Читать онлайн «50 оттенков серого кардинала: кто правит миром». Страница 9

По прогнозу Бжезинского, «необходимость демократизации будет всё в большей степени преследовать Китай»: вопросы прав человека и демократии неизбежно встанут однажды во весь рост. Будущее Китая зависит от того, как правящая элита справится с нетривиальными задачами, требующими большого профессионализма и виртуозности. Для осуществления контролируемой демократизации политическая элита Китая нуждается:

• в умелом руководстве;

• в прагматическом здравомыслии;

• в сохранении единства;

• в готовности и желании уступить часть своей монополии на власть.

Население при этом должно быть терпеливым и не очень требовательным. По оценке Бжезинского, такого сочетания невероятно трудно добиться в реальности: требования демократизации снизу, как правило, значительно опережают готовность властей идти на компромиссы. «Таким образом, едва ли Китаю удастся избежать этапа политической нестабильности», – делает вывод Бжезинский.

Третьей причиной для скепсиса Бжезинский называет бедность Китая по сравнению с другими государствами. Даже при увеличении ВВП в 3 раза страна всё равно останется в последних рядах среди всех стран мира.

По мнению Бжезинского, «распространённая житейская мудрость, что Китай – это следующая мировая держава, рождает паранойю по поводу Китая и способствует развитию в Китае мании величия. Страхи перед агрессивным и антагонистическим Китаем, которому суждено вскоре стать ещё одной мировой державой, в лучшем случае преждевременны, а в худшем – могут стать самоосуществляющимся предсказанием». Американский стратег исходит из того, что создание коалиции, противодействующей превращению Китая в глобальную державу, приведёт к противоположным результатам. С уверенностью можно сказать, что такой Китай стал бы враждебным. Ухудшились бы отношения американцев и японцев, поскольку последние наверняка не поддержали бы такую коалицию.

Бжезинский выступает за взаимодействие с Китаем как с глобально важным действующим лицом, поскольку считает, что «Китай в действительности вряд ли скоро поднимется до мировой державы». Амбиции Китая могут быть удовлетворены путём активного вовлечения Поднебесной в международное сотрудничество (например, в «Большую семёрку», поскольку «Россию тоже пригласили туда»).

Большой Китай Бжезинский характеризует как региональную доминирующую державу, которая может предпринимать попытки оказывать на соседние государства дестабилизирующее воздействие или может ограничиться более косвенным воздействием (по примеру того, как это уже происходило в китайской истории). Пойдёт ли речь о гегемонии или об уважении – зависит от того, насколько авторитарным будет оставаться китайский режим, и от того, как на появление Большого Китая отреагируют «ключевые действующие лица, а именно Америка и Япония».

«Потенциально самым опасным сценарием» Бжезинский называет создание «антигегемонистской» коалиции с участием Китая, России и Ирана, которые объединяются не по идеологическому принципу, а на основе взаимодополняющих обид. Подобное развитие событий по масштабу может напомнить проблему, которая была создана после создания китайско-советского блока. Но в этот раз лидером будет Китай, а Россия – ведомой стороной.

Бжезинский уверен, что у китайцев на самом деле нет стратегического выбора: экономическое процветание страны зависит от доступа к западным рынкам, технологиям и капиталу. Союз с «обнищавшей Россией» не способен дать Китаю новых перспектив – а для России этот союз возможен лишь в формате подчинения. Пан Збигнев убежден, что этот геостратегический расклад не реалистичен, хотя тактически как Китай, так и Россия подвержены соблазну поиграться с этой идеей. По оценке Бжезинского, коалиция россиян одновременно с китайцами и иранцами «может возникнуть только в том случае, если Соединённые Штаты окажутся настолько недальновидными, чтобы вызвать антагонизм в Китае и Иране одновременно».

«Китай, даже если ему удастся сохранить высокие темпы экономического роста и не утратить внутриполитическую стабильность (и то и другое сомнительно), станет в лучшем случае региональной державой, потенции которой по-прежнему будут лимитироваться бедностью населения, архаичной инфраструктурой и отсутствием универсально притягательного образа этой страны за рубежом», – это уже фрагмент из книги «Выбор. Глобальное господство или глобальное лидерство», написанной в 2003 году.

В 2007 году Бжезинский всё ещё не готов признать в Китае глобального игрока. Более того, в одном ряду с Китаем американский стратегический тактик неоднократно упоминает Японию: «Китай быстро поднимается как доминирующая держава на Дальнем Востоке, но у него есть противник, которым является Япония, и всё ещё не ясно, каким образом Китай разрешит основное противоречие между свободным экономическим развитием и бюрократическим централизмом его политической системы». В другом месте: «финансовый кризис в Азии заложил основу для возникновения восточноазиатского регионального сообщества, характер которого будет определяться либо доминирующей ролью Китая, либо конкуренцией между Китаем и Японией».

С момента выхода книги «Ещё один шанс. Три президента и кризис американской сверхдержавы» до появления «Стратегического взгляда…» прошло менее пяти лет, но оценка Бжезинским ключевых вопросов изменилась кардинально: уже с первых страниц великий стратег всерьёз задаётся вопросом: отберёт ли Китай у Америки ведущую роль на мировой арене к 2025 году? Он признаёт, что на момент написания книги «мало кто видит Евросоюз серьёзным политическим игроком в ближайшем будущем, и господствующее положение Америки на мировой арене тоже под вопросом».

Что же успело измениться? Неужели дальновидный стратег Бжезинский проспал возникновение многополярного мира? Он ещё во введении отмечает, что нынешнее положение США – непростое и тезис об их упадке становится «интеллектуально модным». Тем не менее, такого рода пессимизм не является новым. В течение XX века, который, по мнению великого стратега, справедливо называют «веком Америки», имело место несколько моментов, когда у скептиков возникало беспокойство относительно её безоблачного будущего. Примеры: запуск спутника СССР («американцы стали волноваться за свои перспективы как в мирном, так и в стратегическом противоборстве»); Вьетнам, когда, по утверждению Бжезинского, «советские лидеры с уверенностью предсказали крах Америки».

Были не только скептики, но и безудержные оптимисты. Они появились после 1991 года, когда стало казаться, что «как и двадцатый, двадцать первый век предназначен быть американским». Им вторила академическая среда, предсказавшая «конец истории» (Ф. Фукуяма. – Прим. С. Т.) и провозгласившая победу одного типа общественного устройства (западного) над другим. «Победа либеральной демократии была названа не только решающей, но и финальной. Очевидность того факта, что либеральная демократия расцвела именно на западе, подразумевала под собой предположение, что отныне Запад будет определять стандарты для всего мира».

Тем не менее этого не произошло. Культура самоудовлетворения и дерегулирования, получившая начало при Клинтоне и продолжение при Буше-младшем, привела сначала к краху фондовой биржи на рубеже веков, а затем, десятилетие спустя, к полномасштабному финансовому кризису. Дорогостоящий унилатерализм президента Буша-младшего повлёк за собой десятилетие войны на Ближнем Востоке и крушение американской внешней политики в целом. Финансовая катастрофа 2008 года практически ввергла мир в несущую бедствия экономическую депрессию, что потрясло Америку и большую часть Западного мира, признавшего собственную системную неспособность к противостоянию неконтролируемой жадности. В Китае же и других странах Азии удивительная амальгама экономического либерализма и государственного капитализма продемонстрировала удивительную способность к экономическому росту и техническим инновациям. Всё это породило новые беспокойства по поводу статуса Америки как ведущей мировой державы.

Если к Бжезинскому прозрение пришло только к 2012 году, то, например, известнейший немецкий историк Эрик Хобсбаум ещё в марте 2005 года, характеризуя роль США в мире, придерживался следующей позиции: «Сегодня у нас есть одна сверхдержава, пытающаяся навечно закрепить за собой мировое господство и обречённая в этом на неудачу, ибо нет никакой вероятности, что это удастся – ввиду полного отсутствия исторических прецедентов, ограниченности её собственных ресурсов и того факта, что в наши дни, когда глобальная экономика вообще не может контролироваться ни одним государством, государственная власть в принципе ослаблена влиянием экономических субъектов, не имеющих к государству никакого отношения, не говоря уже о том, что тенденция смещения мирового центра масс от севера Атлантики на юг и восток Азии видна уже невооруженным глазом».