Читать онлайн «Великая война Сталина. Триумф Верховного Главнокомандующего». Страница 9

Все встало на свои места. И Кордт сообщил в Берлин: «Тем самым положен конец всем домыслам, в которых утверждалось о предоставлении аэродромов в качестве базы для военно-воздушной операции Советской России против Германии». Трагикомизм в том, что Польша даже гордилась тем, что она «является европейским барьером в борьбе против большевизма», и немцы отблагодарят ее позже. Тем, что убьют каждого шестого поляка.

В отличие от заносчивого шляхтича Бека, надеявшегося на польский патриотизм и своих слабых союзников, Сталин прекрасно понимал, что Польша обречена на заклание. Но хотя Гитлер и был уверен, что ни Англия, ни Франция не помешают его намерениям, он все же не хотел рисковать. Ему нужна была твердая уверенность, что Советский Союз не испортит игры своим неожиданным вмешательством в его планы.

Впрочем, как и Англия, германская дипломатия начала искать возможность нормализации отношений с СССР еще в начале 1939 года. 17 апреля статс-секретарь министерства иностранных дел Германии Вайцзеккер в беседе с советским послом А. Меркаловым заявил, что Германия всегда хотела иметь торговые отношения с Россией, удовлетворяющие взаимным интересам.

На следующий день Меркалов был вызван телеграммой в Москву, куда прибыл 21 апреля. Позже он писал: «Цель визита в Кремль была неведома до момента прибытия на заседание Политбюро… После обоюдных приветствий Сталин первым делом неожиданно спросил: «Пойдут на нас немцы или не пойдут?» Меркалов предположил, что «курс, выбранный Гитлером, неизбежно повлечет за собой в ближайшие два-три года военный конфликт».

Такое мнение совпадало с выводами Сталина, и поэтому с апреля 1939 года вся его дальнейшая внешняя политика была подчинена «императиву выигрыша времени». Убедившись в неискренности намерений коварного Альбиона и наивной ветрености легкомысленной Франции, он уже не мог не пойти на попытки сближения, проявляемые Германией. Это было бы по меньшей мере неблагоразумно. Он понимал, что судьба Польши уже решена. И каковы бы ни были намерения Германии, ее, безусловно, было лучше держать в качестве торгового партнера, чем очевидного врага.

В результате бесед немцев в Берлине с советником советского посольства Астаховым и посла в СССР фон Шуленбурга с Молотовым была достигнута принципиальная договоренность о подписании соглашений, снимающих напряженность советско-германских отношений.

21 августа 1939 года в Кремль поступила телеграмма: «Господину Сталину, Москва.

1. Я искренне приветствую подписание нового германо-советского торгового соглашения как первую ступень в перестройке германо-советских отношений.

2. Заключение пакта о ненападении с Советским Союзом означает для меня определение долгосрочной политики Германии. Поэтому Германия возобновляет политическую линию, которая была выгодна обоим государствам в течение прошлых столетий. В этой ситуации имперское правительство решило действовать в полном соответствии с такими далеко идущими изменениями.

3. Я принимаю проект пакта о ненападении, который передал мне ваш министр иностранных дел господин Молотов, и считаю крайне необходимым как можно более скорое выяснение связанных с этим вопросов.

4. Я убежден, что дополнительный протокол, желаемый Советским правительством, может быть выработан в возможно короткое время, если ответственный государственный деятель Германии сможет лично прибыть в Москву для переговоров. В противном случае имперское правительство не представляет, как дополнительный протокол может быть выработан и согласован в короткое время.

5. Напряженность между Германией и Польшей стала невыносимой. Поведение Польши по отношению к великим державам таково, что кризис может разразиться в любой день. Перед лицом такой вероятности Германия в любом случае намерена защищать интересы государства всеми имеющимися в ее распоряжении средствами.

6. По моему мнению, желательно ввиду намерений обеих стран, не теряя времени, вступить в новую фазу отношений друг с другом. Поэтому я еще раз предлагаю принять моего министра иностранных дел во вторник, 22 августа, самое позднее в среду, 23 августа. Имперский министр иностранных дел имеет полные полномочия на составление и подписание как пакта о ненападении, так и протокола. Принимая во внимание международную ситуацию, имперский министр иностранных дел не сможет остаться в Москве более чем на один-два дня. Я буду рад получить Ваш скорый ответ. Адольф Гитлер» [4] .

Гитлер был осведомлен о затяжке переговоров англичанами и французами и боялся, что Москва тоже начнет откладывать решение, используя его обращение для закулисных маневров. Однако, не добившись результатов от англичан и французов, Сталин лаконично ответил 21 августа:

«Канцлеру Германского государства господину А. Гитлеру. Я благодарю Вас за письмо. Я надеюсь, что германо-советский пакт о ненападении станет решающим поворотным пунктом в улучшении политических отношений между нашими странами.

Народам наших стран нужны мирные отношения друг с другом. Согласие германского правительства на заключение пакта о ненападении создает фундамент для ликвидации политической напряженности и для установления мира и сотрудничества между нашими странами. Советское правительство уполномочило меня информировать Вас, что оно согласно на прибытие в Москву господина Риббентропа 23 августа. И. Сталин».

Несомненно, Гитлер в этот период лицемерил, и истинные его планы отражает то, что за девять дней до отправки телеграммы Сталину в беседе с Буркхардтом он заявил: «Я хочу жить с Англией в мире. Я готов гарантировать английские владения во всем мире… Все, что я предпринимаю, направлено против России» .

Гитлер был полностью откровенен и с исполнителями своих замыслов. За день до приезда Риббентропа в Москву, беседуя 22 августа в Оберзальцберге с командующими всеми видами вооруженных сил, он многословно и импульсивно изложил свою программу. И все же его планы не имели еще четких и завершенно-продуманных контуров, это была своеобразная импровизация. В стенограмме состоявшегося разговора, в частности, зафиксировано:

«С осени 1939 года… я решил идти вместе со Сталиным… Сталин и я – единственные, которые смотрим только в будущее. Так, я в ближайшие недели на германо-советской границе подам руку Сталину и вместе с ним приступлю к новому разделу мира… Генерал-полковник Браухич обещал мне войну с Польшей закончить в течение нескольких недель. Если бы он мне доложил, что потребуется даже два или один год для этого, я бы не дал приказа о наступлении и договор бы заключил не с Россией, а с Англией. Мы не можем вести длительную войну. Несчастных червей – Деладье и Чемберлена – я узнал в Мюнхене. Они слишком трусливы, чтобы атаковать нас. Они не могут осуществить блокаду. Наоборот, у нас есть наша автаркия [5] и русское сырье. Польша будет опустошена и заселена немцами. Мой договор с Польшей был только выигрышем во времени. В общем, господа, с Россией случится то, что я сделал с Польшей. После смерти Сталина , он тяжелобольной человек, мы разобьем Советскую Россию. Тогда взойдет солнце немецкого мирового господства.

…Мы в дальнейшем будем сеять беспокойство на Дальнем Востоке и в Аравии. Мы являемся господами и смотрим на эти народы в лучшем случае как на лакированных обезьян, которые хотят почувствовать кнут».

Это не пьяный бред, а рассуждения политика. И это был «лучший» политик из современников Сталина, противостоявших ему на мировой арене. Какими же были интеллектуальные достоинства «несчастных червей – Деладье и Чемберлена»?

Риббентроп прибыл в Москву на личном самолете Гитлера 23 августа во второй половине дня. Он был встречен первым заместителем наркома иностранных дел СССР Потемкиным. В аэропорту рядом с флагом Советского Союза развевался флаг Рейха. Изготовить флаг со свастикой не успели, и его взяли из реквизита киностудии Мосфильма.

Обойдя строй почетного караула, который, как вспоминал Риббентроп, произвел на него «хорошее впечатление своим внешним видом и выправкой», направились в здание бывшего австрийского посольства. Уже на подлете к Москве, в районе Великих Лук, самолет с германским министром обстреляла советская зенитная батарея. После посадки в фюзеляже обнаружили пробоины от попадания осколков. Однако ни министр, ни сопровождавшие его сотрудники не обмолвились об этом факте.

Риббентроп прибыл в Москву в срок. Почти прямо с дороги состоялась его трехчасовая беседа со Сталиным и Молотовым. Германского министра иностранных дел и посла Шуленбурга провели по короткой, похожей на башенную лестнице. «Один из сотрудников, – пишет Риббентроп, – ввел нас в продолговатый кабинет, в конце которого нас стоя ожидал Сталин, рядом с ним стоял Молотов. Шуленбург даже не смог удержать возглас удивления: хотя он находился в Советском Союзе вот уже несколько лет, со Сталиным он еще не говорил никогда. После краткого официального приветствия мы вчетвером – Сталин Молотов, граф Шуленбург и я – уселись за стол» [6] .