Читать онлайн «Социализм. Экономический и социологический анализ». Страница 70

Современная военная доктрина, предполагающая самостоятельные действия участника схватки, пытается поставить на службу своим целям мысль и волю отдельного солдата, словом, его жизнь. Она рассчитывает на солдата не столько вымуштрованного, сколько обученного.

Организация основывается на господстве, организм -- на взаимности. Древние всегда рассматривали мир как нечто организованное внешней силой и никогда -- как нечто само возникшее, органическое. Человек видел выструганную им стрелу. Он знал, как сделал ее, как привел ее в движение. Поэтому про все остальное он спрашивал: как оно сделано и кто привел все это в движение. Он искал создателя для каждой формы жизни, автора -- для каждого изменения природы и находил анимистические объяснения. Так возникли боги. [246] Человек видит организованную общину с ее правителями и подчиненными и соответственно пытается понять жизнь как организацию, а не как организм. Отсюда древнее представление о голове как о господине тела и использование того же термина "глава" для обозначения руководителя в организации.

Одним из величайших достижений науки стало осознание природы организма и преодоление концепции организации как основной модели понимания мира. При всем уважении к мыслителям ранних эпох нужно сказать, что в области общественных наук основные достижения датируются в основном XVIII веком, и главную роль в этом сыграла классическая политэкономия и ее непосредственные предшественники. Биология продолжила эту великолепную работу, отбросив все анимистические и виталистские верования. [247] Для современной биологии голова больше не является правителем тела, его венцом. В живущем теле больше нет ведущих и ведомых, нет контраста цели и средства, господина и исполнителя. Есть только члены, органы.

Стремление "организовать" общество есть намерение столь же безумное, как попытка расщепить живое растение на части, чтобы из этих мертвых частей составить новое. Вопрос об организации человечества можно поставить только после того, как живой общественный организм будет убит. Уже в силу этого коллективистские движения обречены на неудачу. Может быть, удастся создать организацию, которая охватит всех людей. Но она навсегда останется только организацией, рядом с которой будет продолжаться общественная жизнь. Эта организация будет изменяться и подрываться силами общественной жизни, и она, конечно же, будет разрушена, как только предпримет попытку противопоставить себя этим силам. Чтобы осуществить строй коллективизма, нужно сначала покончить со всякой жизнью общества, а уж затем строить коллективистское государство. Большевики, таким образом, вполне логичны в своем желании разорвать все традиционные общественные связи, разрушить здание общества, которое созидалось бесчисленными столетиями, чтобы на руинах воздвигнуть новую структуру. Они только не учитывают того, что изолированные индивидуумы, между которыми не сохранилось никаких общественных отношений, уже не являются хорошим материалом для организации.

Организации возможны только до тех пор, пока они не направлены против органического, не разрушают его. Все попытки принудить живую волю человека служить чему-то, чему он служить не хочет, обречены на провал. Организация может процветать до тех пор, пока она опирается на волю тех, кого организует, и пока она служит их целям.

Общество -- это не только взаимодействие. Взаимодействуют и животные, например, когда волк ест ягненка или когда волк и волчица спариваются. Однако мы не говорим об обществе животных или об обществе волков. Волк и ягненок, волк и волчица являются членами одного организма -- организма природы. Но у этого организма отсутствуют специфические характеристики общественного организма: он пребывает вне воли и деятельности. По той же причине отношения между полами не являются сами по себе общественными отношениями. Когда мужчина и женщина сходятся, они следуют закону, который предписывает им место в природе. В этот момент они подчиняются инстинкту. Общество существует только там, где волеизъявление делается совместным, а действие превращается в содействие. Совместно стремиться к целям, которые для отдельного человека недостижимы вовсе или достижимы с меньшей эффективностью, кооперироваться -- вот в чем общество. [265*]

Таким образом, общество является не целью, но средством, с помощью которого каждый отдельный член общества стремится достичь собственных целей. И само-то общество возможно лишь потому, что воля одного человека и воля другого находят связь в общем стремлении. Общая работа возникает из стремления к одному и тому же. Поскольку я могу получить желаемое, только если и мой ближний получит желаемое, его воля и его деятельность становятся для меня средствами, с помощью которых я достигаю собственных целей. Поскольку моя цель с необходимостью включает его цель, моим намерением не может быть разрушение его воли. На этом фундаментальном факте строится вся общественная жизнь. [266*]

Принцип разделения труда пролил свет на природу общественного бытия. Как только было осознано значение разделения труда, знание об обществе стало быстро углубляться, что легко видеть, сравнив Канта с теми, кто пришел после него. Выдвинутое экономистами в XVIII веке учение о разделении труда было еще далеко не разработано в тот период, когда писал Кант. Доктрине еще не доставало точности, которую внесла рикардовская теория международной торговли. [250] Но учение о гармонии интересов уже содержало все далеко идущие приложения, столь важные для теории общества. Кант не был затронут этими идеями. У него было единственное объяснение общества: существует некий импульс, побуждающий людей жить в обществе, и противоположный импульс, направленный к расколу общества. Противостояние этих двух тенденций используется природой, чтобы вести человека к конечным, предустановленным ею целям [267*]. Трудно вообразить нечто более плоское, чем эта попытка представить общество турниром двух импульсов: к "общественной жизни" и к "самоизоляции". [251] Она столь же глубока, как объяснение действия опия его virtus dormitiva, cuius est natura sensus assupire [252].

Поскольку возникновение общества происходило по ту сторону пробуждения человеческой мысли и воли, под господством инстинктов, -- оно не может быть предметом социологического рассмотрения. Но это не значит, что социология должна передать объяснение становления общества другой науке и принять сеть общественных связей как данность. Ведь если мы решим, -- а таков непосредственный вывод из отождествления общества и разделения труда, -- что образование общества не завершилось с появлением мыслящего и целеполагающего человеческого существа и что этот процесс продолжался в ходе исторического развития, то нам следует найти принцип, который бы сделал всю эту эволюцию умопостижимой. Этот принцип дает нам экономическая теория разделения труда. Существует высказывание, что цивилизация стала возможной в силу счастливого случая, который сделал хозяйство с разделением труда много более продуктивным, чем без разделения. Сфера использования принципа разделения труда расширяется вместе с осознанием того, что, чем дальше зашел этот процесс, тем производительнее сам труд. В этом смысле расширение сферы применения принципа разделения труда означает прогресс хозяйства, его приближение к цели -- максимально возможному удовлетворению потребностей. Это одновременно является и социальным прогрессом, поскольку предполагает интенсификацию общественных отношений.

Только в этом смысле, при полном исключении всех телеологических или этических оценок, можно использовать термин "прогресс" в исследовании истории общества. Мы предполагаем, что условия общественной жизни изменяются в определенном направлении, и мы подвергаем каждое такое изменение отдельному исследованию, чтобы проверить, действительно ли и в какой степени оно совпадает с нашим предположением. Может случиться, что будут выдвинуты разные предположения, каждое из которых окажется в той или иной степени соответствующим опыту. Возникнет проблема об отношениях между этими предположениями: независимы ли они друг от друга или между ними есть внутренняя связь. Затем нам придется идти дальше и выяснять природу этой внутренней связи. Но все это останется в рамках научного исследования, свободного от ценностных суждений, основанного на гипотезах о направлении последовательных изменений.

Если отбросить наивные теории эволюции общества, основанные на ценностных суждениях, в большинстве остальных мы найдем два крупных недостатка, которые делают теории совершенно неудовлетворительными. Первый недостаток состоит в том, что принцип эволюции никак не связан с самим обществом. Ни закон Конта о трех стадиях развития интеллекта, ни пять стадий социально-психического развития Лампрехта не дают нам ключа к пониманию внутренних и внешних зависимостей между эволюцией разума и эволюцией общества. [253] Нам показывают, как действует общество, когда оно переходит на новую ступень развития, но нам-то нужно знать больше: какой закон управляет созданием и изменением общества. Изменения общества истолковываются такими теориями как результат воздействия извне; но нам-то нужно понять их как действие неизменного закона. Второй недостаток состоит в том, что все эти теории являются теориями стадий. В стадиальных концепциях на самом деле нет места для эволюции, т. е. для непрерывных изменений, в которых мы могли бы усмотреть определенное направление. Эти концепции не выходят за пределы утверждений об определенной последовательности событий; они не доказывают наличия причинных связей, которые объясняли бы эту последовательность. В лучшем случае они устанавливают параллелизм развития разных народов. Но одно дело -- разделить человеческую жизнь на детство, юность, зрелость и старость и совсем другое -- найти закон, управляющий ростом и упадком организма. Каждой концепции стадий свойственна некая произвольность, и определение стадий очень изменчиво.