Читать онлайн «Социализм. Экономический и социологический анализ». Страница 120

Понимание частной собственности как привилегии владельцев есть наследие прежних периодов истории собственности. Всякая собственность основывается на изначальном захвате бесхозных благ. История собственности прошла через период, когда правилом было насильственное изгнание старых собственников. Можно с уверенностью утверждать, что всякая земельная собственность имеет источником насильственное присвоение. Но все это, конечно, уже никак не характерно для капиталистического общественного порядка, где собственность переходит из рук в руки только в процессе рыночной конкуренции. Поскольку либеральные принципы нигде, по крайней мере в Европе, не были проведены в жизнь во всей полноте, и везде, особенно в области земельной собственности, осталось немало следов отношений насилия, то все еще держится традиция феодальных владык: "Ich Lieg und besitze" [403]. Критика в адрес прав собственности насильственно подавляется. Такую политику немецкие юнкера ведут против социал-демократии -- известно, с каким успехом. [470*]

Приверженцы этого направления не могут в оправдание частной собственности на средства производства сказать ничего, кроме того, что она будет поддерживаться силой. Право сильного есть единственное право, которое они могут реализовать. Они горды своими потенциями физического насилия, полагаются на вооружение и считают, что вправе пренебрегать любыми другими аргументами. Только когда земля начинает дрожать под их ногами, они обращаются к другому аргументу, ссылаются на установленные права собственности. Ущемление их собственности становится беззаконием, которого нельзя допустить. Не стоит тратить слов, чтобы показать слабость такой позиции в борьбе с движением, которое хочет создать новое право. Нельзя изменить общественное мнение, если оно осуждает собственность. С ужасом осознают это землевладельцы и в горе обращаются к церкви с поразительным требованием: пусть церковь поддерживает в misera plebs [404] дух скромности и покорности, сражается с завистливостью и обращает взгляд неимущих от земных благ к благам небесным. [471*] Христианство следует сохранять, чтобы люди не стали завистливыми. Но ведь это обращенное к церкви требование чудовищно. От нее требуют, чтобы она обслуживала интересы немногих привилегированных лиц, интересы которых признаны вредными для общества. Легко понять, почему истинные слуги церкви восстали против этого наглого требования, а ее враги использовали этот взгляд на функции церкви как оружие в освободительной войне против религии. Удивительно, что церковные противники либерализма, силясь представить социализм как дитя либерализма, свободной школы и атеизма, использовали тот же подход, что и при защите существующих отношений собственности. Иезуит Катрейн [405] говорит: "Если предположить, что все заканчивается этой земной жизнью, что судьба человека не отличается от судьбы других валяющихся в грязи млекопитающих, кто тогда сможет потребовать от бедных и униженных, вся жизнь которых представляет собой постоянную борьбу за существование, чтобы они несли свою тяжкую судьбу терпеливо и смиренно, тогда как другие наряжаются в шелка и бархат, имеют сытную и изобильную пищу? Разве в сердце рабочего не живет стремление к полному счастью? Если у него отнята вся надежда на лучший потусторонний мир, как можно отвратить его от поисков счастья на земле, от настоятельного требования своей доли в земном богатстве? Разве он не такой же человек, как наниматель? Почему некоторые обречены на бедность и нужду, при том, что другие живут в изобилии, когда нет причин, по которым блага этого мира должны принадлежать одним, а не другим? Если атеистическо-натуралистическая точка зрения оправдана, тогда оправданы и утверждения социализма: земные блага и счастье должны быть распределены как можно более поровну; неверно, когда одни ведут праздную жизнь в дворцах, а другие бедствуют в жалких клетушках и на чердаках и при всех отчаянных усилиях едва могут обеспечить себя хлебом насущным" [472*]. Если предположить, что все так и есть, как воображает Катрейн, -- что частная собственность есть привилегия собственников, что бедность одних пропорциональна богатству других, что одни беднеют по мере того, как другие богатеют, что одни голодают, поскольку другие пируют, что одни прозябают в жалких комнатушках потому, что другие роскошествуют во дворцах, -- то, как же можно верить, что дело церкви поддерживать такие условия? Как ни толкуй социальное учение церкви, нельзя предположить, чтобы ее создатель или его ученики одобрили бы использование ее для сохранения несправедливых общественных установлении, которые столь явно неблагоприятны для большей части человечества. Христианство давно исчезло бы с лица земли, если бы оно было именно таким, каким его ошибочно представляют вместе со злейшими его врагами Бисмарк и Катрейн: охранителем социальных установлений, наносящих ущерб массам.

Социалистическую идею нельзя победить ни насилием, ни авторитетом, поскольку, и то, и другое на стороне социализма, а не его противников. Если сегодня пустить в ход пушки и пулеметы, они окажутся на стороне социализма и синдикализма, а не против него. Ведь большая часть наших современников захвачены духом социализма или синдикализма. Массы не верят в капитализм.

Ошибочно думать, что неудача уже осуществившихся социалистических экспериментов может помочь в преодолении социализма. Факты сами по себе ничего не доказывают и не опровергают. Все определяется истолкованием и объяснением фактов, идеями и теориями.

Человек, тяготеющий к социализму, будет по-прежнему объяснять все зло мира частной собственностью и искать спасения в социализме. Неудачи русского большевизма социалисты объясняют чем угодно, только не свойствами самой системы. С социалистической точки зрения один капитализм ответствен за то, что нищета этого мира оказалась столь устойчивой. Социалисты видят только то, что хотят видеть, и слепы ко всему, что противоречит их теории.

Только идеи могут одолеть другие идеи, и только идеи капитализма и либерализма могут одолеть идеи социализма. Решение может быть найдено только в битве идей.

Либерализм и капитализм обращаются к холодному, уравновешенному уму. Они пользуются строгой логикой, избегая эмоций. Социализм, напротив, работает на эмоциях, пытается разрушить логические построения призывом к личной заинтересованности и заглушить голос разума апелляцией к примитивным инстинктам.

Даже по отношению к тем немногим, кто интеллектуально развит, кто способен к независимому рассуждению, это дает социализму преимущества. Для других же, для массы тех, кто не способен мыслить, позиция социалистов кажется несокрушимой. Оратор, раздувающий страсти толпы, считается более умелым, чем тот, кто обращается к ее разуму. Потому-то перспективы либерализма в этом противостоянии кажутся очень скверными.

Такой пессимистический взгляд на мир совершенно ошибочен. Он неверно оценивает влияние, которое может оказать на массы разумное и спокойное рассуждение. Он также сильно преувеличивает роль самих масс и соответственно элементов массовой психологии в создании и утверждении господствующих идей эпохи.

Массы действительно не способны мыслить. Но по этой причине они следуют за теми, кто мыслить способен. Интеллектуальное руководство принадлежит тем немногим, кто мыслит. Сначала их влияние распространяется на малый круг тех, кто способен понять и воспринять мысль других; через этих посредников идеи достигают масс и здесь кристаллизуются в общественное мнение своего времени. Социализм стал господствующей идеей эпохи не потому, что сначала массы продумали мысль о социализации средств производства, а затем передали ее интеллектуально более развитым классам. Такого не утверждает даже исторический материализм, это обиталище призраков в выдуманной романтизмом "народной душе", и историческая правовая школа. Психика масс сама по себе никогда не порождала ничего, кроме массовых преступлений, разрушений и погромов [473*]. По своим результатам идея социализма, конечно, есть не что иное, как разрушение, но все-таки это идея. Она должна быть додумана до конца, а на это способны только самостоятельные мыслители. Подобно любой другой крупной идее она пришла к массам только через посредничество интеллектуалов среднего класса. Народные массы не были изначально социалистичными -- даже сегодня они склонны скорее к аграрному социализму и синдикализму. [406] Первыми социалистами были интеллектуалы; они, а не массы, являются носителями социализма. [474*] Власть социализма подобно всякой другой власти имеет духовную природу, и она находит поддержку в идеях, которые интеллектуальные лидеры несут в массы. Если интеллигенция отшатнется от социализма, его власти придет конец. Массы не могут долго противостоять идеям лидеров. Разумеется, отдельные демагоги могут ради карьеры и вопреки собственным убеждениям внушать людям идеи, возбуждающие их низменные инстинкты, рассчитывая тем самым на успех. Но, в конечном счете, пророк, знающий про себя, что он лжив, не в силах одолеть того, кто наделен силой искреннего убеждения. Нельзя коррумпировать идеи. Ни за деньги, ни за другое вознаграждение не завербовать борцов против идей.