Читать онлайн «Вавилон. Месопотамия и рождение цивилизации. MV–DCC до н. э.». Страница 64

Менахем понимал, что он не может идти на риск и потерпеть поражение от такого жестокого врага, поэтому он заплатил ассирийцам щедрую контрибуцию. Во всяком случае, он считал, что поддержка мировой сверхдержавы укрепит его власть при сохранении трона Древнееврейского царства от любых посягательств, а таких предпринималось немало: «И Менахем дал Пулу тысячу талантов серебра, чтобы его поддержка была с ним для сохранения царства в его руках»; «И Менахем взыскал деньги израильские даже со всех богатых людей – по пятьдесят сиклов серебра с каждого, чтобы отдать царю Ассирии. Так что царь Ассирии повернул назад и не остался в стране» (1 Лет., 5: 26; 2 Цар., 15: 19).

Это решение и огромные расходы окупились. Благодаря помощи Ассирии Менахем во время этого периода анархии стал единственным израильским правителем, который сумел сохранить свое положение и умереть естественной смертью в собственной постели. Эту сделку лаконично подтверждает одна из личных надписей ассирийского царя: «Я получил дань от Кушташпи из Коммагенского царства, Резона из Дамаска и Менахема из Самарии [написано клинописью как «Ме-не-кхи-им-ме Са-ме-ри-на-а-а»]».

На тот момент царство Израиль, которое ассирийцы называли Самарией (или иногда страной Омри по имени могущественного основателя 4-й Израильской династии, свекра царицы Иезавель, который построил себе столицу Шомрон), влилось в число зависимых от империи государств, но не входило в состав самой Ассирии. Изначально политика империи состояла в том, чтобы позволять тем, чья лояльность была обеспечена, сохранять свою формальную автономию, подобно княжествам, которые продолжали существовать во время британского владычества в Индии.

Подобно британской Ост-Индской компании, Ассирия сначала росла за счет захватов торговых путей и складов и удерживания стратегически и экономически важных мест, а также обхода тех, что имели меньшую значимость, – но лишь пока они не представляли угрозу интересам Ассирии. Не будучи постоянным и единым блоком владений, империя оставалась до довольно позднего этапа своей истории скорее открытой структурой. Как пишет один историк того времени: «Империя – это не земельное пространство, а сеть коммуникаций, по которым возят материальные товары».

На протяжении длительного времени существовало разграничение между собственно Ассирией – неизменной территорией, управлявшейся из столицы и известной своим правителям и народу как Mat Ashur – страна Ашшур, и удаленными территориями, подчиненными Ашшуру, но отличающимися от его владений. Случись так, что правитель-данник отказался бы выполнять свои обязательства или, что еще хуже, вступил бы в заговор с целью напасть или причинить ущерб интересам Ашшура, он без промедления был бы низложен, а его царство стало бы собственностью империи.

Так, со временем «дыры в этой сети» заполнялись по мере того, как сопротивление и мятежи менее уступчивых зависимых правителей заставляли ассирийских императоров приводить все больше и больше номинально независимых царств под свой непосредственный контроль, как произошло в ситуации, когда царь Израиля Осия, пришедший к власти после трех правителей, но лишь через 17 лет после Менахема, перестал платить дань и начал строить заговор с фараоном Египта с целью свержения ассирийского ига. Как рассказывает Вторая книга Царств (18: 4):

«Царь Ассирии обнаружил заговор Осии, потому что тот отправлял послания царю Египта Со [вероятно, Осоркон IV из Двадцать второй династии] и не предложил никаких подарков царю Ассирии, как он делал год за годом. Поэтому царь Ассирии запер его в тюрьме и держал там.

Затем царь Ассирии прошел по всей стране, вышел к Самарии и осаждал ее три года.

На девятый год правления Осии царь Ассирии взял Самарию».

Сам Саргон так писал об этом событии: «Я осадил и завоевал Самарию. Я увел из нее 27 290 человек. Из них я сформировал отряд из 50 колесниц. Тех, кто остался, я заставил вернуться к своим обязанностям. Я поставил над ними одного из своих чиновников и обложил их данью, которую должен был мне платить предыдущий царь».

Это был конец Северного древнееврейского царства и, согласно религиозному преданию, десяти племен, которые его населяли. На место депортированных сюда привезли людей из других земель. Сама территория, включенная в собственно Ассирию, утратила свою идентичность. Ассирийские царские летописи обычно формулировали это таким образом: «К стране Ашшур я добавил страну, к ее народу я добавил народ».

Так к концу своего существования Ассирийская империя случайно или намеренно стала единой огромной территорией, включавшей почти весь Ближний Восток, простиравшейся через весь Плодородный Полумесяц – от средиземноморского побережья до Персидского залива, от Египта до Элама. Это были владения, каждый житель которых считался ассирийским гражданином, как в обширной Римской империи после императора Каракаллы, когда проживавший в ней любой свободный человек мог сказать: «Civis Romanus sum» («Я римский гражданин»). Ведь империи невозможно постоянно удерживать одной только силой. Подневольное население покорится голой военной силе лишь на время. Должны существовать еще вера и принципы. Ассирийская империя основывалась на твердой идеологии, оставшейся на протяжении всей истории образцом для империалистов.

Должно быть только одно государство. Всякая ассирийская территория, будь она прямо связана с родиной или отделена от нее зависимыми государствами, считалась и равной провинцией Страны, и, безусловно, частью национальной вотчины самого города Ашшура. Предыдущие империи позволяли своим отдельным владениям сохранять чувство этнической идентичности и правили ими посредством местных элит, кооптированных в имперскую систему. Малейший признак слабости центральной власти приводил к мятежу и восстанию. Ассирийская империя была единой; составлявшие ее части считались настолько же неотделимы от «материнской» территории, насколько неотъемлемой частью Франции являлись ее заморские имперские владения.

Должен существовать только один народ. Все, кто жил в Ассирии, были ассирийцами независимо от того, на каком языке они говорили или каких обычаев придерживались. Всем полагались одни и те же блага и одно и то же бремя, одни и те же налогообложение и воинская повинность. Отсюда возникло то, что принимают за наказания, налагавшиеся на завоеванные государства: депортация населения и его замена жителями из других районов империи. С точки зрения ассирийцев, это не считалось наказанием. Все это представляло собой ассирийский плавильный котел, способ гарантировать, что со временем каждая этническая принадлежность, отличная от ассирийской, и каждая лояльность, кроме как к империи, будут забыты. Исчезновение десяти израильских племен среди населения Ассирийской империи демонстрирует, насколько хорошо работала эта политика даже с таким сильно стремившимся к сохранению своей идентичности народом, как древние евреи.

Может быть только один вождь. Предыдущие правители Месопотамии являлись героями, которым поклонялись, которых почитали, а некоторых даже обожествляли. Они представали как слуги и земные представители богов-покровителей, которые на самом деле оставались действующими лицами истории. Ассирийские императоры были, напротив, максимальным выражением своего народа – воплощением Ассирии. Образ ассирийских императоров как деспотов самого худшего толка, предавшихся отвратительной жестокости и порочной роскоши, какими их описывали античные греки и изображали художники-ориенталисты вроде Эжена Делакруа на картине «Смерть Сарданапала», далек от того, какими мы их видим в ассирийских документальных источниках. «Для ассирийцев царь, погрязший в пьянстве и жестокостях, был бы омерзителен, – пишет Симо Парпола. – Царская власть для них являлась священной, спущенной с небес, а царь для них считался образцом человеческого совершенства, рассматриваемым как предпосылка личного спасения человека». Профессор археологии Тель-Авивского университета Израэль Финкельштейн предполагает, что для получения представления о том, каким на самом деле был царский двор в Ассирии в конце VIII–VII в. до н. э., когда правили цари от Тиглатпаласара III до Ашшурбанипала, нужно только раскрыть библейскую Книгу Царств и найти в ней то место, где говорится о царе Соломоне, его богатстве, мудрости и женах. Это, утверждает Финкельштейн, имеет мало общего с реальностью – неотесанным вождем горцев в X в. до н. э., а на самом деле отражает «представление об ассирийском монархе как идеале». Правителя страны Ашшур знали как «идеального человека»; это же самое выражение и по сей день применяется на арабском языке – «al-Insan al-Kamil» – к пророку Мухаммеду.

Может быть только один Бог: Ашшур являлся вездесущим на всей территории империи. В его родном городе находился всего один посвященный ему храм – Эшара. Он был образцом и для древних евреев Иудеи, которые «убрали властные должности, разбили изображения и вырубили рощи» (2 Цар., 18: 4), и они впервые сосредоточили свою веру на храме Бога в Иерусалиме. Тем не менее в то же самое время Ашшуру можно – и должно – поклоняться где угодно и везде: он стал первым божеством-миссионером. В рассказе об одной из своих побед Тиглатпаласар пишет: «Я возложил на них тяжелое иго своей империи. Я присоединил их к культу Ашшура, своего Бога». Да, старые боги сохраняли своих последователей. Церемонии, посвященные Иштар, продолжали проводить в Ниневии; культ луны – Сина не прекратил своего существования в Харране. Но на территории всей империи поощрялось представление о том, что все эти боги являются в той или иной степени отражениями, аспектами, проявлениями одного всемогущего и вездесущего всемирного главного Бога, все в большей степени отождествлявшегося с Ашшуром. Именно он, по представлению ассирийцев, дал логическое обоснование империи: подобно христианскому Богу византийцев и мусульманскому Богу халифов, он повелел, чтобы служение ему и его культ были распространены по всему этому региону. А его земным представителем считали ассирийского императора.