Читать онлайн «Морская политика России 80-х годов XIX века». Страница 22

Глава 6

Особое совещание 21 августа 1881 года. Формирование военно-морской доктрины и уточнение судостроительной программы

К концу июля 1881 года в распоряжении А.А. Пещурова находились материалы, отражавшие позицию большей части руководства ведомством. Видимо, к тому же времени сложилась благоприятная обстановка и для обсуждения поставленного императором Александром III вопроса о задачах флота. В начале августа А.А. Пещуров направил военному министру генералу П.С. Ванновскому и управляющему Министерством иностранных дел Н.К. Гирсу письма с просьбой уведомить его, когда им удобнее собраться на совещание под председательством великого князя Алексея Александровича, 13 июля утвержденного в должности генерал-адмирала. 8 августа пришел ответ Н.К. Гирса, которого больше устраивали среда и четверг. Поэтому А.А. Пещуров договорился с ним провести совещание в четверг, 20 августа, в кабинете министра иностранных дел. Об этом известили П.С. Ванновского, однако 19 августа выяснилось, что Александр III перенес на этот день осмотр Ижорских адмиралтейских заводов[186]. Разумеется, встречу пришлось отложить, так как великий князь Алексей был обязан сопровождать императора.

Совещание состоялось 21 августа. В распоряжении исследователей есть лишь его итоговый документ, позволяющий судить о конечном, согласованном мнении министров, учитывая позицию императора признавших, что на первом плане должно стоять восстановление морских сил на Черном море, а уже затем флотов на других морях. Безусловное господство на водах Черного моря, — говорилось в постановлении, — представляет для нас задачу первостепенной важности, как в смысле участия России в общем движении и оборотах всемирной торговли, так и, в особенности, в смысле поддержания наших политических интересов, при постепенно приближающейся окончательной развязке восточного вопроса. Историческое развитие этого вопроса, и современное отношение к нему европейских держав, несомненно убеждают, что окончательная его развязка не может совершиться без участия всех великих держав, из которых каждая готовится предъявить свои специальные домогательства и поддержать их силою. Для того же, чтобы при этой ликвидации Россия не осталась навсегда обойденною и устраненною от участия во всемирных политических и торговых интересах, ей необходимо готовиться, хотя и исподволь, но неуклонно и определительно к тому, чтобы в момент наступления развязки овладеть устьем Босфора, укрепиться на обоих его берегах и, став прочно у входа в Черное море, оградить его воды и берега от всякого посягательства.

Такую операцию возможно совершить единственно посредством быстрого, почти внезапного десанта, исполненного в минуту надобности. Для чего необходимо: иметь такой боевой флот, который мог бы очистить Черное море от турок и запереть устье пролива на время переезда первого десантного эшелона, и такой транспортный флот, который мог бы перевезти в один раз корпус войск, достаточный для действий против тех сил, которыми Порта может наспех располагать в окрестностях Босфора»[187].

Отметим сходство положений данного постановления с решениями Ливадийского совещания 1879 года. Несомненно, на них также сказалась позиция Военного министерства, в целом не изменившаяся и при новом его руководстве. Здесь, на наш взгляд, особенно чувствуется влияние начальника Главного штаба, генерал-лейтенанта Н.Н. Обручева, приверженца идеи Босфорской операции. На заседании 21 августа ее проводил П.С. Ванновский, смягчающие же формулировки принадлежат, очевидно, Н.К. Гирсу.

Отдав дань черноморским проблемам, министры, вместе с тем, согласились, что морским силам на Балтике подобает сохранять «первенствующее значение сравнительно с флотами других держав, омываемых водами этого моря. Для сего флот наш не должен уступать Германскому, а буде можно должен иметь даже перевес над ним в открытом море. Самая оборона берегов Балтийского моря должна быть активная, не допускающая блокады и готовая воспользоваться всяким удобным случаем для перехода в наступление. В этих видах, помимо численного состава судов, необходимо стремиться к тому, чтобы флот наш не был прикован большую часть года к Кронштадту, а имел более свободное и самостоятельное положение на водах Балтийского моря, что может быть достигнуто лишь устройством обеспеченных стоянок (с необходимыми мастерскими) для судов названного флота в наименее замерзающих частях наших берегов (как например Виндаве, Ганге и Балтийском порте)»[188]. Нельзя не обратить внимания на явную связь этих пожеланий с мыслями, высказанными А.А. Пещуровым в записке от 3 июня.

Задачи Сибирской флотилии совещание ограничило разведкой и транспортной службой. «Затем, в случае отдельных столкновений с Китаем и Япониею, при мирных отношениях к европейским морским державам, предстоит откомандировывать в воды Тихого океана (по примеру 1880 года) особые эскадры из состава Балтийского и Черноморского наших флотов (при чем в числе судов непременно должны быть и мелкосидящие, пригодные для действий в портах); для ограждения же общих политических интересов России необходимо располагать в водах Тихого океана достаточным количеством крейсеров, которые могли бы в случае столкновения с европейскими державами серьезно угрожать их торговле, нападая на их коммерческие суда, склады и колонии», — гласило постановление. Видимо, столь умеренный подход к нуждам дальневосточной окраины удовлетворял всех собравшихся[189].

И конечно же, по требованию военного министра совещание, сверх основных задач, признало необходимость обеспечить оборону низовьев Дуная, а также крепостей на Висле, Немане и в устье Западной Двины речными броненосными судами. В интересах военного ведомства и Министерства иностранных дел планировалось содержать на Каспии небольшую флотилию, включающую два крейсера и несколько пароходов.

Таким образом, собравшиеся 21 августа министры попытались совместить воедино и намерение прежнего руководства Морским ведомством развивать оборонительный флот на Балтике, а также строить крейсера для борьбы с Англией или Германией, и разделяемое Военным ведомством желание Александра III подготовиться к окончательному разрешению Восточного вопроса на Черном море, казавшемуся тогда актуальным. Судя по всему, проблемы Дальнего Востока в тот момент мало занимали А.А. Пещурова, Н.К. Гирса и П.С. Ванновского (впрочем, последний едва ли успел войти в курс всех дел своего министерства). В постановлениях нет никаких указаний на возможность существенного усиления Сибирской флотилии и соответственного оборудования Владивостокского или иного порта, способного служить как базой крейсерских операций, так и опорным пунктом при разрыве с Китаем. Не чувствуется и критического отношения к экспедиции 1880-ro года. Вместе с тем, более пристальное внимание к вопросам, касавшимся безопасности европейских границ государства, учитывая трудности освоения его восточных земель, можно признать вполне оправданным, тем более, что овладение Босфором с высокой вероятностью влекло за собой конфликт не только с Англией, но и с Австро-Венгрией и ее союзницей — Германией. В целом решения совещания заложили основы будущей морской политики России на длительный период. 22 сентября 1881 года военный министр представил итоговый документ императору Александру III, наложившему на него резолюцию: «Совершенно одобряю эти заключения»[190]. 24 сентября П.С. Ванновский сообщил об этом А.А. Пещурову.

Оставалось разработать конкретный план мероприятий, прежде всего, по строительству и ремонту кораблей, портовых сооружений, заводов и мастерских, чтобы уточнить величину необходимых ассигнований. Его стержнем руководство Морским министерством сделало кораблестроительную программу, отвечавшую поставленным стратегическим целям. Поэтому именно с ее требованиями предстояло соотнести как финансовые, так и производственные ресурсы, находившиеся в распоряжении Морского ведомства, она же диктовала и задачи оборудования морских театров.

Но до того, как в министерстве началась разработка такой программы, великий князь Алексей Александрович решил сменить председателя кораблестроительного отделения МТК, надо полагать, главным образом из-за крайне отрицательного отношения императора к судам его конструкции. 14 октября 1881 года А.А. Пещуров, поддерживавший переписку с опальным Константином Николаевичем, сообщил великому князю, что на место А.А. Попова Алексей Александрович приглашает И.А. Шестакова[191].

Адмирал принял предложение с оговоркой, сославшись на «слабеющие силы», и отправился в поездку по английским и французским портам, чтобы ближе ознакомиться с современным судостроением. 16 ноября он был назначен на новый пост высочайшим приказом по Морскому ведомству.