Читать онлайн «Тюрьма народа». Страница 100

И наконец, колония была насильственно разбита на три республики, а сама Россия поделена еще на две половины – многочисленные национальные образования (в подавляющем большинстве случаев фиктивные (до поры – А.Ш.)) и безнациональные русские области, не имеющие даже формального представительства в верховных органах власти (та самая "великая Русь" из сталинского гимна – А.Ш.). Показательно, что руководителем такого государства стал именно "специалист по нацвопросу" (как известно, в ленинском правительстве Сталин занимал пост наркома по делам национальностей – А.Ш.).

Отличие от классической колониальной схемы здесь заключалось в "идеологическом прикрытии", характерном для материалистического мировоззрения. Если гнусная советская тирания представлялась пропагандой самой передовой демократией, так что установление абсолютной власти Сталина венчалось одновременно принятием конституции, то советская колониальная империя представлялась "окончательным решением национального вопроса", причем русское население, подвергающееся неслыханному национальному гнету, на словах оказывалось привилегированным слоем, любимцем советской власти… (так, впрочем, было на всем протяжении российской истории – А.Ш.)" (Д. Галковский, "Русская политика и русская философия").

Тем же, кто твердит, что Сталин своим тезисом о "руководящем народе" поднял русских с исторического дна, на которое их повергли космополиты типа Ленина и Троцкого, напомним, что тезис этот не нов: еще Меньшиков полемизировал с октябристами, отводившими русскому народу роль "руководителя" среди других народов России (Меньшиков настаивал на русском господстве). Так что крутой товарищ Сталин всего лишь повторил общие места думского либерализма, прикрывавшие, как и "исторический" тезис "отца родного", реальное русское бесправие.

Византийская составляющая Проекта, усилившаяся в ходе Войны и сразу после нее, не заглушила хазарскую компоненту, но лишь сделала ее не столь вопиющей в глазах подсоветского белого населения (византизм, даже при желании, и не может полностью подавить хазаризм, поскольку в силу их единой азиатской природы они в целом не антагонистичны и одинаково враждебны всему русскому). Хазарское начало сквозило и в совершенно еврейских по своему характеру расправах над катакомбными священниками, и в ритуальном попрании свастик на параде Победы, и в активнейшей роли Совдепа на Нюрнбергском судилище, ставшем показательной еврейской расправой над вождями белой расы. Это же начало проявилось и в той мстительности, с какой Совдеп излавливал на оккупированных территориях Европы и Китая престарелых белогвардейцев, в частности, лидеров казачества. Как свидетельствует один из участников документального фильма "Конец белых атаманов" (1996), генерала Краснова и его соратников, согласно первоначальному замыслу, должны были казнить в Москве древнееврейским способом: публично побить камнями (С. Мельгунов сообщает о случае такой расправы в Екатеринбурге в дни разгула "красного террора"). Однако в итоге, очевидно, по совету западных евреев, Совдеп отказался от этого вида казни, столь откровенного в расовом смысле. Героев казачьего сопротивления "просто" повесили.

Эта же участь ждала не только радикальных противников Проекта, но и русских эмигрантов-антисоветчиков, ментально оставшихся в его "поле" и безоговорочно приветствовавших сталинский византизм как воплощение своих псевдонационалистических идеалов. Характерна судьба К. Родзаевского, который осенью 1945 года под крышей "гостеприимного" советского консульства в Бэйпине писал покаянно-восторженное письмо Сталину: "…сталинизм это как раз то самое, что мы ошибочно называли российским фашизмом; это – наш "российский фашизм", очищенный от крайностей, иллюзий и заблуждений". "Пламенному взору его открылось единое начало, связывающее царский и советский периоды… Сталин – вот новый Иван Калита, "собиратель московских земель" " (Д. Стефан, "Русские фашисты. Трагедия и фарс в эмиграции. 1925-1945", М., 1992). Да, Родзаевскому открылась реальная полнота Евразийского Проекта – и пленила его, чтобы погубить, ибо вождь русских фашистов не обладал расовым сознанием, позволяющим трезво оценить эту дьвольскую полноту. Сталинский византизм вовсе не был пустым декоративным прикрытием для хазарской составляющей; нет, он был вполне полнокровен и органичен – потому-то и "зацепил" Родзаевского. Драма этого человека в том, что все двадцать лет его эмигрантского "активизма" свелись, по сути, к борьбе против одной из компонент Проекта – хазарской – за доминирование другой компоненты – византийско-московско-ордынской. Византизм и хазарство – это две стороны одного "пятака" под названием Россия-Евразия. Уже во Владимире Крестителе – отце-основателе Проекта, кстати, особо почитаемом русскими фашистами, – два названных начала были "едины и неделимы". К несчастью для Родзаевского и многих других, в то время сей хитрый "пятак" смутно-приманчиво отсвечивал чем-то стерто-двуглавым, "родимым", татаро-московским, оставив серп и молот "на обороте". Если бы Родзаевский, подобно Гитлеру, ментально и духовно пребывал вообще вне Проекта, то увидел бы все его составляющие, а также их азиатскую однородность, и тогда открывшееся фашистскому вождю "единое начало, связывающее царский и советский периоды" предстало бы перед ним в другом, совсем не эпическом свете, а в "багровых тонах" проклятой русской Судьбы. Тогда, глядишь, и советский дипломат Иван Патрикеев (о, как неслучайно это лубочно-русацкое имя!), успешно заморочивший Родзаевского обещаниями "новой жизни" на "родине", утратил бы в глазах Константина Владимировича "дед-морозовский" румянец, явившись тем, кем и был в действительности – по-московитски подлым и коварным вестником хазарской Лубянки (кстати, московского посла, приводившего новгородцев к присяге Ивану III в 1478 году, звали Иван Патрикеев – какова "связь времен"!).

Часто задаются вопросом: почему Родзаевский и его "подельники" оказались совершенно сломленными в заключении и на суде? Да потому, что они увидели перед собой, в судейских креслах, то, за что они так долго боролись. Врага не было. Борьба стала бессмысленной. Это и лишило их воли к сопротивлению, заставляя каяться и сдавать все и вся. Если бы они боролись за Русь, за Расовую Революцию, за Контрпроект, то мужество их не покинуло бы. Враг был бы перед ними: азиатская Система Метаисторического Пленения русских.

Так ли уж сильно Родзаевский верил Ивану Патрикееву? Предчувствовал ли он свою судьбу? Вероятно, предчувствовал. Более того: в ночь перед отлетом в СССР один из соратников настойчиво советовал ему покинуть советское консульство (фашистский вождь прожил там три недели, проводя время в сочинении очередного послания Сталину, музицировании и доверительных беседах с Патрикеевым). Надо было лишь просто выйти за ворота – никто не помешал бы. Но, похоже, совки были уверены, что Родзаевского и не надо охранять. Он так и не вышел за ворота. Какая-то темная сила парализовала его волю. Утром, в день его отправки в СССР, Родзаевского застали молящимся перед иконой. Завороженный Проектом, он напоминал Николая II, шедшего на заклание, как под гипнозом.

Родзаевский – это анти-Курбский. Точнее, сдавшийся Курбский. Плотью Родзаевский вырвался из Проекта, но сознанием он остался там, в России-Евразии, и в конце концов, влекомый ее "болотными огоньками", вернулся на "родину" физически. Он не смог превозмочь чары, проклятие народной и личной судьбы, как это сделали Курбский или, скажем, Краснов. Думается, что в ходе бесед с Патрикеевым он улавливал приближение своей смерти и с неким сладостным, мазохистским чувством отдавался покаянному саморастворению в "соборном" Ничто, в "родине" – предмете жертвенного служения русских на протяжении веков. Скорее всего, на процессе Родзаевский каялся вполне искренне, восприняв смертный приговор с благодарностью наказанного беглого холопа, как должное. Родзаевский обрел "родину" в ее сущностном качестве – в качестве насильственной смерти, каковой она, "родина" по сути, и является для русского народа. Убив Родзаевского, "родина" проявила не жестокость, не вероломство, напротив – "материнскую заботу" о "заблудшем сыне". Ну сами подумайте, как поступил бы Грозный с вернувшимся Курбским? Простил бы? Может и простил бы, но при этом отправил бы Андрея "спасать душу" – под кнутом, на дыбе и на плахе. А тот, как заправский пассивный садо-мазохист, истекая кровью, пел бы псалмы и выкрикивал здравицы государю. Так и Родзаевский принимал пулю в затылок с сыновьей любовью к "матери-родине" и "отцу" Сталину. Ведь он сам написал "Вождю", что согласен, если нужно, принять смерть от него – "по суду или без суда"…

России-Евразии мало русского рабства – она хочет, чтобы "белые негры" еще и беззаветно любили ее, считая "измену родине" тягчайшим из грехов. "Чувство родины", воспитанное Проектом за тысячу лет в большинстве русских – это извращенное чувство холопа или смертника, горячо любящего свое холопство или свою смерть. По словам Ф. Лишнего, "Родина-Мать – демонический фетиш прошлых и, по-видимому, грядущих войн…" Во славу ее "после Победы были воздвигнуты святилища во всех "городах-героях" с "вечным огнем", подавляющими своей величиной монументами, в которых народ мог воочию лецезреть Ту, кому все эти годы адресовались его мольбы и упования, за которую жертвовались миллионы жизней…" ("Эра России", № 18, 1996).