Читать онлайн «Историческая культура императорской России. Формирование представлений о прошлом». Страница 69

Анализ публикаций «Вестника Европы» дает основания выделить следующие функции журнала в формировании исторического сознания современников: информационную, идентификационную, координирующую, мобилизационную, профессионально-социализирующую.

Информационная функция заключалась в трансляции социальных представлений о прошлом (в форме научных знаний, литературного творчества, обыденных воззрений современников событий, зафиксированных в мемуарах, дневниках, письмах).

В соответствии с программой издания на протяжении всей второй половины XIX века политическая история, с ее акцентом на государственные преобразования, восстания, войны, деятельность выдающихся людей (и взаимоотношения между ними), была основным предметом научного осмысления истории на страницах «Вестника Европы». В отличие от отраслевых исторических журналов («Русский архив», «Русская старина» и др.), публиковавших главным образом исторические источники, журнал М. Стасюлевича основное предпочтение отдавал научным исследованиям ведущих современных историков. Большинство научных статей предварялось авторскими и редакционными комментариями, поясняющими причины обращения издания к тому или иному историческому сюжету. Как правило, актуализировалась связь тех или иных событий прошлого с настоящим и стремление сохранить в памяти потомков выдающихся героев и злодеев прошлого. При помощи такого рода «вступлений» порождалось эмоциональное отношение к национальной истории, транслировались мировоззренческие оценки прошлого, обращенные, безусловно, в настоящее и имеющие целью найти в прошедшем истоки и обоснования мнений русских либералов по текущим вопросам современности. Типична следующая ремарка, четко формулирующая редакционный заказ историкам:

…в истории мы хотим видеть начало и судьбу тех жизненных стремлений, которые наполняют настоящее противоречиями и столкновениями и которые представляют собой зерно будущего. Чем больше исторические труды будут доставлять разъяснения по этим предметам, тем будут они плодотворнее: сюда направляется больше всего внимания и пытливости, и отсюда всего больше будет исходить возбуждений к новым историческим розысканиям, вопросам и комбинациям[851].

В числе критериев отбора исторических трудов для публикации и для критического анализа лежал как тематический, так и хронологический принцип. Редакция отдавала приоритет работам, посвященным недавнему прошлому и раскрывавшим белые пятна тех периодов истории, которые еще памятны читателям. При этом историография понималась как результат совместных усилий ученых и общества по последовательному заполнение содержательных лакун в знаниях о прошлом. Примечательна в этом смысле реплика рецензента книги П. Щебальского «Чтение из русской истории. Пётр III – Екатерина II» (1866):

Весьма недавно мы устремились к истории прошедшего столетия, и, весьма естественно, на первых порах приходится ограничиваться изданием памятников и документов, подготовлением средств будущему историку. С.М. Соловьёв только что входит в XVIII век, и пройдет еще не один год, прежде он соберет в одно стройное целое то, что пока остается рассеянным в отдельных исследованиях, и воспользуется разнообразными документами, обнародованными по сие время. В ожидании такого труда было бы полезно ввести в общество познание о недавно прошедших временах более того, что уже сделано…[852]

Включению читателей журнала в число тех, кто должен воссоздавать национальную историю и формировать ее источниковедческую базу, способствовало употребление местоимений «мы», «наша». Создавая ощущение сопричастности к «нашей» истории, предлагая «общие» образы прошлого, редакция либерального ежемесячника выстраивала свое коммуникативное пространство, реализуя идентификационную функцию журнальной прессы и консолидируя своих единомышленников. Реконструкция событий прошлого оказывалась социально значимым делом, участие в котором должно стать потребностью каждого образованного человека. Более того, широкий общественный интерес к прошлому, доступность архивов по новейшей истории и возможность ее критического осмысления, свободный выбор тем исторических исследований понимались как обязательное условие либерализации общественной жизни. По мнению редакции, демонстрация «свободы мысли и слова» в исторических трудах означала освобождение общественной мысли от присущей николаевскому царствованию «боязни истории» и гарантию успешности либеральных реформ. В октябрьском номере 1869 года читаем:

Очевидно… что расширение свободы исторического изучения составляет неизбежную необходимость для общества, если только для него предполагается нужным какое-нибудь умственное развитие. Все толки о нашей особенной национальности, о необходимости самопознания, об обращении к народным началам, не говоря уж о превосходстве нашем над Европой… не имеют никакого смысла, как скоро литература еще столь бессильна, что для нее остаются закрытыми многие важные вопросы даже прошедшего[853].

Осознанное стремление влиять на содержание исторической памяти современников воплощалось и в тематике, и в содержании публикаций по истории, и в определенных методологических предпочтениях, детерминированных либеральной мировоззренческой ориентацией издания и соответствующими ей образами прошлого. Как установлено О. Леонтьевой, в общественной мысли пореформенной России соперничало несколько проектов мировоззренческой идентичности: династический, национально-государственный (в либеральном и консервативном вариантах), национально-культурный, демократический или народнический[854]. Содержательный анализ публикаций «Вестника Европы» позволяет сделать вывод о сосуществовании на его страницах национально-государственной и народнической (демократической) версий прошлого. Журнал, в частности, транслировал представления сторонников либеральной национально-государственной концепции (С. Соловьёва, К. Кавелина, Б. Чичерина), признававших государство высшей стадией развития народности, разумной силой, воплощающей идею общего блага и коллективную волю народа[855]. Отсюда – культ русских реформаторов, к которым причислялись Пётр I, Екатерина II, М. Сперанский. Народническое (демократическое) понимание прошлого усваивалось из опубликованных на страницах журнала работ А. Щапова, Н. Костомарова, В. Семевского. Народничество трактовалось сотрудниками журнала максимально расширительно, как интерес к народу в идеологии, в науке, литературе, в школьном преподавании, в музыкальном и изобразительном искусстве и даже в моде[856]. При этом «народ» понимался и как синоним (политической) нации, и как обозначение крестьянства. Исходя из этой народнической платформы, журнал помещал статьи о народных движениях, расколе, сектантстве, социально-экономическом положении и этнографии русского крестьянства.

Знакомство при помощи журналов с лучшими образцами современной научной литературы не только способствовало оперативному распространению исторических знаний среди провинциальных читателей, но и формировало представление о тематических приоритетах академической науки, о нормах историописания, о методах и источниках исторического исследования. Чтение художественных текстов (исторических романов, повестей) обусловливало воспитание ценностного отношения к прошлому, его более активное «присвоение». Информационная функция журнала реализовалась и при помощи критических разборов монографий, сборников документов, учебных пособий по истории.

Дискурс о прошлом «Вестника Европы», как впрочем и других толстых журналов, предназначался всем читателям: как жителям столиц, так и провинции. Однако в нем можно выделить совокупность текстов, адресованных главным образом провинциальным интеллектуалам. С начала 1870-х годов редакция регулярно помещала обзоры литературы по региональной истории и краеведению. Внимание к работам провинциальных авторов объяснялось самой редакцией журнала несколькими обстоятельствами. Выдвигая в качестве одной из важнейших задач развития нации самопознание, «Вестник Европы» исходил из того, что изучение как прошлого, так и настоящего «должно быть поддержано работой всей страны, работою местных сил»[857]. Именно местной интеллигенции отводилась основная роль в изучении прошлого русской провинции. Как считали петербургские публицисты, обращение к прошлому регионов Российской империи должно способствовать росту самосознания провинциального общества и реконструкции тех фрагментов прошлого, которые обычно ускользали от внимания столичных историков или могли быть восстановлены только по местным источникам.