Читать онлайн «Русская расовая теория до 1917 года. Том 2». Страница 74

В XVII веке этот скептицизм начинает распространяться и усиливаться, переходя мало-помалу в более или менее полное отрицание многих из господствовавших до того времени идеальных и мистических воззрений. В 1641 г. Декарт доказывает уже, что все явления природы, без различия органического мира от неорганического, происходят по определенным, механическим законам, вследствие передачи движения от одних тел другим; этим воззрением разом устранялись все допускаемые до того времени мистические объяснения природы и проводилась мысль, что порядок явлений, законы природы не могут быть никогда нарушены. Доказывая такую механичность внешней природы, Декарт принимал, однако, что дух, (обладание которым он из всех земных существ приписывал одному человеку), есть субстанция, отличная от прочей природы, противоположная ей и стоящая таким образом вне действия ее механических законов. Однако уже современник и антагонист Декарта, Гассенди, возражал, что «не видно, почему бы телесная и мыслящая субстанция, при всём различии их понятий, не могли бы быть, в сущности, одним и тем же», а другой современник их обоих, Гоббс, доказывал, что ощущения человека суть не что иное, как движение или колебание частиц тела, обусловленные движениями внешних предметов, которые (т. е. движения) передаются через посредство воздуха органам чувств, а отсюда — мозгу и сердцу. Несколько позже Локк отвергает уже положительно существование у человека прирожденных идей и доказывает, что все они берут свое начало из ощущений, полученных чувствами и воспринятых внутренним сознанием; душа, по его понятиям, есть tabula rasa, на которой может быть изображено то или другое, более или менее, смотря по качеству и количеству тех впечатлений, которые получает человек, особенно в период своего детства и воспитания. Но если идеи обусловливаются ощущениями, а эти последние влиянием внешней природы на органы чувств, которые через посредство нервов находятся в соединении с мозгом, то отсюда уже легко можно было прийти к заключению, что образование идей совершается в тесной зависимости от мозга, этой «цитадели души, лаборатории разума», как его называет Гуе (род. 1630). Во всяком случае, в чем бы ни заключалась сущность психического агента, стало ясным, что различие между человеком и животным не может быть настолько значительным, как его понимал Декарт, допускавший гипотезу об автоматичности животных в противоположность двойственности природы у человека. Наблюдение показывало, что животные также обладают мозгом, нервами и органами чувств, как и человек, следовательно, они должны иметь и некоторый запас идей, обладать в известной степени разумом. Можно было, впрочем, предположить, что число идей у них незначительно, и что при своих поступках они руководятся не столько умом или размышлением, сколько простыми, бессознательными побуждениями. Однако и человек, как то доказывал Спиноза, не всегда может руководиться умом в своих действиях, не всегда может иметь власть над своими побуждениями; при том и дух его не есть что-либо независимое от внешней природы, ибо наблюдение показывает, что человек так же не в силах сохранить здоровым свой ум, как и свое тело. Таким образом, оставалось одно из двух: или допустить, что животные имеют также душу, т. е. особую, независимую от тела психическую субстанцию, — воззрение, которого придерживались Лейбниц, Хр. Вольф и многие другие, преимущественно германские мыслители, или же, согласившись с Декартом относительно автоматичности животных, распространить это понятие и на человека, что действительно и сделали Де-Ламетри, Гольбах и др., преимущественно французские материалисты. Во всяком случае, как те, так и другие, пришли к выводу, что пропасть, отделяющая в психическом отношении животных от человека, не так глубока, как то принималось ранее, что это различие скорее количественное, нежели качественное, обусловленное в значительной мере воспитанием человека в продолжении многих поколений, а главное обладанием языка, который почти всеми мыслителями того времени от Гоббса и Локка до Ламетри и Блуменбаха рассматривался как человеческое изобретение, как способ, придуманный людьми для передачи друг другу своих мыслей с помощью условленных звуков. Некоторые мыслители высказывали даже мнение, что человек родится собственно животным, и что он становится человеком только с развитием речи и сознания, с воспитанием в среде человеческого общества; лишенный же речи и предоставленный самому себе, человек был бы диким существом, отличавшимся от прочих животных только некоторыми особенностями своей физической природы. Но эти физические отличия, в тот век, для многих, по крайней мере, не могли казаться особенно существенными. По закону непрерывности в природе, провозглашенному Лейбницем, мировой порядок образует непрерывный, постепенный ряд существ и явлений, и между различными степенями существ нет промежутков, нет скачков, а везде замечаются правильные, постепенные переходы (natura non facit saltum). Смотря издали, может казаться, что тела неорганические и органические, растения и животные, животные и человек, относятся между собой как противоположные полюсы; но при ближайшем рассмотрении оказывается, что они составляют только соседние ступени, весьма тесно примыкающие одна к другой. Все существа могут быть распределены последовательно в форме цепи или лестницы, начиная от наименее совершенных и кончая наиболее организованными; и в 1744 г. Бонне действительно составляет такую лестницу, где отдельные классы существ соединены между собой помощью переходных ступеней. В этой лестнице обезьяны, оранг-утан и «лесной человек» представляют соединительные ступени между четвероногими животными и человеком. Наконец, в 1725 г. Этьен Жофруа Сент-Илер уже выступает со своей теорией единства плана в строении животных и доказывает, что различные формы, в которых природа осуществила известные классы или отряды, могут быть произведены одни из других, что все различия, даже самые существенные, отдельных семейств одного класса происходят только от другого размещения, от постепенного осложнения или изменения тех же самых органов. Таким образом, выводы специалистов-зоологов вполне сошлись с заключениями психологов и философов, и общий результат был тот, что главнейшие черты организации и основной план строения животных и человека — настолько же сходны между собой, насколько сходны и общие основы их психических явлений, т. е. что различие в этом случае, как бы ни было оно значительно, есть различие степени, а не сущности.

Но этот вывод, (хотя на нем и остановилось большинство ученых, не считавших возможным и необходимым идти далее), невольно однако же мог навести других на мысль попытаться дать ему реальное объяснение, истолковать его действительной генетической связью. Мы видели уже, что некоторые попытки такого рода делались еще в XVII столетии, тем более встречаем мы их в XVIII и начале XIX веков, когда они являются чаще, открытее и принимают характер более или менее округленных теорий. В 1735 г. Демаллье в своем сочинении «Телльямед или беседы Индийского философа с французским миссионером» развивает мысль, что животные появлялись на земле постепенно, что сперва образовались морские животные, затем, с увеличением суши, из них развились земноводные, и, наконец, от этих произошли наземные. Человек, по его понятиям, также явился из моря, и Демаллье приводит множество самых невероятных и фантастических рассказов всех времен о различных человекоподобных водяных существах, «морских людях», несколько экземпляров которых было поймано будто бы живьем в различное время моряками в открытом море. Как ни странной казалась бы такая теория о происхождении человека из моря, однако, с различными вариациями, мы встречаем ее у многих мыслителей, даже в относительно весьма неотдаленное от нас время. Так, например, ее принимал в тридцатых годах нашего столетия известный натурфилософ Окен, по мнению которого человек, как и все прочие животные, получил начало из морской слизи, из первобытного, свойственного соленой морской воде живого вещества, образующегося постоянно в тех частях моря, где вода приходит в соприкосновение с землей и воздухом, то есть около берегов. Причина же, почему в настоящее время не образуются таким образом люди и животные, Окен объяснял тем, что для этой цели необходимы известный состав воды, известное количество теплоты и известное качество и количество света — условия, которые довольно редко могут быть совмещены одновременно, на одной и той же местности. Другой, более новейший пример подобной же теории, представляет гипотеза известного зоолога-систематика Фитцингера (члена Венской Академии наук), который не далее, как в 1872 году, старался доказать, что первоначальные органические споры, клетки, семена или яйца произошли подобным же образом, как и теперь еще образуются кристаллы неорганических тел, т. е. путем осаждения частиц из жидкой, полужидкой или твердой первобытной массы, насыщенной элементами органической материи. Желтка и белка в этих первоначальных яйцах, говорит он, конечно, должно было быть значительно больше, чем в тех, которые стали производиться позже в телах животных, так как существа, которые развивались из них, не имея возможности найти для себя в окружающей природе достаточной пищи, должны были находиться в яйце и питаться его содержанием до тех пор, покуда они не достигали полного развития.