Читать онлайн «Цель и средства. Политика США в отношении России после «холодной войны»». Страница 49

В конце ноября 1993 года сотрудник посольства США в Москве Уэйн Мерри направил в Вашингтон телеграмму, которая вопреки общим настроениям предрекала, что выборы станут катастрофой. Мерри говорит, что его первоначальный проект был озаглавлен: «Финиш российских выборов: грядущая катастрофа», но посол Томас Пикеринг изменил его на менее драматический — «ждите сюрпризов»{403}.

И какой это был сюрприз! Возглавляемая Владимиром Жириновским Либерально-демократическая партия получила почти четверть голосов по партийному списку, в то время как гайдаровский «Выбор России» набрал разочаровывающие 15%. В сумме количество голосов, поданных «за» и «против» реформаторов, существенно не отличалось от результатов предыдущих выборов{404}. И все же платформа Жириновского, позволившая ему собрать неожиданно большое количество голосов (в отличие от других оппозиционных партий), сделала этот результат особенно пугающим. Жириновский открыто пропагандировал воинственные, расистские, империалистические и националистические цели и угрожал свергнуть существующую систему для их достижения. Его риторика и манера вызывали в памяти сравнение с Гитлером, и Жириновский не делал ничего, чтобы опровергнуть эту аналогию. В то время Жириновский был также настроен резко антиамерикански. Неожиданно после первых же выборов российский эксперимент с демократией стал напоминать Веймарскую Германию 20-х годов{405}. Многие западные обозреватели были согласны с ученым Чарльзом Фэйрбэнксом, написавшим весной 1994 года, что «в России имеются или скоро появятся многие предпосылки фашизма»{406}. После ошеломляющей победы Жириновского многие предсказывали возникновение нового противостояния между парламентом и президентом, как это имело место год назад. Некоторые даже предсказывали гражданскую войну. Бывший российский парламентарий Олег Румянцев предупреждал о восстании «угнетенных» против Ельцина и его реформ. Либерал Григорий Явлинский даже предположил, что Ельцин распустит парламент и установит авторитарный режим[85].

Эти шокирующие результаты выборов подогрели сомнения в администрации Клинтона относительно разумности курса экономических реформ по типу «шоковой терапии», который отстаивал Гайдар и его единомышленники и вызвал сомнения в жизнеспособности российской демократии. На самом деле «шоковая терапия» закончилась в России задолго до выборов декабря 1993 года. К весне 1992 года Ельцин уже назначил смешанное правительство и заменил Гайдара и его реформистское правительство за год до победы Жириновского. Экономический курс, проводившийся в то время Виктором Черномырдиным, едва ли можно было назвать радикальным. Наоборот, он предусматривал лишь ограниченные реформы, что подрывало финансовую стабильность, затрудняло процесс либерализации цен в энергетическом секторе, замедляло реструктуризацию предприятий. Тем не менее, ведущие деятели администрации Клинтона истолковали победу Жириновского и слабые результаты Гайдара как всенародный отказ от радикальных реформ. Многие в администрации задумались над сходством между Россией и Веймарской Германией.

В момент, когда стали поступать данные о результатах выборов в Сибири, Строуб Тэлботт и вице-президент Гор летели в Россию из Казахстана. Гор летел в Москву на заседание совместной комиссии с российским премьером Черномырдиным и для решения других вопросов, связанных с подготовкой в следующем месяце первого визита в Россию Клинтона. Само время проведения комиссии показывало, насколько неожиданными для команды Клинтона были результаты выборов. Когда американцы прилетели в Москву, они — как и их российские коллеги — вынуждены были срочно переписывать свои тезисы к беседам, поскольку были «так ошеломлены результатами выборов, что потеряли дар речи». Тэлботт так вспоминает реакцию на результаты выборов: «Наше внимание было сосредоточено на коммунистах, на «красной угрозе», и хотя Жириновский был своеобразным человеком и все мы это знали, думаю, мы недооценили Либерально-демократическую партию как электоральную силу, и мы явно недооценили, каких высоких результатов они могут достигнуть на выборах в декабре 1993 года»{407}.

Тэлботт и его помощники, как и Гайдар со своей командой, нашли утешение в принятии Конституции. На следующий день после выборов некоторые американские представители даже стали приуменьшать значение победы Жириновского. Ведущий помощник Тэлботта Виктория Нуланд выразила уверенность, что голосование за Жириновского было голосованием протеста, которое не превратится в устойчивую поддержку его экстремистской программы[86]. Время показало правоту Нуланд в оценке долгосрочного потенциала Жириновского. Однако в напряженной и неопределенной атмосфере, возникшей непосредственно после победы Жириновского, команда Клинтона публично отступила от своей собственной политики.

В то время администрация Клинтона связывала выдвижение Жириновского с экономическими трудностями, которые испытывала Россия в связи с «шоковой терапией». Эта электоральная теория имела много недостатков. Россия фактически никогда не прибегала к «шоковой терапии» в качестве программы реформ; главной причиной многих экономических бедствий людей было отсутствие реформ или их ограниченный характер{408}. Кроме того, выборы показали, что мотивация избирателей Жириновского определялась не столько экономическими соображениями, сколько харизматическим характером этого оратора и его более острой, националистической избирательной программой{409}. Однако в тот напряженный период окружение Клинтона не располагало ни временем, ни достаточной информацией, чтобы разобраться в причинных связях, которые привели Жириновского во власть. К тому же сам факт их присутствия в Москве обязывал сказать что-то.

И то, что они сказали, на первых порах прозвучало как изменение политики США в отношении России. Гор солидаризировался с позицией своего партнера по комиссии, отметив, что стратегия российских реформ была слишком поспешной и слишком жесткой{410}. Черномырдин не поддерживал на выборах ни одну партию и поэтому после выборов быстро дистанцировался от Гайдара и других реформаторов. Он призвал покончить с «рыночным романтизмом» и пообещал восстановить контроль цен, усилить регулирование рынка со стороны государства и увеличить государственную поддержку бедствующим предприятиям. Гор, похоже, разделял оценку Черномырдиным политической обстановки в России, и это пугало российских либералов и чиновников в Министерстве финансов США. Вице-президент США обвинил МВФ в том, что Фонд рекомендовал экономические меры, которые в тот момент были слишком жесткими для России, и подверг критике МВФ за то, что он слишком часто прекращал финансирование, когда Россия не могла выполнить поставленных условий, и вообще призвал МВФ проявлять больше сочувствия к трудностям, испытываемым российским народом. Солидарность Гора с Черномырдиным и его экономической политикой подлила масла в огонь спора между аппаратом вице-президента США и Министерством финансов относительно того, как администрация Клинтона должна публично оценивать российскую реформу{411}.

Представители Министерства финансов были шокированы высказываниями Гора, но им предстояли новые огорчения после возвращения американской делегации домой. В ходе пресс-конференции в Вашингтоне Тэлботт выступил созвучно позиции вице-президента, заметив, что теперь россиянам нужно «меньше шока и больше терапии». Аналогичным образом высказался Уоррен Кристофер, подчеркнув, что российские реформаторы должны уделять больше внимания страданиям народа{412}. Какое-то время казалось, что Белый дом и Госдепартамент шли против Министерства финансов и, по мнению этого ведомства, выступали против «реальных экономических реформ» в России.

Внешнеполитические эксперты Клинтона встретились с представителями Министерства финансов, чтобы дать им возможность обосновать адекватность политического курса, который они проводили и отстаивали. Липтон вспоминает: «Мы изложили свои аргументы и в конце концов, думаю, убедили Строуба и других, что наш подход не был принципиально ошибочным; в своей основе он был адекватен, но Строуб раз и навсегда решил, что к шоку должно прилагаться больше терапии. Но, думаю, нам удалось убедить остальных, что без сильных реформ не будет экономического оживления»{413}. Однако в интервью журналу «Ньюсуик» в 2001 году, вскоре после ухода в отставку, Тэлботт продолжал утверждать: «Я не думаю, что Ельцин или его окружение когда-либо имели правильное представление о том, каким должно быть соотношение шока и терапии. Думаю, что Соединенные Штаты и международные финансовые институты также не смогли дать им хорошего рецепта»{414}.