Читать онлайн «Революция, которая спасла Россию». Страница 32

То же самое можно сказать о единой армии, единой системе финансов, едином управлении почтой и железными дорогами. Военные, чиновники железнодорожного и подобного ведомств также были армией, управляемой из федерального центра и не подчиняющейся республикам, так что, к примеру, в случае сепаратистского мятежа в республиках мятежники лишались и вооруженных сил, и железнодорожных сообщений.

Большей степени централизации тогда добиться было просто невозможно. Большая степень централизации означала бы только одно – отказ от внешних форм федерации, от республик и их правительств, отказ от либеральной по отношению к нерусским народам языковой и культурной политики, объявление России государством русских и только русских. По этому пути и пошли белые великодержавники – и получили сопротивление нерусских националистов, переход их на сторону красных и ожесточенную их борьбу против белого движения. Ленин взял верх над Колчаком и Деникиным не только потому, что предложил отвечающую чаяньям народа социальную программу (которую в аграрном ее аспекте, кстати, выдвинули эсеры, но привести в жизнь побоялись). Ленин победил и потому, что проявил гибкость в национальном вопросе, при этом по сути своей оставшись великодержавником.

Разумеется, Ленин не был русским националистом, и великое и централизованное сильное государство на землях бывшей Российской империи он стремился создать не для русских, а для трудящихся самых разных народов – и русского, и нерусских, в том числе и живущих за пределами бывшей империи (по замыслу Ленина Советский Союз был открыт для присоединения будущим Советским республикам Восточной и Западной Европы). Но объективно интересы и действия Ленина сомкнулись с интересами русского великодержавия. Большевики, начав с антиимперской риторики, в конце концов выступили как объединители распавшейся российской сверхдержавы. На это обратили внимание самые проницательные, творчески и адогматически мыслящие представители тогдашней партии российского великодержавия – сменовеховцы. Один из ее лидеров – бывший колчаковский идеолог Николай Васильевич Устрялов – еще в 1920 г. провозгласил: «Советская власть будет стремиться всеми средствами к воссоединению окраин с центром во имя идеи мировой революции. Русские патриоты будут бороться за то же – во имя великой и единой России. При всем бесконечном различии идеологий практический путь – един…». Устрялов призвал русских патриотов сотрудничать с большевиками как с бессознательными российскими патриотами – и его призыв был услышан тысячами. Русские патриоты из среды офицерства участвовали в руководстве Красной армией (как генерал Брусилов), русские патриоты из числа инженеров, ученых участвовали в воссоздании промышленности России, развитии ее школ и вузов (как естествоиспытатель В. Вернадский), русские патриоты из числа писателей, артистов, художников протянули ниточку от дореволюционного русского к советскому искусству и культуре (как писатель А. Толстой). И им удалось привить к красному проекту русскую национальную идею, превратить его из космополитически-интернационального в евразийский и даже в русско-евразийский проект. Выгодно это было и другим народам евразийского пространства, которые сумели пройти ускоренную модернизацию под «зонтиком» единого советского государства и сохранить себя и свое национальное своеобразие. Ведь первая европейская капиталистическая модернизация, как известно, уничтожила десятки малых народов Европы, ассимилировав их в плавильных котлах европейских больших наций.

Подведем итоги. Что же в национальной политике Ленина и большевиков позволило им собрать распавшуюся империю под новым названием и флагом? Какие их лозунги и действия оказались верными в тогдашней политической ситуации и обеспечили им победу над их оппонентами, которые также стремились к созданию единого российского государства и, во всяком случае на словах, даже гораздо последовательнее.

Во-первых, у большевиков была наднациональная идея, которая позволяла сплотить под одним знаменем и русских, украинцев, и белорусов, и евреев, и татар, и башкир, и казахов. Это идея освобождения трудящихся, создания государства рабочих и крестьян, мировой коммунистической революции. Можно как угодно относиться к этой идее, особенно в ее тогдашнем несколько утрированном выражении, но факт остается фактом: без нее не удалось бы создать сплоченную, дисциплинированную, многонациональную элиту, которая, пронизывая все «субъекты федерации» постимперского пространства, обеспечивала бы единство РСФСР (в которую, напомним, тогда входила и Туркестанская АССР, охватывающая всю Среднюю Азию с Казахстаном), а потом и СССР.

У белых ситуация в этом плане была хуже. На официальном уровне руководство Белого движения заняло позицию «непредрешенчества», стремясь отложить решение всех идеологических разногласий и, если понадобится, выработку единой идеологии на период после победы над большевиками. Это была принципиальная ошибка политического руководства белых. В реальности же идеологией белого движения, заставившей сорганизоваться в него прежде всего русское офицерство, стал достаточно аморфный «интегральный» российский патриотизм, стремление сохранить и спасти Россию как великую державу, причем Россию и великодержавие разные «белые силы» понимали по-разному. И в этой разноголосице достаточно громко звучал голос русского либерального национализма, которого придерживалось правое крыло кадетской партии, влиятельное в правительствах Колчака и Деникина. А такую идеологию нерусские антибольшевистские силы могли принять только в случае отказа от своей национальной идентичности…

Во-вторых, у большевиков была носительница указанной идеи – партия. Много раз я говорил уже здесь, что партия составляла подлинное «внутреннее государство» в РСФСР и СССР, поэтому даже наличие форм федерации по национальному признаку во «внешнем государстве» было не столь опасно в плане сохранения цельности большого политического пространства. Подобной единой партии у белых также не было. Большевики сумели и сплотить армию на базе российской Красной армии и подчинить вооруженные формирования в других республиках военному руководству РСФСР. Вооруженные силы белых фактически так и остались раздробленными. Формально Деникин признал над собой власть Колчака как Верховного правителя России, фактически отказался реализовывать план Врангеля, который предполагал объединение усилий восточной (колчаковской) и южной (деникинской) белых армий и совместное наступление на красную Москву. Как известно, Деникин выпустил знаменитую «Московскую директиву», попытался наступать на Москву собственными силами и потерпел поражение. Врангель говорил потом, что «Московская директива» Деникина была смертным приговором всему белому движению, и вообще-то он был прав.

Наконец, в-третьих, большевики сумели проявить максимум такта по отношению к окраинным нерусским националистам, найти с ними компромисс на основе признания их права на автономию и на свободное развитие их национальных культур и языков. Таким образом, большевики раскололи национальные движения на окраинах империи, ослабив тем самым откровенных сепаратистов (вроде Петлюры) и обретя союзников в борьбе с белыми. Белые такой гибкости не проявили, фактически до 1920 г. они твердо стояли на позиции единой и неделимой России, не признавали национальные правительства, отрицали право народов на автономии, а в ряде случаев отрицали само существование отдельных народов (по «Белой гвардии» Булгакова прекрасно видно, что белые, бывшие на Украине, относились к украинцам и украинскому языку как к какому-то недоразумению и в простом и элементарном уважении большевиков к праву украинцев быть самими собой, а не «испорченными русскими», видели «национальное предательство»).

Таковы причины того, что в гражданской войне победил красный, а не белый проект великодержавия.

Политика – Гераклитова река, в которой все постоянно меняется. Поэтому универсальных рецептов в политике нет, каждый раз приходится сталкиваться с принципиально новой ситуацией и искать новое решение. Тем не менее существуют и сходства, и именно поэтому политику полезно изучать историю и извлекать уроки из деятельности своих предшественников.

Сходство ситуации, которая была на постимперском пространстве в 1917–1922 гг., и современной ситуацией на постсоветском пространстве очень значительное. И тогда, и сейчас новая российская власть, которая появилась в результате распада сверхдержавы, пытается выступить как один из главных инициаторов объединения этого пространства на новых принципах. И тогда, и сейчас за время, прошедшее после распада сверхдержавы, на ее территории возникло много националистических режимов, поддерживаемых странами Запада и враждебных к России и самой идеи интеграции (причем и тогда, и сейчас наиболее враждебны ко всему этому прежде всего украинский и грузинский националистические режимы). И тогда, и сейчас при попытке создания постимперских националистических государств на их территориях возникают непризнанные Западом самопровозглашенные государственные образования, тяготеющие к России и ее союзникам. Причем иногда история повторяется практически до мелочей: раньше всего Советская власть на территории Украины победила в Луганском, Макеевском, Горловском, Щербиновском, Краматорском и других районах Донбасса, где и возникла Советская Украинская республика, оппозиционная киевской «Украинской народной республике». В наши дни там же возникли Донецкая и Луганская народные республики, оппозиционные националистическому и прозападному Киеву.