические режимы в XXI веке: Институциональная устойчивость и трансформации». Страница 12

С другой стороны, причины институциональных сдвигов могут возникать из процессов обмена между институтом и средой. Только при условии того, что институт выполняет какие-либо функции, полезные для окружения (например, производит автомобили, на которые есть спрос), и имеет ресурсы для выполнения этой функции (доход от продажи автомобилей), этот институт сможет продолжить свое существование. Институциональные изменения (например, переход от производства грузовых автомобилей к производству легковых) будут деструктивными, если ограничат получение ресурсов (если спрос на легковые автомобили окажется слишком низким). Так действует механизм внешней селекции. Если базовое условие устойчивости института – его способность выполнять функции, приносящие пользу окружению, из истории можно извлечь уроки, каким образом институты функционально приспосабливаются к окружающей среде. Существуют обстоятельства, которые не дают возможности для обращения к истории. Если окружение института быстро меняется, институт не сможет к нему приспособиться. Это случайные процессы, которые поддаются описанию, но из которых нельзя извлечь закономерности. Процессы такого типа характерны для начальных фаз становления нового режима и для его развития в быстро меняющихся условиях. Возможна и противоположная ситуация: когда окружение института почти не меняется, так как контролируется самим же институтом, как это было, например, при некоторых коммунистических партиях, контролировавших свои государства. В этом случае окружение приспосабливается к институту, а не наоборот. Рассматривая такие случаи, можно узнать, как власть преобразует действительность, но нельзя изучить механизмы институциональных изменений.

В‐пятых, мы можем пытаться найти в истории различных институтов (основываясь на результатах исторического анализа, проведенного в соответствии с четырьмя вышеназванными задачами) модели, поддающиеся обобщению и сравнению [Patzelt, 2012 c]. Например, каждая шахматная игра в силу возможных ходов, стратегий, ошибок достаточно индивидуальна и имеет «тропу зависимости». Но в каждой игре можно выделить общие модели («вилка», «связка» или «матовая сеть»), не привязанные ни к конкретным фигурам, ни к полям шахматной доски, ни к игровым ситуациям. Они представляют собой продукт как преднамеренного действия, так и случайности, и их можно обнаружить в разных ситуациях. Тем не менее речь идет именно о поддающихся обобщению и изучению, систематически применимых и искусственно предотвращаемых моделях. Каждый, кто обладает минимальным представлением о «теории» шахмат, способен увидеть за отдельными ходами, даже символически записанными, эти общие модели. Именно такого типа модели мы призываем искать в истории всех государств. Такие модели не только возникают «сами по себе», но и являются результатом намеренного действия акторов, поэтому извлеченные «уроки» могут послужить основой для построения теорий и для политического консультирования.

Один из самых эффективных методов изучения истории предлагается историческим институционализмом [Structuring politics, 1992; Skocpol, 1995; Pierson, Skocpol, 2002]. Отчасти как течение в рамках неоинституционализма он получил развитие в конце 1960‐х – конце 1970‐х годов в новаторских трудах о социальных предпосылках диктатуры и демократии, о роли государства в периоды революций и о политическом порядке в меняющихся обществах [Moore, 1966; Huntington, 1968; Skocpol, 1979; Tilly, 1994]. Исторический институционализм выделяет факторы, влияющие на социальные, экономические, политические и культурные сдвиги, и вне зависимости от своего внутреннего содержания действующие функционально схожим образом. Прежде всего, определяется роль институтов – составляющих «несущую конструкцию» социальной действительности и целенаправленно созданных посредством принятия законов, – в процессах изменений. Институты могут устанавливать рамки таких сдвигов, могут стать факторами изменений (например партия, пережившая смену режима) или их результатом (например институт чрезвычайно сильного президента в стране как результат введения полупрезидентства в условиях слабой партийной системы). Отвергая все догмы философии истории («прогресс как принцип движения», «волновое распространение всеобщей демократии»), исторический институционализм интересуется тем, почему возникают институты и каким образом их «история» попадает в определенную тропу развития.

Ключевые понятия этого метода – тропа зависимости, критическая развилка (где действуют случайности), траектория, реактивные последовательности и возрастающая отдача. Реактивная последовательность означает, что случайные события могут положить начало процессам, которые, в свою очередь, приведут к результатам, воспринимаемым впоследствии как неизбежные и необходимые. Например, перед первыми демократическими выборами принимается избирательный закон, приводящий к фрагментации партийной системы и отсутствию устойчивого большинства в парламенте, что приводит к неэффективности и далее к попыткам ужесточения режима. Концепт возрастающей отдачи означает позитивную обратную связь, закрепляющую чисто случайно возникшие структуры и вводящую систему в стабильное состояние. К примеру, партия может получить неожиданно большую долю голосов на выборах, прийти к власти, проводить популярную политику и/или эффективную пропаганду, и в конечном итоге лидер этой партии может быть воспринят как гарант будущих успехов, что приведет к новой победе на выборах.

Во многих версиях исторического институционализма особенно подчеркивается роль случайностей, ведущих к небольшим, даже почти незаметным изменениям. Без таких изменений все, что однажды возникло, должно было бы остаться в стабильном состоянии. В других версиях исторического институционализма предполагается, что (например, как результат определенных причинно-следственных цепей) некоторая институциональная структура настолько хорошо согласуется с укрепляющей ее средой, что может возникнуть очень стабильное «точечное равновесие», которое ограничивает последствия случайностей и создает устойчивость. Но если внешние условия быстро изменятся, вся конструкция может мгновенно распасться – как случилось с ГДР. Между двумя этими версиями находится представление о том, что многие институты сохраняют стабильность во времена больших исторических переломов (христианская церковь пережила множество революций), а в других постепенно происходят незначительные изменения (как это было на протяжении столетий в английском парламенте). Далее, исторический институционализм подчеркивает важность асимметричного распределения власти для успешного функционирования и развития институтов, а также значимость той роли, которую при формировании и развитии последних играют идеи. Кроме того, можно выделить следующие четыре типа институционального развития [Thelen, 2004]: введение новых структур в дополнение к существующим институтам (институциональное наслаивание); перепрофилирование существующих структур (институциональная конверсия); изменение роли института вследствие изменения окружающей социальной действительности (институциональный дрейф); вытеснение института конкурентами (институциональное замещение). Пытаясь идентифицировать такие типы изменений, исследователи выделяют в истории множество поддающихся обобщению моделей.

Однако зачастую остается неясным, как отличить те модели, которые действительно имели место в истории институтов, от тех, которые были «добавлены в историю» наблюдателем. Кроме того, исторический институционализм немногое может прояснить в том, как именно протекают процессы изменений внутри институтов. В целом исторический институционализм успешно применялся скорее в больших эмпирических исследованиях, построенных вокруг отдельных теоретических концептов, чем во всеобъемлющих и обладающих мощной объяснительной силой теориях. Следует также отметить отсутствие теории возникновения критических развилок, а также условий для появления разных институциональных форм.

Указанные пробелы мог бы восполнить эволюционный институционализм [Patzelt, 2007; 2012 a, 2012 b]. Он является продолжением исторического институционализма в том смысле, что к сравнительным исследованиям исторического институционализма адаптирует – как было обрисовано выше – познавательный и объяснительный потенциал общей теории эволюции. Включение в теорию «институциональной архитектуры» таких концептов, как «институциональное наслаивание» и «институциональная конверсия» и их дальнейшее развитие позволяет анализировать возможности реформ и условий устойчивости институтов.