Читать онлайн «Япония в III-VII вв. Этнос, общество, культура и окружающий мир». Страница 52

Укрепление коллективной частной собственности кланов оказалось лишь одной стороной развития принципа частной собственности. Та же неравномерность экономического развития в сочетании с привилегированным положением семьи, двора, лица — как обладателей званий, должностей или хотя бы простейших организационных и управленческих функций — приводила к выделению отдельных семей на положение наиболее сильных и богатых, хозяев. Этот процесс происходил и в кланах, и в общинах, но протекал по-разному.

В кланах наряду с коллективной клановой собственностью, которой фактически распоряжался глава клана, появилась личная собственность такого главы. Пример с Мононобэ Мория (вторая половина VI в.) тому яркое свидетельство. ДЗожди кланов становились владельцами пахотных угодий (тадокоро) и целых корпораций зависимых (какибэ), с которых получали ренту.

В семейных общинах сильная семья обычно на правах личной собственности- завладевала лучшими (железными) земледельческими орудиями, приусадебными участками, домашними рабами. Увеличение числа таких дворов вынуждало власти переходить к подворной регистрации вместо существовавшего до этого управления ячейками не мельче поселков-общин. Семьи в сельских общинах экономически самоопределялись позже, чем в кланах.

Развитие царской собственности есть вариант трансформации собственности клановой, но на более высоком уровне. Наиболее полное выражение этот вид собственности получил в царских владениях (миякэ) и в царских корпорациях (томо-бэ). Царские владения в отличие от аналогичных владений знати в экономическом отношении представляли собой стройную триединую организацию, состоящую из царского поля (мита), из зависимых царского дома, которые работали на этом поле (та-бэ), из амбара (кура), куда свозили урожай с поля, и дани с соседних кланов. Царские корпорации были наиболее многочисленны, профессионально разнообразны, а главное, обладали исключительным правом включать в свой состав иммигрантов — людей, не связанных никакими кровными, родственными отношениями с местной знатью. Поскольку категория царских владений постепенно все более связывалась с такими неэкономическими представлениями, как военные, политические и т. п., это служило одним из стимулов для изменений в самой концепции владения. В 534 г. царский вельможа Отомо-но омурадзи заявлял: «Из всех земель нет ни одной, которая не была бы пожалована царем. И под небесами нет места, которое не было бы царским владением» [Nihongi, XVIII, 5].

К концу режима Ямато экономические отношения в своем развитии исчерпали все возможности, которые могло предоставить им устройство общества. Все удобные земли и другие формы собственности были уже освоены и. поделены. Безграничное расширение царских владений стало невозможно, так же как пахотных угодий знати, без острого конфликта между этими двумя группировками и между ними обеими и общинами. Уже по одним толь-ко экономическим причинам оказалось невозможным уничтожение общин. Однако взимание прибавочного продукта, ренты старыми средствами перестало удовлетворять, а тем более распределение изъятого между привилегированными слоями. Форма натуральной дани сковывалась видом продукции ремесленных корпораций. Подневольные отработки своей неупорядоченностью нарушили нормальную хозяйственную жизнь. Налог с полей явно не давал центральной власти тех ресурсов, которые он мог бы дать при другой организации. А между тем взимание налогов вызывало недовольство. К 469 г. относится упоминание о некоем разбойнике, который «нарушал законы страны, не платя налога с поля и дани» [Nihongi, XIV, 36]. Такое полностью натуральное хозяйство не развилось даже до денежной системы.

Кризисное состояние хозяйства охарактеризовано в царском указе 645 г., возможно, в выражениях, отредактированных позднее: «Ныне оми и мурадзи, управляющие царскими корпорациями (то- мо-но мияцуко) и управляющие областями (куни-но мияцуко) на-перебой выделяют собственных зависимых, вынуждая их работать ради собственной прихоти. Более того, они отрезают горы и озера, леса и равнины, водохранилища и рисовые поля, принадлежащие областям и округам, и присваивают их. Свары между ними не прекращаются. Некоторые прирезают себе десятки тысяч сиро рисовых полей, тогда как другие не имеют участка земли, чтобы воткнуть иголку. Когда наступает время уплаты налогов, оми, мурадзи, управляющие царскими корпорациями сначала собирают для себя и лишь после этого передают часть [царю]. При ремонте дворцов и насыпке курганов они употребляют своих собственных зависимых и заставляют их работать сколько придется… Сильные захватывают землю и воду и,' превратив их в частную собственность, продают народу, требуя ежегодных выплат…» [Nihongi, XXV, 12–13]. Обращаясь к принцу, царь жаловался: «Корпорации царских именных кормильцев, созданные в правление предшествующих царей, ныне оказались в собственности оми, му-радзи, управляющих областями и корпорациями» [Asakawa, 1963, с. 259].

Используя материалы подворных списков начала VIII в., можно систематизировать сказанное в предыдущих разделах главы и выделить несколько стадий в развитии режима Ямато, каждой из которых соответствуют свои особенные социальные, политические и экономические отношения [Кадоваки, 1960, с. 170–171].

На первой стадии процветала домовая патриархальная община, основу которой составляли дворы. Хозяевами дворов становились племянники главы общины по мужской линии. В каждом небольшом дворе сохранялись определенные родственные связи и зарождалась тенденция к моногамии. В качестве основного земельного собственника выступала патриархальная домовая община. Иная индивидуальная собственность была еще очень незрелой, поэтому сохранялась необходимость совместного труда (и в значительном масштабе) для подъема целины, планировки полей, устройства орошения. В таких условиях общинная собственность служила базой земледельческого поселка.

На второй стадии общественная структура изменилась мало. Однако строгая патриархальность была выражена несколько слабее. Отдельные дворы возглавлялись братьями, племянниками или дядьями главы общины по женской линии. Разумеется, это явление неравнозначно возврату к матрилокальности. Оно знаменует расширение социальной базы патриархальной общины. Таковой оказалась общественная структура у покоренных общин, уже узнавших классовую дифференциацию, ко времени перехода их под начало управляющих областями режима Ямато. Хотя основным коллективным земельным собственником оставалась община, в результате классового расслоения в общине сильные семьи начали претендовать на руководящее положение, создавать корпорации зависимых и захватывать в свои руки общинную собственность.

На третьей стадии в домовой общине ведущее место заняла семья, обычно моногамная, во главе которой стоял брат главы общины. Впрочем, эта семья не особенно велика, не полностью самостоятельна и включала приемных и зависимых сочленов. Эта стадия, как полагают, лучше всего представлена общинами Северного Кюсю, покоренными режимом Ямато. После мятежа Иван (527 г.) развитие общины приняло плавный характер. В результате повышения в общинах удельного веса семей, возглавляемых братьями главы общины, укрепления моногамного начала создались благоприятные условия для развития частной собственности. Противоречия между общиной и личной собственностью обострились, но конфликт снимался или откладывался процессом концентрации полномочий в руках знати — обладателей званий.

Наконец, на четвертой стадии патриархальная домовая община превратилась — по японской терминологии — в древнюю семью, она стала хозяйственной и общественной самостоятельной ячейкой. Типологически эти семьи сильно различались. В результате укрепления патриархальных тенденций уже в каждом дворе (на новой основе) ускорился раскол единой прежде большой семьи на свободную моногамную и на зависимую (рабскую). Это основной вариант структуры крупнейших кланов на службе у царя (например, клана Оми в Идзумо). В ходе развития отношений зависимости (в том числе рабовладельческих) внутри дома и паразитических привычек сильных патриархов общинные связи в VIII в. изменились. Вследствие роста индивидуальной частной собственности в каждой семье общинная собственность стала пережитком. Отношения угнетения и порабощения оказались несовместимыми с общинными. Поэтому произошло выделение из общины зажиточных семей, в частности семей удачливых ремесленников, членов управленческого аппарата, носителей культурных и ритуальных функций.

К этим четырем последовательным стадиям, имеющим более или менее всеобщее распространение, можно добавить два локальных варианта. В первом случае семья приобрела вид патриархальной общины, преимущественно того типа, в котором братья главы общины становились главами дворов. Более дробные варианты форм семьи обусловлены чисто местными условиями. Из-за выраженной локальности естественных условий развитие политических форм запаздывало и в отдельных районах было представлено группировками вокруг владык округов. В такой общине группа мощных патриархов как правящая группировка низводила общину на подчиненное положение. Право общинной собственности на землю на деле попадало к группе патриархов. Во втором случае патриархальная домовая община сохраняла тот же облик, что и в первом случае, но в ней появились моногамные семьи. Однако последние из-за их зависимости от пережиточной мелкой домовой общины отличались сильной застойностью. Такая структура, по-видимому, была характерна для зависимых из числа иммигрантов (хата). Как и в первом случае, крах общинных отношений задерживался из-за локальности местных условий. Однако частная собственность в этой структуре уже занимала центральное место, хотя из-за того, что развитие моногамной патриархальной семьи осложнялось пережиточной системой отношений домовой общины, разложение общинной собственности выступало неотчетливо.