Читать онлайн «Россия и мир в 2020 году. Контуры тревожного будущего». Страница 29

Регион Ближнего Востока и Северной Африки после революционной волны «арабского пробуждения» 2011 года остается крайне турбулентным. В ряде государств с разной силой продолжается кризис власти, усугубляемый тяжелой военно-политической ситуацией. В среднесрочной перспективе можно ожидать продолжения пока неустойчивой тенденции на стабилизацию в отдельных государствах «арабского пробуждения», в первую очередь в Тунисе и Египте. При этом продолжающиеся кризисы в других странах будут оставаться неразрешенными, угрожая раскачать ситуацию в соседних государствах. Кризис политического ислама будет оставаться одним из основных конфликтогенных факторов региональных процессов. При этом будет наблюдаться рост конкуренции за сферы влияния между региональными силами в лице Саудовской Аравии, Ирана, Турции и Катара, что также является фактором нагнетания напряженности.

Два государства «арабского пробуждения» – Тунис и Египет – вступили на путь постепенной стабилизации. При этом стабилизирующую роль в обоих сыграло возвращение к власти светских сил, приверженцев идеи национального государства, в противовес потерпевшим политическое поражение умеренным исламистам «братьям-мусульманам», делавшим в своей риторике акцент на ислам, то есть идею транснациональную.

В Тунисе, с которого в конце 2010 года началась волна арабских волнений, была принята новая конституция, проведены парламентские и президентские выборы. Победу одержали светские силы, сторонники возвращения страны к принципам, заложенным основателем Тунисской Республики Хабибом Бургибой и обеспечившим стабильное в политическом и социально-экономическом планах развитие государства. Движение «Нахда», тунисское ответвление сети умеренных исламистов «братьев-мусульман», которое пришло к власти после свержения президента Зина эль-Абидина бен Али, проявило конструктивный подход, пойдя на компромисс со светскими партиями, сохранив тем самым свое лицо и место в политическом процессе. Впрочем, из состава нового правительства исламисты были исключены.

Египет, в свою очередь, также приобрел светского лидера после свержения Партии Свободы и Справедливости египетских «братьев-мусульман» и их президента Мухаммеда Мурси. Новый египетский президент Абдель Фаттах ас-Сиси представляет военную элиту – силу, которая с 1952 года фактически является гарантом безопасности и государственности Египта. Процесс возвращения Египта в светское русло военными является циклическим, и в настоящем этапе политической жизни Египта нет ничего необычного. В стране также была принята новая конституция, проведены очередные президентские выборы и запланированы на начало 2015 года парламентские. Многочисленные, но разобщенные либеральные партии, которые встали в оппозицию новому режиму, не представляют серьезного противовеса новому режиму. Самодискредитация «братьев-мусульман», которые могли бы организовать оппозиционные силы в более единый блок, практически исключает такой сценарий. Этот факт также дает новым властям политическое пространство и временной ресурс, хотя и ограниченный, для укрепления своих позиций и стабилизации страны.

Наметившаяся тенденция на постепенный выход из кризиса такой важной страны, как Египет, препятствует разрастанию трансграничной дестабилизирующей активности экстремистских групп, перетекающей из Северной Африки на Ближний Восток и обратно и связанной в основном с деятельностью Исламского государства (ИГ) и ассоциированных с ним организаций.

Однако тенденция на стабилизацию является неустойчивой в силу ряда причин. Во-первых, экономическая ситуация – как в Тунисе, так и в Египте – остается крайне сложной на фоне сохраняющегося высокого уровня безработицы, особенно среди молодежи, и низких объемов иностранных инвестиций. Начало выхода из экономического кризиса для обеих стран можно ожидать только в среднесрочной перспективе при условии укрепления тенденции на социально-политическую стабилизацию. Во-вторых, «братья-мусульмане» остаются деструктивным в случае Египта и потенциально деструктивным в случае Туниса элементом политической жизни общества. И если в Тунисе они сохранили за собой определенное место в рамках политической системы, то в Египте они были из нее вытеснены и поставлены вне закона. Это серьезно обостряет ситуацию.

Египетские «братья-мусульмане», несмотря на свое политическое поражение и заключение под стражу своих лидеров и многочисленных сторонников, остаются наиболее организованной и влиятельной силой египетского общества – после военных. Они продолжают настойчиво проводить линию на непризнание новых властей и регулярно организуют акции протеста в различных египетских городах. Настойчивость «братьев-мусульман» сохранится, оставаясь главным дестабилизирующим фактором, угрожающим раскачать ситуацию в сфере безопасности до нового внутриполитического кризиса. При этом возможность диалога властей с ними также практически сведена на нет. При благоприятном развитии, подразумевающем последовательное продолжение укрепления нового режима и выхода из экономического кризиса, следует ожидать перехода «братьев-мусульман» к подпольной подрывной деятельности и готовности при первой возможности взять реванш. Такой сценарий представляется вероятным с учетом того, что, несмотря на многочисленные непопулярные в обществе меры, предпринимаемые правительством, президент пользуется поддержкой более половины египтян.

В-третьих, в обеих странах, вставших на путь относительной стабилизации, серьезную угрозу продолжает представлять деятельность исламистов-экстремистов. В частности, в южных районах Туниса активно действуют радикальные группировки, главным образом «Ансар аш-Шариа», боевики которой объявили о своем признании ИГ и продолжают заниматься строительством эмирата на территории Ливии. Ситуация на Синайском полуострове в Египте также далека от спокойной. После свержения Мухаммеда Мурси в июле 2013 года здесь также активизировались экстремистские группировки, в частности «Ансар Бейт аль-Макдис», которая заявила о своей связи с ИГ и создании Вилайета Синай. Усугубляет ситуацию для Египта и Туниса соседство с Ливией, где фактически отсутствует государственная власть, контролирующая свои границы, а исламисты различного толка особенно активны и представляют основную военную силу.

В целом активность «братьев-мусульман», не смирившихся со своим политическим поражением в одних странах и продолжающих бороться за власть – в других, а также сохраняющее сильные военно-политические позиции ИГ в среднесрочной перспективе останутся главными факторами дестабилизации большинства государств региона.

События «арабского пробуждения» выявили исламистов как наиболее организованную и влиятельную социальную силу на Ближнем Востоке. Большой популярностью начали пользоваться идеи «исламской демократии» как идеальной модели государствостроительства. Примером такого государства представлялась Турция, которая активно продвигала эти идеи в опоре на тесные контакты в разных государствах региона с партиями и движениями «братьев-мусульман», которые и выступали главными апологетами указанной модели. Однако их политические неудачи в период их нахождения у власти (в частности, в Тунисе и Египте) хотя и не удалили их с поля политической борьбы, но значительно снизили популярность тех идей, которые они пропагандировали. В результате, с одной стороны, в ряде государств возросло доверие к светским силам, воспринимаемым в качестве противовеса «умеренным» исламистам, а с другой – на поверхность вышли исламистские идеологии более радикального толка, отрицающие «умеренность» и «светскость» в развитии исламского общества.

Главным выразителем этих идей стал провозглашенный в июне 2014 года суннитский халифат в Ираке и Сирии. Последний выстраивает свою систему управления в соответствии с жестким шариатом – в противовес идее сочетания исламских норм и некоторых демократических элементов, продвигаемой умеренными «братьями-мусульманами», – и категоричной борьбы со всеми, кто не признает ИГ, в том числе и суннитами. Примечательно, что схожие идеи проводят в жизнь и другие экстремистские исламистские группировки, действующие в разных странах региона и в основном ассоциируемые с «Аль-Каидой». Зачастую, хотя и не всегда, эти группировки не признают ИГ и оказывают аффилированным с ним боевикам вооруженное сопротивление.

Ситуация осложняется тем, что идеология ИГ близка по сути официальной государственной идеологии Саудовской Аравии – ваххабизму, – которая является основой саудовской государственности. Ассоциирование законодательства, признанного террористическим образованием Халифата с нормами, применяемыми в рамках королевства, потенциально является серьезным вызовом безопасности Саудовской Аравии. Главной задачей королевства в среднесрочной перспективе становится максимальное идеологическое дистанцирование от ИГ – в глазах как региона, так и собственного общества.