Читать онлайн «Новый мировой порядок». Страница 126

России составлял 42,1 самоубийств на 100 тысяч человек в год (что значительно превышало показатели 1990 года — 26,4 самоубийства на 100 тысяч человек в год). В Западной Европе аналогичный показатель равен 5 самоубийствам на 100 тысяч человек, а в Северной Америке — 4,1 самоубийств на 100 тысяч человек[918].

Судя по всему, лидеры Запада попросту не хотят открывать Путину неприятную для него истину. Ни одна из западных столиц не желает оказаться прямым ментором Кремля в цивилизационных вопросах, ибо это означало бы принятие обязательств, связанных с огромной ответственностью за итоги российских реформ. Следуя такому пути (в 90-е годы) без учета состояния общества, Запад скоро разочаровался в результативности собственных усилий и не захотел оказывать России более существенную помощь. А сегодня он уже и на деле утратил подобные возможности. Западные лидеры предпочитают просто петь гимны глобализации, сближению, прелестям совместного разрешения проблем, вашингтонскому консенсусу. Менее всего «восьмерка» хотела бы предъявлять Путину жесткие претензии. Она не рискует каким-либо неаккуратным или непродуманным шагом спровоцировать отчуждение России в ситуации бурного усиления самостоятельности Китая.

И все же могучая Россия страшит Запад. В США все громче слышны голоса тех, кто предостерегает: «Россия устремилась к структурной военной реактивации советского типа, которая приведет к полномасштабной милитаризации в качестве главного приоритета, к восстановлению прав государственной собственности, возвращению нации «назад к будущему». <…> Возвращение России в виде «московской сверхдержавы» угрожает мировой дестабилизацией»[919]. Другие считают, что еще не все потеряно. Внушительная часть американских специалистов по России полагает, что можно опереться на Путина и его возможного преемника в том, что они называют продолжением «петровской вестернизации», благотворной даже в условиях ослабления страны.

Как не поверить в лучшее, если президент Путин открыто выступил за «главенство закона», за введение в торговый оборот земли, за построение современной банковской системы, за цивилизованное управление крупными корпорациями, за антитрестовское законодательство, за умеренный федерализм, за национальные проекты. Подобные инициативы Кремля успокаивают смутившихся аналитиков США и вселяют в них надежду на возможность «вернуться на почву здравого смысла» даже там, где эта почва весьма зыбка, — в России.

Окажутся ли указанные основания для подобных упований сильнее очевидной склонности России к традиции, авторитаризму, государственным привилегиям? За океаном полагают, что огромная пропасть между внушительным потенциалом России и реальными практическими шагами по его использованию сохранится еще долго. Думается, что после 2008 года новая реальность — национальные проекты — окажутся способными сдвинуть проблему с мертвой точки, если только отношение к ним будет серьезным, а не декоративно-популистским.

Последний элемент могущества. Через несколько лет личный состав американских вооруженных сил будет втрое превосходить аналогичный показатель российской и китайской армий. Столь же значительным станет разрыв и по показателям оборонного производства. Как уже говорилось, стоит американцам удвоить долю военных расходов в своем бюджете, Россия окажется в весьма сложном положении.

И все же, по мысли американских экспертов, «московитский» режим может на какое-то время оказаться полезным для России, фактически не имеющей сегодня военных союзников. (Когда-то, между Иваном Великим и Петром Великим слабеющие Швеция, Польша и Оттоманская империя невольно прикрывали Москву от Запада. Однако не приходится рассчитывать на то, что Путин сможет обеспечить технологическую революцию и в долгосрочной перспективе — а ведь только она может обеспечить прогресс на бескрайних просторах.

Если успех экономических, политических и военных реформ Путина, направленных на сближение с Западом, весьма сомнителен, то обновление военно-промышленного комплекса, напротив, видится американским аналитикам начинанием, вполне реалистичным и имеющим значительные шансы на полномасштабное осуществление. России не привыкать к концентрированию ресурсов и человеческого потенциала в деле обороны. На протяжении XX века страна успешно укрепляла свою обороноспособность, и сейчас нет оснований сомневаться в том, что она снова сможет мобилизовать свои ресурсы в этом направлении.

Советский Союз был, а нынешняя Россия и остается, структурно милитаризованной страной. Советская экономика использовалась правящей элитой, прежде всего, для решения военно-промышленных задач. Экономическое развитие СССР, начиная с 1930-х годов, определяли генеральный штаб и военно-промышленный комплекс. И, как полагают в ЦРУ[920], вовсе не военное-промышленное напряжение нанесло решающий удар по конкурирующему с Соединенными Штатами Советскому Союзу.

Нужен ли России такой путь модернизации? Не все уверены в его действенности. Но при этом большинство американских футурологов убеждено, что ни экономические потребности, ни демократические порывы не могут сдержать Путина, его соратников и его преемника от строительства мощной и современной военной машины, поскольку различные факторы требуют от государства сохранения боевой мощи. Исследования и научно-конструкторские работы ведутся регулярно и с твердой решимостью. Россия верит в необходимость самозащиты. Практически нет сомнения в том, что усилия Кремля по увеличению национальной мощи будут встречены в российском обществе с пониманием и согласием благосклонностью.

«Стараниями» Горбачева и Ельцина в начале 1990-х годов российской обороноспособности был нанесен сокрушительный урон. После венско-парижских соглашений 1990-го года производство вооружений продолжалось, а неожиданно проявившемуся безразличию верховной власти к нуждам «оборонки» руководство советского (а затем — российского) ВПК не придавало должного значения. Директорат военных заводов надеялся, что государство очнется и закупит оружие. Но нет. Возможность извлекать личную выгоду из святого прежде дела привела к лишению суровой работы в военной промышленности всякого смысла. Были испробованы самые разные формы освобождения от налогов, косвенных субсидий, и, в конечном счете, произошел переход к бартеру: военные заводы начали расплачиваться со специалистами и рабочими расписками[921]. По мнению американских аналитиков, в 1991–2001 годах на бартер приходилось 80 % взаиморасчетов. Это означало, полагают они, что рыночные отношения были отвергнуты, и в российской «оборонке» свобода экономического маневра свернута, в военной сфере сработала исконная русская круговая порука[922].

России определенно сыграло на руку то обстоятельство, что президент Клинтон также сократил вооруженные силы Соединенных Штатов. В результате к рубежу тысячелетий обе стороны достигли приблизительного равенства в военной сфере.

Немного лет понадобилось для того, чтобы убедиться в непреложной истине: в военном деле, как и в экономике, болезненный социальный транзит в России конца XX века гарантированно обеспечил лишь депрессию, которая не была неизбежной. Она, по мнению американских исследователей, была вызвана неверной тактикой российской власти, ельцинским желанием за сотни дней превратить страну в органическую часть Запада.

Сегодня призыв Путина создать профессиональную армию к 2010 году диктуется геостратегическим положением России, колоссальной континентальной державы, имеющей выходы к трем океанам. Основой российской военной мощи являются поддерживаемые из космоса силы стратегического ядерного сдерживания и внушительные конвенциональные (т. е. обычные, неядерные) силы. На Западе парит та точка зрения, что Россия не нуждается в революционном обновлении своих вооруженных сил, ей не нужны прорывы в сфере плазменного оружия, если ее не особенно беспокоит мощь своих информационных систем.

Но поворот во взглядах возможен в связи с подъемом Китая, ориентированного, прежде всего, на США и на Западную Европу, — считают американские исследователи. Если же Россия восстановит против себя Америку, то ей, как и прежде, придется компенсировать качество количеством. Именно поэтому многие американские аналитики не верят в то, что Москва вступит в соревнование с Америкой при незначительных шансах на революцию вооружений. Россия просто восстановит свой статус младшего партнера в этой гонке, где ее успех более чем проблематичен. Такой поворот, полагают в Америке, будет возможен лишь в случае создания россиянами эффективной экономической системы. Поэтому военная реформа в России — это нечто большее, чем просто вопрос о «малых» или «крупномасштабных» вооруженных силах. Это вопрос о гибкой и продуктивной экономической системе — только на ее основе Москва сможет провести революцию в военной сфере.