Читать онлайн «Интеграция и идентичность: Россия как «новый Запад»». Страница 13

Одна из серьезнейших проблем российских либеральных реформаторов состоит в их неспособности привлечь на свою сторону такой мощнейший фактор, как российский патриотизм. Взгляд либералов сосредоточен на странах, где их идеалы реализованы и которые они видят в качестве моделей для собственной страны. Начиная с Чаадаева либеральный взгляд на отечественную историю, как правило, категоричен в выводах: история России – это предостережение другим народам. Рассуждая таким образом, либералы не только подрывали свои позиции, но и усиливали позиции оппонентов. Не только консерватизм, но и обскурантизм получали возможность неограниченно использовать бренд «Россия» и, сверх того, обвинять либералов в космополитизме или даже в сотрудничестве с внешними силами в ущерб отечеству. Между тем западничество – не только составная, но и наиболее прогрессивная часть российской внутри– и внешнеполитической традиции.

Со времен Петра I Россия не только являлась составной частью европейской системы в качестве одной из великих держав, но и периодически совершала «модернизационные рывки», опираясь на опыт Западной Европы. В XVIII–XIX вв. Россия была не только непременным участником системы баланса сил на континенте, предполагавшей постоянные многосторонние коалиции в многочисленных войнах. Ее элита, сознательно ориентируясь на французские, немецкие, английские образцы, направляла развитие страны по западному пути. После разгрома Наполеона император Александр I играл выдающуюся роль на Венском конгрессе (1814–1815 гг.); Россия стала вдохновителем и одним из основателей Священного союза – первой постоянной организации управления международными процессами. Вплоть до Крымской войны (1853–1856 гг.) русский император был практически единоличным гарантом стабильности и легитимного порядка в Центральной и Восточной Европе. Во второй половине XIX в. Россия вновь была участницей многосторонних дипломатических комбинаций с участием держав Центральной и Западной Европы, пока, наконец, в начале XX в. она не связала свою судьбу с прото-Западом – англо-французской Антантой. В то же время, указывает профессор Александр Янов, Россия периодически «выпадала из Европы». «Прорывы», сближавшие страну с Европой, сменялись (во времена Николая I, Александра III, Сталина) периодами «выпадения» из Европы54.

Действительно, коалиция между самодержавной Россией и либеральными государствами Запада основывалась на геополитических и экономических расчетах, а не на общих ценностях. Когда Александр III, принимая в Петербурге президента Франции в 1891 г., стоя слушал «Марсельезу», он не проникался не только республиканским, но и конституционалистским духом. Российские либералы – часто англо– и франкофилы – хотя и занимали высокие должности, были в явном меньшинстве при царском дворе, а впоследствии в Государственной думе. У правящих классов России начала XX в. было гораздо больше общих ценностей с прусскими юнкерами, чем с английскими «лавочниками». Тем не менее в это же время в России быстрыми темпами развивался капитализм, а геополитика, стратегия и экономика диктовали Петербургу союзы с демократиями против родственных авторитарных режимов.

Такие «противоестественные» союзы не могли быть легким делом. Уже Первая мировая война продемонстрировала довольно высокую степень фонового недоверия между Россией и ее западными союзниками. Об этом красноречиво свидетельствуют мемуары французского посла в Петрограде Мориса Палеолога и русского министра иностранных дел Сергея Сазонова55. Тем не менее, несмотря на колоссальную тяжесть войны, ее многочисленные жертвы и отсутствие в ней ясных и понятных российскому населению целей, царское, а затем временное правительство оставались верными союзническому долгу. В конце концов война настолько обострила внутренние противоречия в стране, что в ней произошла большевистская революция. Советское правительство вывело Россию из войны, заключило сепаратный мир с Германией, но при этом действовало вне– и антисистемно, рассматривая Россию не столько как государство с определенными интересами, сколько как базу мировой пролетарской революции.

Россия превратилась из политического и военного союзника Запада в его фактического противника, из потенциального победителя в страну, разделившую судьбу побежденных. Запад же, по мнению многих русских эмигрантов, не оценил этой жертвенности и обошелся с ослабевшей Россией вполне прагматично, не оказав действенной помощи силам контрреволюции, признав независимость бывших окраин Российской империи и дополнив большевистскую самоизоляцию внешней изоляцией посредством санитарного кордона. Советская Россия, хоть и получила формальное признание Запада, оставалась вне рамок сообщества государств до середины 1930-х годов и затем опять с 1939 г. до нападения Германии на СССР.

Период, когда советская Россия была государством-изгоем, продолжался сравнительно недолго. Период непризнания Западом власти большевиков длился менее пяти лет – т. е. практически столько, сколько продолжалась Гражданская война, а у советского правительства сохранялись надежды на мировую революцию. Начиная с 1922–1924 гг. Советский Союз был постепенно подключен к мировому сообществу государств в форме восстановления дипломатических отношений. В то же время управляемый коммунистами СССР оставался за пределами общества «цивилизованных государств». Лишь в 1934 г. он был принят в Лигу Наций, что было прямой реакцией западных держав на решение Гитлера о выходе Германии из Лиги. Аналогичными соображениями руководствовалась и администрация Ф. Рузвельта в США, признавшая СССР в ноябре 1933 г. Уже в 1935 г. Франция и ее союзник Чехословакия заключили договоры о взаимопомощи с Москвой. Сближение на геополитической основе, однако, продолжалось недолго.

Глубокое недоверие правящих кругов Лондона и Парижа к коммунистическому режиму и к тоталитарной России как к таковой, а также аналогичный подход к «империалистам Англии и Франции» со стороны Кремля сделали невозможным создание действенной системы коллективной безопасности в Европе. Сталин не только рассматривал англо-французскую политику «умиротворения» Гитлера как объективно направленную против Советского Союза (в этой связи особенно интересна аналогия, которую провел Путин между современным Западом и тогдашними «мюнхенцами»56), но и сам строил аналогичные расчеты. В то время как на Западе надеялись, что Гитлер повернет на восток, Сталин рассчитывал, что Германия прежде начнет войну на западном фронте. Как и западные руководители, Сталин предполагал, что Германия и ее противники измотают друг друга в затяжной войне.

Несмотря на взаимную неприязнь, как для Запада, так и для СССР гитлеровская Германия была наиболее опасным противником. Тем не менее преобладание тактического маневрирования над стратегическими ходами, неспособность договариваться вопреки убеждениям и готовность принимать желаемое за действительное привели к катастрофе. Западные демократии, ведомые слабыми и недальновидными лидерами, несут такую же ответственность за провал летних переговоров 1939 г., как и советский вождь, заключивший пакт с Гитлером. Сталина подвело его «кастовое чутье», почти родственные чувства, которые он питал к соседнему тоталитарному режиму, и, с другой стороны, явное презрение по отношению к либеральной демократии.

Важно отметить, что после Первой мировой войны и революции как «красные», так и многие «белые» русские пришли к сходным выводам о роли и месте России в мире.

Первые (кремлевские вожди) приступили к строительству «социализма в одной, отдельно взятой стране», вторые (Петр Савицкий, Николай Трубецкой и их товарищи в пражском изгнании) разработали теорию «евразийства». И те и другие, хотя и по совершенно разным причинам, отвергали «неверный» Запад и противопоставляли ему «отдельно стоящую» Россию. Но география и экономические потребности страны продолжали толкать ее руководство к действиям наперекор собственным убеждениям. Это вновь в полной мере проявилось в 1939–1941 гг.

У сталинского режима было гораздо больше общего с гитлеровским тоталитаризмом, чем с парламентскими демократиями Западной Европы или с США. Однако именно недолговечный союз с «родственным» диктатором привел к самой страшной катастрофе в отечественной истории, и именно Сталину пришлось лично – ив целом успешно – сотрудничать с лидерами ведущих демократических государств. Более того, Сталин не только «присутствовал при рождении» современного политического Запада, но, действуя прагматически, ассоциировал Советский Союз с ним. СССР присоединился к Атлантической хартии (1942 г.), подписал союзные договоры с Англией (1942 г.) и Францией (1944 г.), стал одним из основателей ООН и соавтором ее Устава (1945 г.). Перед сталинским СССР были открыты двери в Международный валютный фонд (МВФ) и Генеральное соглашение о тарифах и торговле (ГАТТ), а также перспектива участия в плане Маршалла. Лишь отказ Сталина воспользоваться этими возможностями привел к тому, что СССР в середине 1940-х годов оказался исключенным из системы мировых торгово-экономических институтов.