Читать онлайн «Япония в III-VII вв. Этнос, общество, культура и окружающий мир». Страница 54

Но суть кризиса заключалась не в смене династии, а в оживлении центробежных сил, в узаконенном существовании нескольких лагерей в стране, находящихся между собой в постоянной и ожесточенной борьбе. При слабости аппарата управления это приводило к глубокой и всесторонней дезорганизации общества. Лю-бое из ряда вон выходящее событие сразу же и надолго нарушало ритм жизни. Так, в 626 г., когда разразился голод, люди ели траву и умирали на дорогах, усилились разбойничество, которое не могли пресечь, бегство крестьян из сел [Murdoch, 1910, с. 128]. Недовольство охватило широкие и разные слои населения и, как полагают, отразилось в источниках в виде борьбы между вождями кланов [Конрад, 1937, с. 74], в еретических движениях. Примером последнего может служить случай, происшедший в 644 г. Некий Охофу-бэ-но Охо, т. е. человек по имени Охо из корпорации Охофу, живший в Тогоку, вместе со своими односельчанами стал поклоняться некоему насекомому, именуя его воплощением божества вечного мира. Своим последователям он обещал богатство и вечную молодость, и те стали бросать свое имущество, дома, скот, хозяйство, надеясь на скорое обогащение. Движение перекинулось на другие области и ставку царя. Как сообщает летопись, «потери и опустошения были чрезвычайны». Наконец, глава секты был убит одним из чиновных сторонников режима. Важно отметить два момента: прекращение трудовой деятельности и уравнительные идеи (хотя и в форме всеобщего обогащения), вызвавшие естественную ярость властей [Nihongi, XXIV, 20].

Непосредственные причины кризисной ситуации в известной мере были доступны взору наиболее прозорливых современников. Дом Сога еще со второй половины VI в. предпринял некоторые шаги по стабилизации режима. Борьба клана Сога (ооми) за единоличное влияние в окружении царя, разгром в конце VI в. клана Мононобэ (омурадзи) и поддерживавших его кланов объективно привели к большей концентрации центральной власти: в ставке царя резко упало значение одного из двух крупнейших кланов — носителя звания омурадзи, а на местах понизился авторитет ряда крупных глав кланов. Сога укрепили дипломатические связи с материком, способствовали расширению царских владений и созданию «казны», которая находилась в их непосредственном ведении [Китаяма, 1966, с. 11–17].

Сога принадлежит ведущая роль в принятии буддизма, который проник в Японию за несколько десятилетий до 552 г. — даты его официального обсуждения. Конечно, буддизм исповедовало большинство переселенцев, по крайней мере с начала VI в., но для знати Ямато, подкреплявшей свою власть ссылками на свое происхождение от местных духов, он казался опасным. Его пригодность для укрепления царской власти сначала не поняли даже лица, непосредственно заинтересованные в укреплении администрации. Клан Мононобэ, во всяком случае, проглядел такую возможность и заплатил за это своей гибелью. Клан Сога оказался прозорливее и как сторонник буддизма сразу же заручился поддержкой корпораций иммигрантов, в большинстве своем буддистов.

Некоторые авторы указывают, что приход к власти дома Сога в какой-то степени был обеспечен обещаниями освободить зависимых иммигрантов — их вернейших соратников, провести реформу управления, закрепить за крестьянами владение личными участками [Конрад, 1937, с. 82]. Если это так, то своих обещаний Сога после победы не выполнили. Более того, чем дальше, тем сильнее клановые соображения заслоняли у Сога интересы режима Ямато в целом. Придя к власти в качестве сильнейшего клана, Сога провели лишь частичное упорядочение существовавшей уже системы. По логике развития событий в дальнейшем им оставалось заботиться об укреплении положения своего дома, которое становилось все более ненадежным, причем опираться на наиболее консервативные силы: на тех же местных глав кланов, на грубую силу малокультурных племен — айнов (эдзо, эмиси), на некоторые корпорации иммигрантов, наконец, на личные военные отряды. Естественно, что в недрах режима Ямато вызревали силы, которые по- иному, чем Сога, надеялись разрешить проблему, хотя зародились и действовали они в период господства дома Сога.

Начиная с VII в. японские правители все чаще стали оглядываться на китайские политические идеи, административную прак-тику, правительственные институты. Объединение Китая династиями Суй и Тан после 400-летнего разброда, несомненно, произвело на правителей Ямато сильное впечатление. В свете этого китайская политическая и идеологическая система стала казаться образцовой и безотказной в любых ситуациях. У лидеров режима Ямато крепло убеждение, что коренное различие между Китаем и Ямато (не в пользу Ямато) и заключалось в непревзойденной системе организации всех сторон жизни, достигнутой в Китае. Эта система казалась прямо приспособленной для построения организованного общества с крепкой центральной властью, лишенного и признаков клановых неурядиц.

К фундаментальным аспектам этой — системы надо отнести новую концепцию государства и новую религию — буддизм. Новая концепция государственного устройства выступила в виде теории универсального государства, развитой в Ямато принцем Сётоку- тайси. в пору его регентства (593–622). Термин «универсальное государство» прилагается к такому образованию, правительство которого верит в существование универсальных законов, в своей осуществлении не зависящих от времени, места, этнической среды. Считалось, что они могли быть проведены в жизнь даже тогда, когда речь идет об исконно враждующих народностях, принадлежащих, однако, к одному культурному кругу, которые ликвидируют в ходе этого процесса свой антагонизм и образуют единый организм. При политическом и военном объединении, как считалось, происходит следующее. К власти приходит сильный правитель, который распространяет сводо власть над всей единой территорией и образует собственную династию, при этом он опирается на идеологию, способную объединить и сплотить все население, а духовным базисом для такой идеологии служит универсальная мировая религия, основные положения которой доводятся до сведения населения путем деклараций или указов власти.

Разумеется, классификация принципов, составляющих эту теорию, и способ их выражения принадлежат современным ученым. Они также отмечают, что политические и культурные ситуации, соответствующие концепции «универсального государства», появляются на аналогичных этапах истории в разных странах; при Ашоке в Индии (III в. до н. э.), при Сётоку-тайси в Японии (VII в.), при Сонгцэн-гампо в Тибете (VII в.), при У-ди династии: Лян (VI в.), при Вэнь-ди династии Суй (VI в.) в Китае [Nakamu- га, 1969, с. 1–2].

Приложение на практике новинок политической и религиозной мысли, разумеется, приняло непростые формы: одни из них связаны с основами новой идеологии более заметными нитями, другие — незаметными. Одной из таких новинок, которая впоследствии при-обрела особую важность, оказалось понятие о праве, законности: как о категории политико-юридической, отсюда— о «правовом государстве», которое, как считалось, воплотилось в Японии начиная с VIII в. на базе уголовных и гражданских законов «рицурё».

Умаядо, или Сётоку-тайси, оказался тем лицом, которому японская историография приписывает чуть ли не единоличное осуществление целой серии новаторских мероприятий, ставших предтечей грядущих реформ Тайка. Разумеется, Сётоку-тайси не был совершенно одинок в этих начинаниях. Почти на 30 лет с 593 г. дела Ямато перешли в руки Сётоку — тайси и Сога Умако (ооми). Именно в эти годы сложилась концепция суверенитета правителя Ямато. В ряде случаев оба они действовали заодно, например, при разгроме клана Мононобэ в 587 г., при издании указа о покровительстве буддизму в 594 г. (ср. [Лим Чонсан, 1967(1), с. 21–23]).

Обычное племенное право в Японии состояло из интерпретации воли богов и осуществления правосудия согласно этой воле и — практически — традиции. Позднее в характеристике царя Бурэцу (499–506) появились другие намеки: «Он уважал уголовные законы и был сведущ в законодательных актах» [Nihongi, XVI, 1]. Правда, сама фраза взята из «Хоу Хань шу», но появление ее в «Нихонги» симптоматично. В VII в. важной вехой правовой мысли стали «Законоположения» Сётоку-тайси. В них тоже встречаются целые выражения, заимствованные из «Шан шу» (II в. до н. э.), «Лунь юя», «Цзо чжуаня», «Ли цзи», «Ши цзи», «Хань шу» и др.

По своему рождению Сётоку-тайси был наследником престола, а по занимаемому посту — регентом или соправителем (593–622). Раньше эти функции входили в обязанности старых оми и мурадзи. Уже в этом изменении должностного положения наследника заключались ущемление прав оми и мурадзи и дальнейшая концентрация суверенной власти в руках царского дома [Нюмон…, 1958, с. 47–48]. Свою государственную деятельность Сётоки-тайси начал, работая рука об руку с Сога. Сётоку-тайси попытался вернуть для Ямато его бывшее владение Мимана и с этой целью в 597 г. отправил в Силлу посольство, в 600 г. послал против Силлы войска, а к династии Суй — послов, в 602 и 603 гг. командировал членов правящего дома в действующую армию. Однако успеха эти меры не имели. В 607 г. Сётоку-тайси приступил к мирным переговорам и открыл прямые сношения с суйским Китаем.