Читать онлайн «Мозг. Тайны разума». Страница 16

Думаю, мне пора резюмировать. Уже в 1938 году я осознал, что для того, чтобы появилось понимание основ сознания, необходимо дождаться более ясного понимания нейрональных механизмов в верхнем отделе ствола мозга. Именно эти механизмы, вероятно, ответственны за нейрональную интегративную работу мозга, ассоциированную с сознанием. С тех пор электрическая стимуляция и изучение моделей эпилептических приступов в целом способствовали выделению трех интегративных механизмов. Для каждого из них характерно наличие основной области или ядра серого вещества (в пределах верхнего отдела ствола мозга), скопления нервных клеток, которые можно активировать либо, наоборот, парализовать.

а) Высший мозговой механизм

Функция этого участка серого вещества (рис. 9) состоит в том, чтобы осуществлять нейрональную работу, соответствующую работе разума. Свидетельством того, что этот участок и является тем механизмом, служит то, что любые повреждения в пределах границ этого участка в верхнем отделе ствола мозга непременно сопровождаются потерей сознания, а селективный эпилептический разряд, взаимодействующий с функцией этого серого вещества, может также провоцировать потерю сознания (заметное при эпилептическом автоматизме) без парализации автоматического сенсорно-моторного контрольного механизма, расположенного вблизи него.

б) Автоматический сенсорно-моторный механизм

Функция этого участка серого вещества (рис. 10) заключается в координации сенсорно-моторной активности, ранее запрограммированной разумом. Когда высший мозговой механизм селективно инактивирован, этот биологический компьютерный механизм продолжает работать в автоматическом режиме. Именно этот механизм провоцирует большой конвульсивный припадок, активируя кору моторной извилины, в момент, когда эпилептический разряд развивается в его центральном сером веществе.

с) Функция центрального серого вещества этого механизма (рис. 11), как было показано с применением активирующего электрода, заключается в том, чтобы вызывать у индивида, находящегося в сознании, поток сознания из прошлого.

Как я уже отмечал, теперь имеется возможность установить функцию каждой из этих трех зон серого вещества. Каждая играет свою роль в нормальной центрэнцефалической интеграции и координации, являющейся необходимым условием возникновения и существования сознания. Как подчеркивалось ранее, эта интегративная активность приостанавливается при любой форме общего функционального вмешательства в нейрональную активность в зоне, очерченной на рисунке 9. Центральное серое вещество, составляющее основу автоматического механизма (б), и серое вещество механизма разума, или мышления (а) показаны на отдельных рисунках (9 и 10), поскольку оба они способны функционировать самостоятельно, и у меня есть возможность изобразить точные анатомические взаимоотношения между ними.

Благодаря пациентам, поделившимся с нами информацией о потоке сознания, возникшем в их мозге в момент, когда активирующий электрод хирурга все еще находился в коре их мозга, мы можем с определенностью судить о том, какую информацию вышеописанный интегративный механизм сдерживает или тормозит (и, следовательно, элиминирует), а какую он направляет к разуму, и таким образом побуждает мозг фиксировать ее. В процессе нейрональной работы тем или иным образом возникает отпечаток – энграма – памяти. Сознательное целенаправленное внимание обеспечивает на перманентной основе упрощение прохождения этих нейрональных импульсов с тем, чтобы потенциалы продолжили путь по нейрональным проводящим путям в той же манере. Таким образом, энграма воспоминаний оказывается запечатленной. В этом и заключается, как можно полагать, истинная тайна и смысл обучения. Такая модель запечатления кажется весьма эффективной при установлении эмпирической памяти, а также памяти, основанной на условных рефлексах.

Если это так, тогда предположение о том, что запись потока сознания хранится не в некоем продублированном отдельном аппарате памяти, таком как, например, аппараты гиппокампальной структуры, а в операционном механизме высшего мозгового механизма, было верно. Гиппокампальная извилина в каждом из полушариев мозга является частью механизма сканирования и извлечения информации из памяти. Поэтому именно в гиппокампе, возможно, хранится некий продублированный ключ от входа в записи потока сознания.27

Рис. 11. Экспериментальная запись сознания и ее реактивация

Стимулирующий электрод на рисунке приложен к участку интерпретативной коры. Воспоминание о прошлом вызывается активацией функциональной цепи (экспериментальная реакция). Все элементы цепи еще предстоит установить, но вероятнее всего они включают гиппокамп и свод мозга.[22] (Рисунок Элинор Суизи.)

Активность высшего мозгового механизма, проявляющаяся в какой бы то ни было области мозга даже тогда, когда прилегающие к этой области зоны инактивированы в результате каких-либо аномальных воздействий, всегда сопровождается присутствием сознания.

Пациент, которого меня пригласили осмотреть в Москве в 1962 году при драматических обстоятельствах, служит наглядной иллюстрацией того, что даже если моторный контроль полностью или почти полностью утрачен, а мозг оказывается не способным непрерывно производить записи потока сознания, сознательное восприятие сохраняется.

Этим пациентом был блестящий физик Лев Ландау. Его жизнь на протяжении шести недель, когда он полностью находился в бессознательном состоянии после травмы головы, полученной в автомобильной аварии, поддерживалась только благодаря интенсивному уходу. После своего первого осмотра пациента я согласился с тем, что он полностью утратил сознание. Затем я порекомендовал сделать небольшую диагностическую операцию (вентрикулографию). Конечности пациента были парализованы, его глаза были открыты, но явно ничего не видели. На следующий день, когда я вошел в его комнату для нового осмотра, меня сопровождала его жена. Она прошла впереди меня, и присев у кровати мужа, заговорила с ним, сообщив ему мое мнение о возможности операции на мозге. В то время как я молча наблюдал за пациентом, глядя на него через голову его жены, я вдруг осознал произошедшие в нем пугающие перемены. Пациент лежал неподвижно, как и предыдущей ночью. Но его глаза, ранее смотревшие в разные стороны, теперь были сфокусированы на одном объекте. Казалось, что он смотрит на жену. Оказалось, что он слышит и видит, и более того – понимает речь! Как это могло происходить? Жена пациента закончила давать объяснения и сидела молча. Глаза пациента поднялись вверх, чтобы сфокусироваться на мне. Я повернул голову. Его глаза следили за мной. Сомнений не было! После этого они снова расфокусировались, и пациент впал, как и в предыдущую ночь, в бессознательное состояние.

Было ясно, что человек приходил в сознание. Он мог слышать, видеть, понимать речь, но не мог говорить. Он не мог двигаться, за исключением того, что короткое время вращал глазами, фокусируя взгляд. По-видимому, мне следует пояснить, что пациент и его жена некоторое время были вдали друг от друга. Ее вызвали в Москву и привели в госпиталь для того, чтобы обсудить и принять решение о возможной операции. В то утро она видела мужа впервые после аварии.

Было просто поразительно осознавать случившееся. Пациент был взволнован присутствием жены и, вероятно, понял ее сообщение. Было очевидно, что полушария мозга, расположенные выше стволовой части, где локализованы речевой, зрительный и слуховой механизмы, не были повреждены. Свободный взаимообмен между стволом мозга и корой оставался ненарушенным, однако ни один из нейрональных сигналов, посылаемых вовне к периферическим моторным ядрам в нижних отделах ствола мозга и спинного мозга, не мог пробиться через блокировку в месте кровоизлияния в среднем мозге. Ни один, за исключением сигналов, имеющих отношение к глазодвигательным центрам, представляющим собой высшие из всех периферических центров, осуществляющих контроль за двигательными функциями. Если пациент был в сознании, значит, он посылал вниз многие из тех сигналов, которые в норме направлялись на периферию к мышцам. Его жена была поразительно красивой женщиной. Его разум вполне мог послать сигнал, направленный на то, чтобы заставить его руку взяться за руку жены. Однако его рука оставалась неподвижной.

Но, как бы то ни было, я вернулся к коллегам, и мы согласились с тем, что в операции нет необходимости. Я усмотрел первый явный признак восстановления. Пациента сразу же перевели из госпиталя, в котором его так чудесно выхаживали, в Московский институт нейрохирургии, где у него была возможность находиться под наблюдением профессора Б. Г. Егорова. Здесь незамедлительно приступили к психотерапии, и позднее я узнал, что с этого момента начался процесс продолжительного прогрессивного восстановления[23].