Читать онлайн «После капитализма. Будущее западной цивилизации». Страница 13

Наконец, стоит обратить внимание, что разрушение стабильной семейной структуры, переход к беспорядочным сексуальным связям или к заведению последовательно нескольких семей (специалисты называют этот образ жизни «серийной полигамией»), превращение нескольких разводов в обязательный элемент любой биографии само по себе не вытекает из требований экономики, поскольку семья не связана с процессом производства напрямую. Однако нестабильность семейных отношений находится, по крайней мере, в замечательном сходстве с нестабильностью экономических структур, и, следовательно, можно сказать, что нестабильная семья соответствует духу той эпохи тотальной мобильности, к которой в настоящее время движется экономика. Кроме того, существует множество косвенных связей между экономикой и другими областями социальной жизни. По крайней мере, можно сказать, что прочности семейных уз отнюдь не способствует растущая территориальная мобильность населения. Вероятность развода, несомненно, возрастает, если интересы карьеры требуют от мужа и жены перемещения по планете по разным маршрутам и даже проживания в разных местах. Сообщения о тех героических отцах семейства, которые еженедельно пролетают сотни или даже тысячи километрах на самолете, чтобы провести с семьей выходные, показывают, что этим честным мужьям явно приходится с трудом идти против «течения», задаваемого мировой экономикой.

Ну а о том, чем развитие принципов «тотальной мобильности» грозит политическим системам и высшим органам власти демократических стран, можно предположить по аналогии, поскольку нечто подобное уже происходит с «демократически» устроенными акционерными обществами.

Еще до того, как мобильность населения приобрела глобальный размах, высокую мобильность и нестабильность приобрели такие феномены, как капитал и собственность. Обращение акций на бирже делает состав собственников компаний крайне нестабильным и позволяет собственникам не чувствовать себя привязанными к конкретным предприятиям. О том, какие «политические» последствия этот факт имеет для западных корпораций, прекрасно разъясняется в мемуарах Алана Гринспена: «На протяжении XIX и в начале XX века акционеры, нередко владеющие контрольным пакетом акций, активно участвовали в управлении американскими компаниями. Они назначали совет директоров, который нанимал генерального директора и других ответственных исполнителей и, как правило, контролировал стратегию компании. Корпоративное управление имело атрибуты демократического представительного правления. Однако в последующие десятилетия произошло распыление собственности, а управленческий и предпринимательский опыт не всегда передавался от учредителей к их потомкам. С развитием финансовых институтов акции стали рассматриваться как объект инвестирования, а не как инструмент, дающий право на участие в управлении. Если акционеру не нравится, как компанией управляют, он просто продает акции. Вмешательство в действия руководства прибыльных компаний стало редкостью. Незаметно контроль над корпоративным управлением перешел от акционеров к генеральному директору»[3].

Если провести аналогию между корпорациями и государствами, то можно высказать предположение, что так же, как в корпоративном управлении сегодня усиливается авторитаризм генеральных директоров из-за размывания собственности, так же и в отдаленной перспективе демократическим государствам грозит усиление авторитаризма правительств из-за размывания самого феномена «гражданства». В условиях резкого увеличения мобильности населения и свободной смены гражданства (национального) самая активная часть граждан утрачивает связь с данной страной, превращается в «Граждан мира», «новых кочевников». Термин «новые кочевники» уже применяется к представителям современной западной элиты, однако большие перемены возникнут тогда, когда подобный «сверхмобильный» образ жизни охватит демографически значимые пласты населения. Утративший связь с «Землей», новый кочевник уже не является морально и экономически полноценным «избирателем» — он оказывается лишь «пользователем местной инфраструктуры». Избирателем может быть житель страны, между тем как «новый кочевник» уже перестает быть жителем, он здесь не живет, а гостит, он лишь временный гость, приехавший с данную страну поработать несколько лет, и даже в течение этих несколько лет он, может быть, еженедельно или ежесуточно отбывает в другую страну ночевать (проводить выходные, поводить отпуск). В этих условиях правительство из «представителей народа», из главы общенациональной семьи» превращается в администрацию местной инфраструктуры, то есть, в сущности, в дирекцию гостиницы, где живут гостящие в этой местности вахтовики.

Да, вахтовики имеют право выбирать директора гостиницы, но это лишь формальное право. Конечно, существующие процедуры переизбрания правителей могут даже и в этих условиях уберечь от прямой диктатуры и скрытой монархии, но дело не в этом.

Явления, характерные сегодня для корпоративного управления, являются предсказаниями, во что превратится демократия. По словам Гринспена, если «раньше» (многие десятилетия назад) собственники, недовольные политикой генерального директора, старались вмешаться в управление и сместить директора, то сегодня большинство акционеров просто продают акции. Соответственно, жители «сверхмобильного» общества будущего не станут выходить на демонстрации с требованием отставки президента, а просто поменяют гражданство и уедут (что и делают сегодня самые мобильные и продвинутые граждане, но таких пока меньшинство). В соответствии с этим «плохой» правитель будет опасаться не столько неприятностей, которые ему угрожают по механизмам выборной демократии, сколько «оттока граждан», как сегодня правительства опасаются оттока капиталов. Тем более что в будущем потеря гражданина может означать не только физический его переезд, но и то, что он средствами дистанционной электронной связи просто отменит свою регистрацию в качестве гражданина этой страны и зарегистрируется на другую страну. Так же, как сегодня правительства заботятся об инвестиционной привлекательности, в будущем им придется заботиться о «гражданской привлекательности». Разумеется, такая проблематика существует и сегодня, но в будущем, после резкого увеличения мобильности населения, правительствам придется реально конкурировать за население. И эти силы конкуренции будут важнее и могущественнее сил демократии, особенно когда большую часть населения страны будут составлять туристы, гастарбайтеры и прочие «новые кочевники».

Резюмируя, надо отметить, что главная ошибка Константина Крылова в вышеприведенном отрывке заключается в том, что, по мнению Крылова, несмотря торжество процесса глобализации и перемещения трудящихся по всему миру, сохраняется тесная связь между человеком и его страной — связь, напоминающая таинственную связь угрей с Саргассовым морем. Человек может перемещаться по всему миру, но рождается он в своей стране и умирать возвращается туда же. Между тем, если такое и бывает, то сам факт возможности перемещения делает это состояние временным. Феномен мобильности уже начал «изготовление» нового существа — космополита, не знающего сакральной связи с местом рождения. Перспективы освоения Космоса делают появление этого существа необратимым и необходимым.

Важнейшим типом конфликтов для начинающейся на наших глазах комбинаторно-сетевой революции станут противостояния, связанные с желанием всевозможных структур сохранять свою стабильность вопреки требованию времени. Речь идет о самых разных структурах, начиная от крупных компаний, за спасение которых на наших глазах борются правительства многих стран, и заканчивая этническими структурами, то есть народами, разнонаправленное изменение параметров которых создает серьезные опасности для национальной идентичности. Структуры не желают «растворяться» в хаосе постоянно меняющихся комбинаций, что, в частности, может принять форму нежелания «умирать» под влиянием рыночной конкуренции.

Но у этого конфликта есть и милый сердцу левых и левацких сил политический аспект, поскольку, наряду с другими стабильными структурами, доминирование «комбинаторных» отношений должно привести к размыванию истеблишмента — переменчивое море находящихся в свободной конкуренции эфемеров не терпит стабильного правящего класса. Для нарастающей «комбинаторности» общественных отношений «истеблишмент», «элита» есть прежде всего попытка с помощью политических и надконституционных средств зафиксировать определенные производственные отношения. Это, если угодно, определение истеблишмента не исчерпывающее, но актуальное для рассматриваемой нами проблематики. Для самой элиты такая «фиксация» происходит с целью обеспечения господствующих позиций определенным группировкам и кланам. Но для сил, формирующих облик будущего, как раз цели не имеют большого значения, а важен сам принцип «фиксации». В комбинаторном обществе ничего не должно быть зафиксировано, и именно претензия элиты на несменяемость и занятие вполне определенных позиций в обществе и предопределяет революционную ситуацию — ею, быть может, человечество будет занято еще ближайшие век или два.