Читать онлайн «История Персидской империи». Страница 46

В своем отношении к приближающейся угрозе Феогнид из Мегары (древнегреческий поэт-лирик. — Пер.) был типичным средним греком, проживающим на материке. Сначала он все призывал к пирушкам и веселью, не боясь войны с мидийцами. Увидев наконец опасность, он мог лишь взывать к богу — из всех богов именно к Аполлону! — моля о защите своего города от дерзкого мидийского воинства; он испугался, когда увидел отсутствие здравого смысла и кровопролитные междоусобные конфликты греков.

Как и был уверен Мардоний, Эритрея оказалась разделенной на группировки. В конечном счете консерваторы победили в конфликтной ситуации, но стояли за политику обороны, а не нападения. После шестидневной обороны города от массированных персидских атак город был взят благодаря предательству двух демократов — их оправдывало лишь то, что они надеялись, что их партия теперь станет у власти.

Первая цель этого военного похода была достигнута, осталось только покорить Афины. Датис вполне мог надеяться, что Афины также будут переданы им друзьями — либо сторонниками Гиппия, в тот момент находившегося в армии, либо вождями демократов Алкмеонидами (аристократический род, игравший большую роль в политической жизни Афин. — Пер.). Эти обоснованные надежды разбились из-за второй и даже еще более глупой ошибки — разрушения эритрейских храмов и города и порабощения его населения. Вряд ли можно было ожидать, что какой-нибудь афинянин, демократ или торговец, мог остаться равнодушным к сожжению и разграблению своего любимомго родного города и порабощению людей.

Поэтому, когда Датис переправился через узкий пролив и, ведомый Гиппием, высадился на Марафонской равнине, жители которой считались дружески настроенными к персам, он увидел, что его вышло встречать все афинское ополчение. Помощь, обещанная Афинам спартанцами, не пришла, так как им нужно было дождаться полной луны, так что только платейцы (жители древнего города Платеи в Беотии. — Пер.) оказали помощь Афинам. После промедления, которое красноречиво свидетельствовало о все еще разобщенной тактике действий, Мильтиад (афинский государственный деятель и полководец из рода Филаидов. — Пер.) повел войска в наступление, думая о судьбе Эритреи. Персы и саки прорвались в центре, но фланги афинян сомкнулись за ними и нанесли им жестокое поражение. Отступавших персов преследовали до кораблей, семь из которых были захвачены.

Датис, который даже теперь не осознал в полной мере последствия своей излишней жестокости, подумал, что город может сдаться, если появится флот в отсутствие афинской армии. Лидеры демократов Алкмеониды подали сигнал щитами с мыса Суний, и армия поспешила назад вовремя. В течение нескольких дней персидский флот находился вблизи пристани Фалер, затем, убедившись наконец, что надежды на предательство больше нет, разочарованные захватчики отплыли домой.

Вместо того чтобы вернуть себе доверие демократов, возвратив пленных эритрейцев, персы увезли их в Сузы и поселили в 47 километрах от города в местечке Ардерикка в Киссии, на родине древних кашшитов (или касситов — древних племен, обитавших в горных местностях Западного Ирана, в верховьях реки Диялы и ее притоков у северо-западных границ Элама. — Пер.); в 8 километрах находился колодец, из которого при помощи ворота и кожаного ведра доставали жидкость, которая, будучи налитой в чан, давала соль, асфальт и нефть. Здесь в I в. н. э. Аполлоний из Тианы и нашел их, еще помнивших свою былую родину и говоривших на языке своих предков.

Со времени открытия Персеполя европейцами (постепенный процесс, начавшийся с конца XV в.) его великолепные руины в глазах западного мира означали Персию. Поэтому испытываешь потрясение, поняв, что у греков не было точных знаний об этом городе, пока в Персеполь не приехал Александр — лишь для того, чтобы завершить его уничтожение. Для греков того времени тремя столицами монархов-Ахеменидов были Вавилон, Экбатана и Сузы. Не будем обвинять их в невежестве; о Персеполе нет упоминаний в сохранившихся документах из Вавилонии, Финикии, Египта. Для евреев точно так же персидскими столицами были Вавилон, крепость Экбатана и Шушанский дворец.

Раскопки Экбатаны еще предстоят, и случайные находки учат нас немногому. В Вавилоне Дарий сначала поселился во дворце Навуходоносора, расположенного в самой дальней северной оконечности города, если можно судить об этом по обнаруженной там прекрасной диоритовой стеле, на которой высечена аккадская версия его автобиографии. Незадолго до этого, однако, Дарий построил свой собственный дворец в южной цитадели к западу от дворца Набопаласара, как раз перед массивной стеной со рвом, которая называлась Имгур-Бел. На песчаную подушку был положен фундамент из крепких кирпичей, по которому можно восстановить арра danna, или колонный зал с портиками по бокам и спереди, который охраняли квадратные башни и к которому с юга вели лестницы, как и во дворце Навуходоносора. Таким образом, в персидской архитектуре появился план первого этажа ападаны (многоколонного с плоским деревянным перекрытием парадного зала — основной части царских покоев Ахеменидов. — Пер.). Из того же дворца Навуходоносора Дарий позаимствовал тройной пол: грубый слой гальки и известкового раствора, затем еще один более деликатный слой раствора и поверх всего тонкий слой превосходной красной краски, уже знакомой нам в Греции, которая стала отличительной чертой построек Дария. Фрагменты оснований колонн из черного известняка доказывают, что это искусство, знакомое в Персеполе, уже использовалось. На других фрагментах цоколей, на которых стояли колонны, была надпись самого Дария.

У Навуходоносора Дарий также позаимствовал разноцветные кирпичи не из глины, а из известняка, смешанного с песком, на которые наносили ту же самую блестящую глазурь, которую использовал его великий предшественник для украшения Дороги шествий и Врат Иштар. Как и в оригиналах Навуходоносора, фигуры животных играли немалую роль. Некоторые из них были плоскими, а некоторые — в виде барельефов; полосы черной глазури разделяли сцены. Цветочные мотивы и колонны с двойными ионическими капителями с завитками, а также фигуры Десяти тысяч Бессмертных в богатых одеяниях покрывали стены. Ктесий, врач Артаксеркса II, описал роскошные глазурные картины, хотя он приписывал их не Навуходоносору и не Дарию, а Семирамиде, которую, по его утверждению, он признал, увидев белое лицо женщины, найденной при раскопках.

Дарий перенес всю строительную технологию в Сузы. Если Сузы и не занимали такое центральное положение в империи, как Вавилон, они были расположены лучше, чем Экбатана, Парсагарда или Персеполь, и находились близко к родной персидской земле. Удобная дорога вела почти точно на запад в Вавилон через широкую равнину. Тропа в Экбатану шла на север до верховьев реки Хоаспы через земли независимых уксиев (разбойное племя на границе Персиды. — Пер.). Летом другая тропа в Персеполь и Парсагарду вела на юго-запад через высокие горы, разбойным обитателям которых даже персидские монархи платили за проход. Когда снег заваливал перевалы, в распоряжении имелся кружной путь вдоль Персидского залива, так как в это время прибрежная равнина утрачивала свою нездоровую влажность.

Немалая часть богатства Суз появилась благодаря торговле с Персидским заливом, которая была более ограниченна, чем теперь. В V и IV вв. до н. э. четыре великих реки этого региона — Евфрат, Тигр, Хоаспа и Евлей (последняя в нижнем течении продолжается как Паситигр) — текли не так, как сейчас, впадая в реку Шат-аль-Араб и затем в Персидский залив, а в огромное болотистое озеро, которое находилось гораздо дальше к северо-западу и прибрежные острова которого образовывали различные выходные каналы (стоки). Торговцу с Персидского залива, который переплыл через озеро, в то время оставалось преодолеть еще 600 километров вверх по течению Евфрата до Вавилона. С другой стороны, Сузы находились лишь в 100 километрах от Бит-Иакина или Агинис в устье Тигра, и часть расстояния вниз по Паситигру уже можно было проплыть на корабле.

Равнина, на который стоит холм с Сузами, развертывается с Вавилонской аллювиальной равнины, но она совершенно не похожа на нее по характеру. Благодаря своей близости к горам и чуть большему подъему обломки, нанесенные реками, здесь остаются в виде гравия, и лишь более мелкие по своей структуре наносы достигают Вавилонской равнины. Таким образом получается сильная почва, плодородие которой почти неистощимо; древние утверждали, что ячмень и пшеница регулярно давали здесь стократно больший урожай, а иногда, что поразительно, и двухсоткратный. Но на протяжении девяти месяцев в году жара здесь почти невыносимая. За исключением горного прохода, расположенного на юго-западе и соединявшего Сузы с Вавилоном, равнина была полностью окружена горами. На западе и северо-западе находился длинный и узкий горный хребет Кабир-Кух, прямо на севере — горные цепи Загроса, протянувшиеся в юго-восточном направлении, а к востоку и юго-востоку от них — еще более высокий горный массив. В туманной дымке на южном горизонте можно было увидеть низкие холмы из гравия и красноватого песчаника, которые обозначали понижение к наносной равнине.