Читать онлайн «Инерция страха. Социализм и тоталитаризм». Страница 27

Понятие о Боге маскирует происхождение Высшей Цели. Центр тяжести перемещается на вопрос о существовании Бога, а Высшая Цель объявляется одним из его аспектов, выводится из существования Бога. Вопрос воли превращается таким обра­зом в вопрос знания или веры (принципиального различия между этими понятиями нет). Волевой в своей основе акт предстает как акт откровения, раскрытия сущего. Когда этот акт свершается и религиозное чувство становится для человека неоспоримым и самоочевидным фактом его внутренней жизни, оно принимается как неоспоримое свидетельство существова­ния Бога. Круг замыкается.  

Маркс в своей исторической теории рассматривал человека как существо экономическое. Однако успех его теории, несмот­ря на ее полную беспомощность в предвидении событий, дока­зывает как раз обратную истину: человек не есть экономиче­ское существо. Марксизм приобрел огромное влияние потому и только потому, что оказался успешной формой выявления и сгущения религиозного чувства под видом научно-политической теории. Ибо человек - существо религиозное.

Не только марксизм, но и позитивизм и, наверное, вся куль­тура 19-го века недооценивали важности религиозного элемен­та. "Любовь и голод правят миром" - это был один из самых популярных афоризмов. Но любовь и голод мы находим уже в мире животных. Неужели различие между человеком и живот­ными столь незначительно, столь поверхностно, что те самые факторы, которые в мире животных являются важнейшими и определяющими его развитие, определяют развитие и в мире человека?

В рамках моего определения религии и религиозного чувст­ва утверждение, что человек - существо религиозное, становит­ся почти тавтологией. Действительно, в иерархии целей и планов поведения религиозные планы образуют высший уровень. Зна­чит, они определяют наиболее общие и долговременные аспек­ты поведения. Но этот формальный ответ не слишком убеди­телен, ибо остается открытым вопрос: до какой степени, сколь интенсивно религиозный уровень влияет на жизнь каждого человека? И как он влияет на историческое развитие общест­ва в целом?

Выраженность религиозного элемента, интенсивность рели­гиозного чувства и роль его в судьбе человека — вещь чрезвы­чайно индивидуальная и варьируется в широких пределах. Яр­кие образы людей с сильно — очень сильно — развитым религи­озным чувством рисует нам Достоевский. Человек Достоев­ского — это человек религиозный по преимуществу. Религиоз­ная субстанция - проблемы высшей цели и смысла жизни -пронизывает его насквозь, определяет его мысли и поступки в каждой детали, в каждой мелочи. Человек Достоевского – это человек, у которого религиозный этаж чудовищно разрос­ся и подавил собою все остальные этажи иерархии. У человека Достоевского нет тех "простых и естественных" человеческих чувств, которые привязывают нас к материнскому чреву био­логической, природной гармонией; он видит и чувствует через призму высших ценностей. И его инстинкты, сколь ни сильны они, преломляются в той же призме. В сущности, каждое его чувство — религиозное, с присущей ему противоречивостью, ненасытностью, трагизмом. И человек Достоевского остается таковым в любви и ненависти, в добре и зле, в прекрасном и отвратительном. Великая заслуга Достоевского перед мировой культурой состоит в том, что он создал новый тип — если угодно, новый биологический вид — человека: человек религиозный, в его чистом, предельном случае. Этот новый образ, созданный Достоевским, оказал глубокое влияние на культуру 20-го века.

Экономический человек Маркса — это старый добрый чело­век 19-го века. Не мудрствуя лукаво, он идет на рынок, чтобы обменять один сюртук на двадцать аршин холста. На вложен­ный им капитал он стремится во что бы то ни стало получить максимальную прибыль и т.д. Он действует исключительно из соображений личной выгоды, из расчета, из стремления к удов­летворению своих потребностей. Это слово является ключевым для понимания его сущности. Человек экономический может быть определен как существо, стремящееся к максимальному удовлетворению своих потребностей. (Не могу удержаться, что­бы не процитировать одну фразу из сочинения Энгельса, кото­рое я уже несколько раз использовал в первой части, а именно, из "Людвига Фейербаха": "...Он (человек) должен иметь обще­ние с внешним миром, средства для удовлетворения своих по­требностей: пищу, индивида другого пола, книги, развлече­ния..."7 Трогательная простота, с которой Энгельс причисляет "индивида другого пола" к средствам удовлетворения потреб­ностей, была бы, наверное, невозможна в наше время.)

Экономический человек - вполне законная абстракция. Его поведение относительно просто и более или менее пред­сказуемо; он может служить как модельный заменитель чело­века при решении отдельных частных задач, например, связанных с функционированием рынка, обращением капитала и т.п. Но строить на этой основе всеобщую концепцию человеческой истории, да еще с претензиями на конкретные предсказания (о, безмерная самонадеянность 19-го века!) — это то же самое, как объяснять работу электромотора по аналогии с паровой машиной, не имея представления об электрическом токе и маг­нитном поле.

Человек Достоевского и человек Маркса — два полюса чело­веческой природы. Человек Достоевского, с предельным доми­нированием религиозно-этического уровня, с его каждосекундным мучительным присутствием — это, конечно, не норма. Какую же роль играет этот уровень в жизни обыкновенных, нормальных людей? Каков механизм его влияния?

В первой части книги я уже говорил о взаимоотношении между высшими и низшими уровнями в иерархии планов поведения. Рассмотрим теперь этот вопрос более детально.

Наблюдая за сложными кибернетическими системами, устроенными на основе многоуровневой иерархии по управлению, мы обнаруживаем вложенные друг в друга циклы, то есть последовательности примерно одинаковых ситуаций, действий и т.п. Больший цикл состоит из некоторого числа повторений меньшего цикла, а сам может входить в качестве элемента в еще больший цикл. Если, например, рабочий на заводе делает заклепки на какой-то детали, то минимальным циклом здесь будет подъем и опускание молотка на заклепку. Некоторое число этих циклов, вместе с какими-то одноразовыми действиями, образуют большой цикл — постановку заклепки. Пусть на каждую деталь надо поставить двадцать заклепок — это будет следующий цикл. Циклы, связанные с производством отдельных деталей и подразумевающие наличие многих рабочих и разнообразного оборудования, соединяются в цикл произ­водства одного изделия. Еще более крупномасштабный цикл — производство и продажа партии изделий вместе с соответствую­щими элементами закупки сырья и т. п. Наконец, самые крупные циклы связаны с запуском в производство новых изделий, принятием новой технической или экономической политики, сменой высшего руководства и т. д.

Подобная структура функционирования свойственна всем организованным системам. Она отнюдь не случайна, а являет­ся следствием того факта, что организованные системы образуются (филогенетически, если не онтогенетически) путем последовательных метасистемных переходов — интеграции уже существующих элементов с созданием нового уровня управления. Каждому структурному элементу соответствует определенная временная характеристика — длительность рабочего цик­ла. Вновь созданный уровень управления не заменяет собой уже существующего аппарата управления в каждом из интегрируемых элементов, а лишь координирует их действия и, быть может, модифицирует их. Поэтому характерная единица действия высшего уровня включает в себя некоторую совокуп­ность единиц низшего уровня. Образуется цикл циклов.