Читать онлайн «Теодорих Великий». Страница 12

Вдоль всего морского побережья вплоть до еще одного портового города, Аквилеи, тянулись густые пиниевые леса. Огромные болота, находившиеся и западнее и севернее Равенны, делали невозможным использование любого транспорта, и в первую очередь — торгового. И лишь с юга к городу могли подойти войска. Именно отсюда к Равенне подошли готы. Однако до тех пор, пока город снабжался продовольствием с моря, все попытки Теодориха взять его приступом оказались безуспешными. Осажденные отражали каждый штурм. Поэтому летом 492 года Теодорих перешел к блокаде Равенны, преградив путь кораблям, идущим из Аримина[15]. Ситуация для защитников города сразу же стала довольно тяжелой; однако им удалось продержаться еще почти полгода. Только в начале 493 года Одоакр через Иоанна, архиепископа равеннского, предложил Теодориху заключить мирное соглашение, согласно которому они оба сообща станут править Италией. И 25 февраля того же года Теодорих неожиданно пошел на столь выгодный его сопернику компромисс. 5 марта он торжественно вошел в Равенну, где его встречал во главе пышной процессии, несущей кресты, кадильницы и священное Евангелие, призывающее к миру, сам архиепископ Иоанн, после чего Теодорих поселился во дворце, построенном для императора Гонория.

Прошло всего лишь несколько дней, и замысел Теодориха обрел ужасающую ясность. Коварно нарушив данную им клятву, он предательски убил Одоакра своей собственной рукой! Даже принимая в расчет мотив кровной мести, следует признать, что нарушение данной клятвы и бесчеловечное коварство навсегда запятнали грязью образ Теодориха. Ему были присущи не только могучая сила льва (а именно таким рисует его панегирист Эннодий), но и коварство этого хищника, тихо подкрадывающегося к своей добыче или сопернику и затем внезапно набрасывающегося на них. Разумеется, интриги и предательство, вероломство и убийство не были чем-то из ряда вон выходящим в эти дикие времена ни для римлян, ни для их прилежных учеников, германцев. Однако убийство остается убийством, а вероломство — вероломством! В тот же самый день, когда был убит Одоакр, солдатами Теодориха были уничтожены его приверженцы во всей Италии. Этот акт захвата власти был хорошо спланирован и организован.

Так с помощью предательского убийства Теодориху удалось достичь намеченной цели после непрерывной борьбы, которая длилась четыре с половиной года. Устранив Одоакра, Теодорих Целиком и полностью занял его место. Остгот, которому не исполнилось еще и сорока лет, был провозглашен своими войсками королем. Но его государство уже не было прежним королевством готов, которое возродилось в этой части Империи. Скорее можно сказать, что состоявшая из представителей самых разных племен армия стала представлять собой новый самостоятельный народ, и, стремясь закрепить это конституционно, она избрала Теодориха своим королем. Об Остготском королевстве можно говорить с полным правом только потому, что основная масса нового народа все-таки состояла из остготов. Теодорих стал правителем этого народа по желанию не императора, а самого народа. Так в центре старой Италии возникло Остготское королевство. Положение Теодориха, который официально считался императорским должностным лицом, конечно же, было чрезвычайно двойственным: король остготов одновременно был и императорским наместником в Италии. Именно в этом качестве он занял место Одоакра. «Римско-германская Италия, которую мы называем Остготским королевством и считаем творением Теодориха, своим своеобразием обязана скорее Одоакру. Занятие его места Теодорихом означало всего-навсего смену правителя». Императорское делегирование обязанностей правителя было тем юридическим основанием, которое позволяло Теодориху управлять Италией от имени императора в качестве его наместника.

А поначалу дело обстояло именно так: получив из рук императорареальную власть, Теодорих не задумывался о том, как ему стать правителем, совершенно не зависящим от воли императора. Ведь такое стремление означало бы для него не что иное, как покушение на существовавший в сознании готов мировой правопорядок, согласно которому руководящая роль Римской империи в лице ее монарха была чем-то священным, неприкосновенным. Только оставаясь внутри этой государственной системы, подчиняясь римским государственным институтам, он хотел жить со своим народом, защищая сильной рукой и от внешних, и от внутренних врагов ту Империю, которая ни в коем случае не должна была погибнуть. Он хотел играть в Империи именно эту роль. Правда, с двумя оговорками: он не будет подчиняться произволу императора, и он будет решать все местные политические вопросы независимо от императора. Вот таким правителем хотел он быть — ни больше ни меньше.

Каких-либо серьезных государственных реформ Теодорих делать не собирался. Не возникло у него и новое, остготское, чувство гражданской ответственности. Он по-прежнему следовал в своей политике тому же курсу, которым шли его знаменитые германские предшественники. Восхищение Римской империей, которое зародилось и окрепло в нем в дни его пребывания в ослепительно прекрасном императорском городе Константинополе, крепко засело в его душе. От этого чувства он так никогда и не сумел избавиться. Но когда мы сожалеем о крушении огромного единого культурного мира в рамках Римской империи во времена Великого переселения народов, разве мы, руководствуясь высокими идеалами, не ставим Теодориху в заслугу то, что он не приложил к этому руку? И должны ли мы осуждать его за то, что он не свернул с проторенных путей и не создал на месте уже разваливающейся Западной Римской империи, в самом центре которой он находился, какую-либо новую, более жизнестойкую структуру? Именно это имея в виду, его часто упрекают, в отличие от Хлодвига, в политической близорукости и отсутствии инициативы. Франк, безусловно, был выдающейся личностью нового времени, который сумел на развалинах Империи создать новое государственное образование, сумевшее надолго сохранить и прочность, и свое значение в мире. Да, именно так — на развалинах Империи! В этом вся разница между Теодорихом и Хлодвигом! Мы ни в коем случае не должны забывать, что в центре Италии с ее тысячелетней римской культурой восприятие Империи было совершенно иным, чем на ее периферии, в провинции Галлия, которая благодаря и Альпам, и историческим событиям последних лет все меньше и меньше воспринимала Империю как свою родную землю. Именно в этой провинции, где большинство населения, связанного с Римом, составляли колоны, и были возможны масштабные изменения. В Италии же, с ее древней римской аристократией, специфически римское восприятие Империи оставалось настолько сильным, что Теодориху, даже если бы он этого очень захотел, ни при каких обстоятельствах не удалось бы насильно изменить его. Ему пришлось бы возводить свое новое строение на вулканической почве; к тому же, как мы увидим ниже, у него отсутствовал столь необходимый для этой цели готский «материал». Положение остготов было во многом схоже с положением вандалов. Хотя Гейзерих, в отличие от Теодориха, и не рассматривал свою власть сквозь призму римской государственной идеи и гражданского повиновения, он, во всяком случае, точно так же как и Теодорих, считал, что новая государственная структура не должна строиться на германском фундаменте. И уже его правнук, Гелимер, вынужден был вернуть суверенное германское государство в лоно древней Империи. В Африке — и это в еще большей степени относится к Центральной Италии — соотношение сил пока не достигло того уровня, который позволил бы создать жизнеспособное государственное образование на полностью германской основе (даже несмотря на то, что возглавляли эти регионы такие незаурядные люди, как Гейзерих и Теодорих).

Итак, в королевстве Теодориха Империя сохранила свои позиции, продолжая управлять этим государством извне, из Константинополя. Благодаря своим неизменно привлекательным идеалам, Империи удалось сохранить свою власть в Италии, которая была и ее исходным пунктом, и ее центром. Римляне, и в первую очередь многочисленная римская аристократия, по-прежнему ощущали себя членами огромной римской мировой империи. Так, в 469 году Папа Анастасий II, приветствуя императора, назвал его «самым милосердным и самым христианским монархом, которому Бог передал как Своему представителю власть на земле». Пожалуй, нет никаких сомнений в том, что эти знатные римляне, всемерно гордясь своим прошлым и сохраняя патриотические надежды на будущее, относились к любому проявлению власти варваров крайне отрицательно. И, пожалуй, большинство из них — кто в меньшей, кто в большей степени были сторонниками императорской власти, сердца и души которых были устремлены к Византии. А при императорском дворе не было никакой другой более высокой цели, чем попытка вернуть себе находившиеся под властью германцев западные провинции и тем самым возродить прежнюю Римскую империю в ее первоначальном виде.