Читать онлайн «Язык и этническая идентичность. Урумы и румеи Приазовья». Страница 39

Сближая себя с русскими и отделяя от румеев по признакам владения русским языком, а также нормами городской культуры, информанты ориентируются на иерархию групп советского времени, когда наибольшим престижем обладали русские и социальная мобильность предполагала обязательное овладение русским языком. Некоторые информанты подразумевают, что между усвоением норм цивилизованной жизни и утратой родного языка (самим информантом или его русифицированными детьми) существует прямая связь, и расценивают ее как «плату» за вертикальную мобильность и адаптацию к нормам русскоязычного общества.

Одновременно информанты учитывают и другой пласт представлений о родном языке — ставшие популярными в последнее время ценности аутентичности, согласно которым сохранение идиома оценивается положительно, а отказ от него ведет к прекращению культурной преемственности. Урумы сетуют на утрату урумского, сравнивая себя с живущими вдалеке от города румеями, предпринимающими специальные усилия для сохранения своего языка и культуры, любящими свой идиом.

Утверждая ценности аутентичности, урумы представляют языковую ситуацию в поселке глазами румеев.

Информант 1. Вот эта сноха наша с Малого Янисоля. Вот она: «Лида! Я просто поражаюсь! Пошла в магазин, — говорит, — все говорят по-русски. Тут, — говорит, — греки живут или нет?». Я говорю: «Да, греки». А она с Малого Янисоля. Там, говорит, по-русски ничего не услышишь. Только греческий язык, говорит. Представляешь? «Ну и молодцы, — говорю. — Эти сохранят свой язык». А у нас никто… С кем поговоришь…

Информант 2. Ну, они может быть от города далеко зато. А мы близко.

Информант 1. Нет. Просто такая нация, я тебе говорю. Они свой язык вот так поднимают и свою нацию. А наши все боялись, закрывали, не говорите, чтоб не слышали… Считалось, что если ты говоришь на греческом, значит ты неграмотная. Раз ты русский не понимаешь, не можешь по-русски говорить.

(Сведения об информантах: (1) ЛОД, урумка, 1938, Старый Крым; (2) СВА, урумка, 1937, Старый Крым.)

Информантка СВА, интерпретируя отличие языковых норм, противопоставляет друг другу деревенских и городских жителей, однако информантка ЛОД сочла это объяснение несостоятельным.

Более высокий статус румеев с точки зрения ценностей аутентичности связан для информантов и с переворачиванием шкалы, градирующей цивилизованность, и с политикой греческих обществ, институционально оформляющих движение этнического возрождения. В контексте отношений с ФГОУ румеи оказываются привилегированной греческой группой. Многие информанты подчеркивают институциональную поддержку со стороны ФГОУ, более высокий статус румейского языка. Подобные представления особенно характерны для информантов, считающих румейский и новогреческий одним языком и воспринимающих преподавание новогреческого в школе как средство для поддержания статуса румейского языка.

С осознанием приниженного положения своей группы в ФГОУ связано, по-видимому, встречающееся в интервью представление о численном перевесе румеев, отражающее не действительное соотношение урумов и румеев, а восприятие собственной группы как меньшинства. Помимо количественного преобладания признание ценностей аутентичности приводит и к качественному превосходству румеев — чистых греков, отказывающихся признавать таковыми урумов.

Повседневное взаимодействие урумов и румеев. Выше я рассматривала румеев сквозь призму идеологических смыслов, образов своего сообщества, используемых в интервью. Теперь же остановимся на безоценочных или почти лишенных оценки чертах, приписываемых румеям. В действительности эти характеристики переплетаются с уже рассмотренными представлениями, например, постоянное использование румейского языка упоминается как способ отличить румеев: «Слышу, говорит, что не по-нашему, знаю, что не по-русски, значит — эллинцы» (ЛОД, ж., 1938, Старый Крым). Описывая повседневное взаимодействие с румеями, некоторые информанты, помимо особенностей речевого поведения, указывали на внешность, характер и бытовые практики другой группы.

Информанты подчеркивают, что румеи «темнее», «чернее», «грубее», более волосатые и некрасивые; присущая румеям чернота отличает их, по мнению некоторых информантов, от урумов и русских. Часть сообщества считает, что может определить этническую принадлежность незнакомого румея только по внешнему облику, тогда как другие информанты сочли внешность недостаточным критерием и утверждают, что могут опознать эллинца только по акценту.

По характеру румеи «вредные», склонные к воровству («воровитые»), недоброжелательные, негостеприимные, «жадные» люди, которые «кружки воды не подадут». Негативные свойства румеев обычно иллюстрируются воспоминаниями о контактах с жителями ближайшего румейского села, с которыми урумы связаны соседскими и конкурентными отношениями: в Мангуше рассказывают про жителей Ялты, в поселке Старый Крым — о румеях поселка Сартана и т. д. Довольно часто в таких случаях информант использует наряду с этнонимом «греко-эллинцы» локальные номинации — ялтане, сартанцы.

Различные маркеры глазами одних и других соседей часто асимметричны. Румеи не отмечали разницы в традициях урумов и своих собственных, тогда как урумы упоминали различие бытовых практик и обрядов двух греческих групп. Как правило, источником сведений служит поездка на свадьбу или другой праздник к румеям. Многие урумы подчеркивали негативное впечатление от румейских праздников: «У них беспардонная какая-то свадьба! У нас все чинно делается, у нас перед кумовьями привилегию делают, — танцуют, поют перед кумовьями, угощают. ‹…› Там не поймешь, кто как садится! Я говорю: начались подарки — кто по-за угол, кто за хату, кто куда. Даже и не подарили» (АФН, урумка, 1926, Старый Крым).

Для урумов важно, что урумские и румейские свадьбы, в принципе, различаются, и детали чаще всего отражают индивидуальный опыт информанта, однако представления о румейских традициях повторяются, как правило, в пределах поселка.

Почти все информанты в поселке Старый Крым указывали, что румеи приносят с собой на свадьбу сладкое угощение «бахча», тогда как в их сообществе это не принято, и некоторые урумы упоминали конфликты или неловкие ситуации, случившиеся из-за различия обрядовых практик. «У них, когда идут на свадьбу, детка, обязательно несут бахчу. У нас этого не было, мы только с подарком идем. И мы опозорились, когда туда поехали. Они по-своему, мы по-своему все. Они с нас сменяйся: „А где ваши бахчи?“» (ФКК, урумка, ок. 1930, Старый Крым). По-видимому здесь проявляется разница локальных традиций: в других урумских поселках гости также приходили с бахчой. Урум из поселка Каменка Тельмановского района с удивлением вспоминал о посещении свадьбы в поселке Старый Крым, где не принято приносить с собой бахчу: «Идешь на свадьбу — как в клуб» (ФИБ, урум, 1948, Каменка). Однако в поселке Старый Крым необходимость приносить сладкий пирог или торт на свадьбу осмысливается как различие греческой и эллинской свадеб, и информанты отвергали другие интерпретации, предлагаемые собирателем.

Собиратель. А мне вроде в Карани (другом урумском поселке) говорили, что у них принято приносить сладкое на подносе?

Информант. Нет, это, значит, эллинцы были. Это эллинцы так приходят, они приходят всегда со сладким блюдом на свадьбу, а у нас — нет. Значит, там люди греко-эллины живут. Они все приходят со сладким, я гуляла и на такой свадьбе. Я себя почувствовала неловко, между прочим. С блюдом, а мы без ничего.

(Сведения об информанте: АПЖ, урумка, 1939, Старый Крым.)

Другое распространенное в поселке Старый Крым представление о различии румеев и урумов — приготовление праздничного мясного пирога кубите, который румеи называют «шумуш» и кладут туда, кроме мяса, «кабак» (то есть тыкву). Некоторые информанты отмечали, что румеи заменяют баранину тыквой из-за бедности или скупости, а их способ приготовления кубите подтверждает общее положение, согласно которому «у нас лучше готовят. И вообще все говорят, что у нас лучше, наши греки лучше» (ККК, урумка, 1923, Старый Крым). Последний тезис разделяется и урумами других поселков, однако аргументация отличается: например, в поселке Гранитное Тельмановского района кубите пекут и с мясом, и с тыквой.

Рассмотренные выше представления о различии традиций демонстрируют перекодировку локальных особенностей быта в терминах межгруппового взаимодействия урумов и румеев. Любые отличия соседей интерпретируются в этнических терминах. Как сказала информантка АПЖ, «это, значит, эллинцы были». Я не ставила перед собой задачу продемонстрировать ошибки и погрешности информантов, приписывающих румеям признаки, свойственные как румеям, так и урумам других поселков; несовпадение действительных практик с декларируемыми в интервью показывает, что урумы и румеи — воображаемые сообщества, частью которых осознают себя информанты. Согласно подходу Б. Андерсона в отличие от сельской общины, представители которой лично знают друг друга, члены даже самой небольшой нации связаны друг с другом лишь в воображении [Anderson, 1998 (1983), р. 6].