Читать онлайн «Газета "Своими Именами" №48 от 26.11.2013». Страница 16

(Сошлюсь на предельно красноречивый свежий пример. В Пермском крае скандально известным «Мемориалом», весьма нескупо подкармливаемым зелёной капустой из-за кордона, на протяжении нескольких лет регулярно и с большим размахом проводится диссидентско-изменнический шабаш под названием «Пилорама-36» на территории бывшей исправительно-трудовой колонии, в которой на протяжении 15-17 лет содержались так назывемые политзаключённые, причём их основу составляли полицаи, изменники Родины, прибалтийские «лесные братья», бандеровцы, а также более современные «борцы с тоталитарным режимом» – С. Ковалёв, В. Стус, В. Буковский и им подобные субъекты. В прошлом году этот лживый, но активно, напористо разрекламированный «пилорамный фестиваль» посетили тысячи людей, включая большой процент молодёжи и даже детей. Активно поучаствовали иностранцы – Европа всегда готова клюнуть на такую мякину. Постоянно устраивались «концерты», напоминающие вальпургиеву ночь, цинизм которых превзойти невозможно, ибо там смачно, азартно имитировалось, например, гейское соитие, а также дикая нецензурщина под агрегатный звон и грохот, уголовно-блатная лексика и прочая зловонно-грязная непотребщина – на что, однако, Пермским Законодательным собранием и губернаторами – вначале О. Чиркуновым, теперь В. Басаргиным – щедро ассигнуются бюджетные десятки миллионов рублей при вымирающем народе и миллионах беспризорников. Вот высший пилотаж современного путинско-медведевского либерализма, насаждаемого по всем землям некогда Святой Руси швыдкими, гельманами, мильграмами, гозманами и их доброхотными приспешниками у кормушки – имя им легион.)

Известный философ, логик и писатель А.А. Зиновьев (как бы к нему ни относиться в связи с определёнными политическими метаморфозами) в конце своей жизни вполне справедливо, честно и очень искренне написал: «В сравнении с современными модными воплями старые песни звучат как божественные гимны».

Там, где песня перестаёт быть явлением искусства, непередаваемым чудом магического слияния стихотворной основы, музыки и исполнительского мастерства и превращается в вожделенный объект завистливых интриг и махинаций, низкопробных спекуляций, нездорового ажиотажа, купли-продажи, кощунственной приватизации, – от неё, как от нечистот, остаётся только грязное пятно.

И в том, что подобные проявления очевидного абсурда стали неотвратимой закономерностью нашего «супердемократического» безвременья, виноваты только мы – мы сами, позволившие электронным насильникам убить в наших душах воспитанную тысячелетиями потребность в постоянном духовном самоочищении родниково-чистой песенной волной, во внутреннем самовыражении запавшими в душу стихами и очаровывающей мелодией любимых песен. Ведь человек наедине с собой напевает только самое любимое – то, что созвучно душе, что вызывает отрадные ассоциации, памятные, дорогие образы и события, в то время как при пассивном слушании в уши может вливаться любая модная дрянь даже помимо его желания. Человеку важно не качество собственного исполнения, а то особое состояние души, которое обязательно вызывает любимая песня.

Несомненно, народные песни имеют прямое родство с древними сказами и былинами, которые не случайно при публичном исполнении в те далёкие времена произносились нараспев: веками сложилась та форма доведения их до людского сознания, которая оказывалась наиболее действенной и достигала нужного психологического эффекта, передаваясь затем из поколения в поколение. И народные певцы были особо почитаемыми людьми, имена их хранились в народной памяти десятилетиями и даже веками, о чём говорит пример певца-сказителя Баяна. А какое придавалось значение песнопению в высших сословиях русского общества, свидетельствуют дошедшие до нас и восстановленные в последние десятилетия стихиры Ивана Грозного, бурная, неоднозначная, многогранная государственническая деятельность которого в то грозовое время, казалось бы, исключала для него саму возможность заниматься музыкой.

Исследования песенного искусства, квалифицированные рассудочные умозаключения о нём и характеристики с научной точки зрения я предоставляю специалистам-профессионалам, а сам говорю лишь о том, что подсказано жизнью, собственными наблюденииями, чувствами и многолетними размышлениями, – как свидетель времени, испытавший облагораживающее влияние этой музыкально-поэтической сферы лично на себе, на своих родных, друзьях и знакомых, на людских коллективах и самых разнообразных жизненных явлениях, ибо песня сопровождала нас на протяжении всей жизни, пока её не начали агрессивно вытеснять, исключать из нашей жизни и уничтожать. И говорю об этом потому, что, понимая исключительную важность поднятой проблемы, чувствую себя лично ответственным за её решение в посильной мере, причём именно личное такое участие любого моего единомышленника – и вас, читатель! – не требует материальных затрат, а нуждается только в духовной самоотдаче всегда и там, где он в данный момент находится. В этой связи вспоминается постулат Павла Нилина, вложенный в уста Вениамина Малышева (роман «Жестокость»): «Мы отвечаем за всё, что было при нас». Русский человек исторически отвечал за всё, и именно этим во все времена определялась его великая сила и благотворное влияние на другие народы.

Многие певцы и певицы (например, знаменитая солистка хора имени Пятницкого А.В. Прокошина, которая дала путёвку в жизнь целому каскаду песен на слова М.В. Исаковского, Н.А. Обухова, Л.А. Русланова), прославившие в мире русское и советское искусство, начинали жизнь в песне с семьи, в которой родители любили и знали толк в народной музыкальной культуре, где издавна соблюдалась преемственность поколений – при благоговейно-сакральном отношении к песне как духовному чуду. В одном из таких воспоминаний (автора, к сожалению, не помню) врезалась в память ярко изображённая рассказчиком картина, которая не забывается уже много лет. По субботам в их семье регулярно совершался незыблемый священный ритуал: после ужина глава многодетной семьи строго усаживал всех её членов, от мала до велика, за большой обеденный стол – и час-полтора в доме звучали песни, близкие им по духу. При этом требовательный домашний дирижёр очень взыскательно относился к вокальным данным и прилежности всех хористов независимо от возраста. На таком духовном монолите рождались подлинные русские самородки, прославившие во всём мире русское и советское музыкальное искусство.

Сейчас трудно себе представить подобный патриархальный семейный уклад: он давно и практически повсеместно нарушен, нередко порицается и осмеивается – как проявление тоталитаризма и бытовой, социальной несвободы, а взращивание талантов из народных глубин продолжается другими путями – собственным индивидуальным пробиванием в расчёте на случай, на удачу, на везение, а нередко и порочными методами. Поэтому вспоминать глубинные культурные традиции отцов, дедов и пращуров сегодня жизненно необходимо, поскольку они являются фундаментом нашего духовного мира и должны остаться таковым в будущем для наших детей, внуков и дальних потомков.

В моём роду не появилось профессиональных певцов, но песня жила всегда. Что бы в доме ни делала мать, она неизменно сопровождала свою работу песнями, перешедшими в наш быт из её большой сельской семьи, в которой росли 10 детей (дед до революции был сельскохозяйственным разнорабочим в большом белорусском селе Грудиновка – имении графини Толстой, кормилицы Николая II, а потом – землекопом). Многие из её песен я больше нигде и никогда не слышал, лишь иногда встречая некоторые строки в литературных произведениях. Очень любила она и советские песни, но, поскольку они и без неё звучали отовсюду, особое впечатление производили старинные:

Поехал казак на чужбину далёку

На борзом своём на коне вороном.

Свою Украину навеки покинул,

Ему не вернуться в родительский дом…

Напрасно казачка его молодая

И утро, и вечер на север глядит:

Всё ждёт-поджидает – с далёкого края

Когда же к ней милый её прилетит.

Далёко-далёко, где вьются метели,

Где страшно седые морозы трещат,

Где сдвинулись дружно и сосны, и ели,

Казацкие кости под снегом лежат…

Оттенок трагизма песенного сюжета в сопоставлении с нашим счастливым школьно-пионерским укладом создавал особый эмоциональный сплав, который был окрашен осознанным чувством социальной защищённости, и эти параллели приводили к раздумьям, рождая повышенный интерес к иным, незнакомым сторонам жизни и особенно – к истории. Другая песня – диалог с вороном – воздействовала ещё сильнее (в том же ключе):

…Расскажу тебе, невеста,

Не таясь перед тобой:

Под Варшавой есть там место,

Где кипел кровавый бой.