Читать онлайн «Политическая наука № 3 / 2012 г. Политические режимы в XXI веке: Институциональная устойчивость и трансформации». Страница 11

Но повинна ли в этом история? С одной стороны, может быть, всякое настоящее настолько отлично от прошлого, что обращение к нему бессмысленно, и знание сегодняшнего мира не несет никакой пользы для познания мира завтрашнего. Это противоречит нашему жизненному опыту. С другой стороны, проблема может корениться не в самой истории, а в том, как мы за ней наблюдаем и что мы в ней ищем. В поддержку этой позиции можно привести два аргумента.

Во‐первых, не прекращаются попытки открыть «законы истории», чтобы с их помощью делать практические прогнозы. В малых масштабах эти «законы» формулируются в виде моделей транзита, в больших – приобретают универсальный характер, например, материалистическая теория смены формаций. «Уроки истории» привели в XX в. к жестоким системным трансформациям с чудовищными последствиями; тем большее сожаление вызывает тот факт, что эти «уроки» не подтвердились. В целом ошибочно то представление, согласно которому существует некий должный, предопределенный «генеральным планом» и, более того, предсказуемый ход истории [Popper, 1974]. Однако верно, что однажды случившееся событие может иметь далеко идущие последствия, как, например, принятие первой конституции в постсоциалистическом государстве. Понять влияние «тропы зависимости» [Evolution and path dependence in economic ideas, 2001, Margolis, Liebpowitz, 1995; Pierson, 2000] – не значит сделать ошибочные выводы, например, что в XX столетии неизбежно должны были возникнуть коммунистические государства, или в XXI в. демократия неминуемо будет распространяться на все новые территории.

Во‐вторых, те процессы, которые формируют настоящее (и тем самым прошлое – как «прошедшее настоящее» и будущее – как «приходящее настоящее»), протекают на разных уровнях действительности и с разной скоростью, как показал Фернан Бродель [Braudel, 1974] в трехуровневой структуре исторического времени. На уровне «времени большой длительности» («la longue durée») происходят сдвиги, зависящие, среди прочего, от взаимодействия географических и климатических факторов. На уровне конъюнктурного времени («conjoncture») протекают процессы, формируемые, например, техническим прогрессом, циклами конъюнктуры и принятием новых конституций. На уровне «сжатого времени» происходят события, значительно зависящие от случая, «событийная история» («l’histoire événementielle»). Ошибается в рассмотрении истории и в извлечении уроков из нее тот, кто из наблюдений за одним уровнем исторического времени делает выводы для другого.

На основе исторических знаний можно легко прогнозировать долгосрочные изменения. Прогнозирование циклов конъюнктуры или последствий принятия конституции все-таки возможно. Такого рода прогнозы не основаны на данных, уходящих далеко в прошлое, и не распространяются на далекое будущее, поэтому они редко воспринимаются как «уроки истории». Суждения о «событийной истории», о настоящем времени и предшествующих ему десятилетиях свойственны социальным наукам. В таких временных рамках ceteris paribus вполне возможно выделить какие-либо общие модели, как было сделано, например, при изучении электорального поведения. Эти выводы относятся к большому числу избирателей и не претендуют на то, чтобы быть справедливыми для каждого из них. Хотя исследователи политических трансформаций нередко полагаются на общие закономерности, при внимательном рассмотрении оказывается, что в нетривиальных своих проявлениях каждый случай уникален10. Суждения о «событийной истории» и действующих в ней акторах часто оказываются бессмысленными для прогнозирования поведения конкретных индивидов. К сожалению, самый необходимый и практически полезный вид прогноза в политической науке касается именно роли политических лидеров. Однако так же, как человек должен был оставить надежду получить золото посредством экспериментов, полезных только для развития химии, в социальных науках ради объяснения главных причин conditio humana нужно отказаться предсказывать нетривиальное поведение индивидов, партий или режимов.

Чтобы действительно извлечь уроки из истории, мы должны выполнить не менее пяти задач. Во‐первых, следует изучать процессы изменений на разных уровнях действительности [Patzelt, 2007 a, S. 184–193]. Некоторые изменения происходят медленно, например развитие человеческой природы и форм человеческого поведения, а также развитие языков, культур, экономических и общественных систем. Другие изменения происходят очень быстро: перемена моды, круга общения, конкретных профессиональных задач. Наконец, есть изменения, которые протекают со средней скоростью и охватывают большие временны́е промежутки. К ним относятся, прежде всего, институциональные трансформации и режимные изменения; а также конституции, действующие лишь несколько десятилетий, органы власти (столетие и более), вооруженные силы (века), институты христианских церквей (до тысячи или даже до двух тысяч лет).

Во‐вторых, нам следует обращать внимание на взаимодействие разных уровней действительности и процессов, на них протекающих. Оно имеет два направления: «снизу вверх» и «сверху вниз». Первое означает, что человеческая природа создает условия для существования культуры; культура же в свою очередь создает условия для возникновения определенных институтов, а институты определяют способы поведения. Направление «сверху вниз» означает, что конкретное поведение того или иного актора может способствовать укреплению или ослаблению института; институты определяют устойчивость или изменения культуры, которая далее воздействует на человеческую природу. В качестве примеров можно привести уничтожение неподходящих по параметрам детей и усовершенствование человека при помощи биотехнологий.

В‐третьих, мы должны обращать внимание – на каждом уровне действительности и между ними – на взаимодействие тропы зависимости и случайности. «Тропа зависимости» означает, что события или решения вчерашнего дня определяют возможности сегодняшнего, а события или решения настоящего дня определяют возможности завтрашнего. Под случайностью подразумеваются события или решения, которые не являются невозможными. Именно посредством взаимодействия зависимого и случайного на всех уровнях действительности и совершается история. При поверхностном подходе она происходит на наиболее глубоком уровне, во времени большой длительности («longue durée»), при основательном детализированном подходе ее место – на верхнем уровне – в событийной истории. Особые интеллектуальные вызовы находятся на промежуточном уровне институтов. Это не арена чистой случайности, хотя случайные события, такие как потрясения, вызванные приходом к власти в постреволюционный период харизматичного лидера, могут привести к очень быстрой смене институтов.

Поэтому, в‐четвертых, нам нужно рассматривать факторы изменений на одном уровне действительности. При изучении режимных и политических трансформаций следует сосредоточиться на уровне институтов как несущей конструкции социальной действительности. Будут ли эти процессы изучаться при помощи описательно-исторического метода или посредством статистического анализа данных, это будет полезно для лучшего понимания «алгоритма эволюции». И если основные положения «Общей теории эволюции» [Lempp, Patzelt, 2007; Patzelt, 2007 b; Patzelt, 2012 b, S. 83–85; Schurz, 2011] применимы к институтам, то относительно их развития можно сказать следующее.

С одной стороны, ключевые факторы изменений раскрываются в процессе передачи культурных моделей11 от одного поколения другому, т.е. от «компетентных пользователей» института начинающим пользователям, которые впоследствии будут поддерживать существующие институты, а затем передадут основные культурные модели следующим поколениям [Patzelt 2012 b, S. 74–78]. Иногда в процессе передачи культурные модели могут отличаться от исходных. Некоторые изменения соединяются с культурной моделью и входят в ее более сложную версию12, другие же – оказываются жертвами «внутренней селекции».

С другой стороны, причины институциональных сдвигов могут возникать из процессов обмена между институтом и средой. Только при условии того, что институт выполняет какие-либо функции, полезные для окружения (например, производит автомобили, на которые есть спрос), и имеет ресурсы для выполнения этой функции (доход от продажи автомобилей), этот институт сможет продолжить свое существование. Институциональные изменения (например, переход от производства грузовых автомобилей к производству легковых) будут деструктивными, если ограничат получение ресурсов (если спрос на легковые автомобили окажется слишком низким). Так действует механизм внешней селекции. Если базовое условие устойчивости института – его способность выполнять функции, приносящие пользу окружению, из истории можно извлечь уроки, каким образом институты функционально приспосабливаются к окружающей среде. Существуют обстоятельства, которые не дают возможности для обращения к истории. Если окружение института быстро меняется, институт не сможет к нему приспособиться. Это случайные процессы, которые поддаются описанию, но из которых нельзя извлечь закономерности. Процессы такого типа характерны для начальных фаз становления нового режима и для его развития в быстро меняющихся условиях. Возможна и противоположная ситуация: когда окружение института почти не меняется, так как контролируется самим же институтом, как это было, например, при некоторых коммунистических партиях, контролировавших свои государства. В этом случае окружение приспосабливается к институту, а не наоборот. Рассматривая такие случаи, можно узнать, как власть преобразует действительность, но нельзя изучить механизмы институциональных изменений.