Читать онлайн «От Симона Боливара до Эрнесто Че Гевары. Заметки о Латиноамериканской революции». Страница 78

В августе 1971 года и позже было схвачено полностью всё руководство Движения, которое вынуждено было создавать новое руководство (получившее прозвище «самураи»), последствие чего проявилось уже в апреле 1972 года. Отсутствие подготовки и опыта, незнание правил функционирования Организации и неспособность к политическому анализу пронизали всё Движение. Появились «микрофракции». Движение представляло собой «блок», по которому разбежались «трещины». «Это — не чёрно–белый фильм с хорошими героями с одной стороны и с плохими — с другой», — пишет Дебре. К сентябрю 1971 года руководители, которых было около сотни, находилась либо в «подполье» в Монтевидео, либо в соседних департаментах, без контактов с внешним миром и между собой.

«Тактическая автономия» колонн, как старый принцип организации Движения, позволял ему оставаться без «головы, которая была отрезана», так как политическое руководство не могло локализоваться в определенном месте. В конце 1971 года Организация превращается в мозаику неравномерно развитых колонн, среди которых «15‑я колонна» из Монтевидео продолжала «раздуваться» в ущерб остальным. Таков результат, к которому пришло гиперцентрализованное руководство, вынудившее своих оппонентов «строить свое ранчо в стороне».

«Чрезмерная милитаризация притупляет и расслабляет военный инструмент».

В марте 1972 года разразилась дискуссия между «гуманистами» и «антигуманистами», или между «леваками» и «правыми». В «милитаризме», «субъективизме», «авантюризме» были обвинены «леваки»; в «либерализме», «оппортунизме» и «триумфализме» — «правые». Националистические тенденции вытеснили марксистско–ленинские позиции. Этот «мелкобуржуазный» этап Движения тупамарос стоил дорого. «Сальдо» завершилось полным разгромом.

Произошедшие события 14 апреля Дебре называет «торнадо», так как они оказались внезапными, но они были предопределены. В январе 1973 года в уругвайских тюрьмах и концентрационных лагерях насчитывалось от 4 до 5 тысяч политических заключенных. Была даже построена новая тюрьма в местечке под названием «Свобода». Это в стране, насчитывающей 2,5 миллионов жителей, у которой не было традиций насилия в «тропическом стиле», где армия ещё не выходила на улицы для демонстрации своей жестокости.

Дебре замечает, что эти условия значительно ухудшились позже с установлением военной диктатуры, закрытием Парламента, запретом политических партий, профсоюзов, ассоциаций и пр., арестами всех оппозиционеров в марте 1974 года. 1 сентября был арестован раненный Сендик, один из лидеров Движения. Его арест не означал прекращения борьбы, так как Движение никогда не имело «командующего» или «максимального лидера», его руководство всегда было коллективным. Но этот арест совпал с принятием новой линии «тихого отступления» Движения ради спасения руководства. В этом смысле одна «фаза» жизни Организации была закрыта.

Плохое обращение полиции с заключёнными ещё в 1966 году не выходило за пределы Монтевидео, а в 1971 году пытки стали системой. Пытка, пишет Дебре, не является «мистической моральной гангреной», нарушением буржуазных традиций прав человека. Она есть, прежде всего, метод контрреволюционной борьбы как следствие объективной классовой логики. Она есть «прямой перевод» на индивидуальный и полицейский уровень соотношения политических сил, которое устанавливается на улице и в масштабе страны. Согласно правилам, принятым в «специальных войнах», «Объединенные силы» ввели пытку в арсенал психологической войны путем создания «Департамента психологических операций» специально для этих целей. В действительности «Объединенные силы» своими заметными победами обязаны не пыткам, и даже не своим военным достоинствам, а предательству некоторых значимых членов Движения, которые, без применения пыток, быстро перешли на сторону врага. Это Дебре называет «психологической загадкой».

Один из них, Амадио Перес, — один из организаторов Движения и командующий одной из колонн, — из–за ареста своей девушки «сдал» в тюрьму многих своих товарищей и сам участвовал в их арестах. Другой, Марио Пирис, — участник разработки «плана Тату», — выдал 300 бойцов, и выехал за границу с помощью правительства и был принят другими компартиями как герой, который также их «продал» (Гватемальская партия труда, сентябрь 1972 г.).

Однако, как считает Дебре, все это не значит, что «план Тату» потерпел поражение. Контакты арестованных со своими стражниками в тюрьмах и в военных гарнизонах имели своим результатом развенчание слухов об «иностранном» вторжении и интересе к целям и задачам борьбы тупамарос. В июне и августе начались переговоры командования «Объединенных сил» (на 12 тысяч человек военного состава 12 генералов и 350 полковников) с тупамарос.

Делая выводы, Дебре задается несколькими вопросами.

Тупамарос никогда не колебались в выборе между воспринятой идеей и объективным опытом, выбирая опыт, и оставляя за собой право пересмотра идей. Среди всех ценностей революционера это, пожалуй, считает Дебре, самая необычная и наименее часто встречающаяся. Когда встречается такой «перекресток», то выбирают, как правило, самый простой, хотя и наиболее опасный путь, потому что он может завести в тупик. Этот всегда соблазнительный путь состоит в том, чтобы доказывать с основательными аргументами, что старые действующие тезисы являются все ещё правомерными и, что, несмотря на «кажимости», ход жизни подтвердил их во всём. «Славные традиции спасены, также как и собственная к ним любовь, и весь мир переводит дух». Внутри организации ничего не меняется и это всегда успокаивает её членов. Но плохо в этом случае то, что реальная история эволюционирует, выкидывая «за борт» высокие тезисы, и следует своим путём без них, как ни в чем, ни бывало. И есть «движения», которые предпочитают оставаться без движения, непреклонные перед знаменем своих прошлых подвигов, вместо того, чтобы продвигать вперед революционный процесс, трансформируясь вместе с ним.

В Уругвае, как отмечает Дебре, «великий селекционер», — практика, — отделил верные идеи от фальшивых, и тупамарос сумели, по своему и в своем собственном стиле, извлечь должные выводы. «Смелость есть не лишь их военное и личное достоинство, но, кроме того, ментальное и политическое качество: способность отважиться думать, без шор и табу».

Но «ирония истории жестока». Для «тупос» это значит, что то, что было «сильно» и «великолепно» вначале, обернулось трудностями и причинами поражений позже.

В связи с этим Дебре формулирует три вопроса:

Вопрос первый — о соединении революционной теории с практикой в «методологии» Движения.

Вопрос второй — о соединении националистической идеологии с марксистско–ленинской теорией в «зависимой» стране.

Вопрос третий — о соединении Организации с классом, о том типе связи, которая соединяет авангард с социальным классом.

Все эти вопросы, считает Дебре, сходятся в одном «старом» вопросе: «партия или очаг?», который, как утверждалось в одной дискуссии в Монтевидео, есть «фальшивая дилемма», но который оказался вновь актуальным. Ирония истории повторяется во многих местах и организациях. Три обозначенные проблемы составляют, в действительности, точки соединения всех теорий и революционных практик эпохи, как в повстанческой форме, так и в легальной, как в Европе, так и на Среднем Востоке, и во всём «третьем мире» вообще. «Как нервные точки, они находятся в конъюнктуре нашей современной проблематики».

«Вся история латиноамериканских революционных движений, — коммунистических партий, в первую очередь, — есть история попыток дать на эти три вопроса, — пробами и ошибками, гипотезами и поправками, — приемлемые ответы».

Поэтому, считает Дебре, «трусливое успокоение» определенных политических сил в различных странах после неудач тупамарос в 1971 году, явилось не только «непристойным», но также «фатальной слепотой» для них самих. «Следовало бы ожидать немного большего уважения и признания к тем, кто продвинулся вперед по опасному пути, который те политические силы, рано или поздно, должны будут также избрать. Сколько немилосердных судей сегодня могут оказаться завтра жертвами, нуждающимися в сочувствии?»

«Слово разделяет, действие объединяет», — напоминает Дебре.

Эти слова резюмируют то, что было «первым камнем», наиболее характерным и оригинальным выражением сути Движения и, по своему, отпечатывает стиль «тупос», которые догадались использовать народный и живой язык, понятный всем. С внешней стороны это похоже на старое анархическое разделение между «человеком мысли» и «человеком действия», чем на ленинскую концепцию революционной практики как реализации теории. То, что эти слова имели смысл в определенном политическом и социальном контексте уругвайской истории, не компенсирует того, что скрывает. «Упрощённые вчера, в хорошем смысле слова, сегодня они ставят, без сомнения, больше проблем, чем решают».