Читать онлайн «Антироссийские исторические мифы». Страница 39

В окружении генсека и на руководящих постах было немало людей, известных либеральными антисталинскими взглядами: Г. А. Арбатов, А. Е. Бовин, В. В. Загладин, Н. Н. Иноземцев, А. Н. Яковлев. Не встретили отклика у руководства обращения участников войны с предложением о переименовании Волгограда в Сталинград. Правда, в правление К. У. Черненко соответствующий проект был подготовлен, но началась перестройка.

В целом с середины 1960-х гг. критика сталинского культа прекратилась, но и реабилитации вождя не последовало. Брежневское руководство, с молодых лет хорошо запомнившее методы сталинской эпохи, не желало нарушения своего спокойствия.

Причина обвинений в «ползучей ресталинизации» состоит в том, что после хрущевской критики культа личности любое упоминание имени Сталина даже в нейтральном контексте воспринимается определенной частью общества как апология тоталитаризма. Проблема заключается не только в личности Сталина. Критика его, как правило, сопровождается огульным отрицанием целой эпохи, одним из наиболее ярких символов которой и являлся Сталин. Встречающиеся как в современной России, так и на Западе попытки приравнять сталинизм к фашизму носят не только антисталинский, но и откровенно антироссийский и русофобский характер. Поэтому весьма слабые намерения брежневского руководства более объективно подойти к рассмотрению личности Сталина и по сей день сталкиваются с негативной оценкой.

В историографии и средствах массовой информации утвердился стереотип о советской агрессии в Афганистане. СССР преподносится в этом конфликте как однозначный агрессор, а афганская сторона – как жертва. В действительности сторон конфликта было много.

Причиной кровавой драмы Афганистана был не ввод советских войск, который усугубил проблему, а грубая модернизаторская практика местных доктринеров-интеллигентов, пытавшихся разрушить традиционные устои афганского общества. Свергший в 1973 г. своего двоюродного брата короля М. Захир-Шаха принц М. Дауд, по определению западных СМИ, пытался построить модель афганского общества по формуле «Маркс и Аллах». Во время инаугурации он демонстрировал пренебрежение к нормам мусульманского этикета, распивая перед телекамерами виски.

Но «левый уклон» Дауда меркнет перед радикализмом программы пришедших к власти вследствие Апрельской революции 1978 г. халькистов: был провозглашен курс реализации социалистической доктрины, минуя капиталистическую фазу. Несмотря на обвинения западной печати, советское руководство оказалось застигнуто халькистской революцией врасплох. У Кремля существовали прекрасные отношения и с Захир-Шахом, и с Даудом, а левачество халькистов вызывало ассоциации с патологией полпотовского режима, на борьбу с которым в те годы были направлены значительные усилия. Ультралевые позиции в среде халькистов занимал Х. Амин, но именно его фигура менее всего устраивала Москву. Амин провозгласил форсирование темпов социалистического строительства, декларировав, что молодое поколение афганцев будет жить при коммунизме. Он критиковал советское руководство, которое, по его мнению, затянуло процесс социализации, отказывался принимать советников из среднеазиатских республик, полагая, что в данном регионе практика искоренения феодальных пережитков оказалась малоэффективной. На встрече с делегацией из СССР Амин заявил: «Я более советский, чем вы». Большие усилия потребовались окружению Амина, чтобы убедить его не включать в афганскую конституцию статью, провозглашавшую диктатуру пролетариата. Административное устройство Афганистана предполагалось переориентировать на советскую модель, учредив национальные республики – пуштунскую, таджикскую, белуджскую и др. Из всех исторических персонажей Амин особо высоко ценил Сталина, пытаясь ему подражать.

Кремль замещает халькистскую кадровую структуру Амина парчамистской Б. Кармаля. Парчамисты вместо социалистической революции говорили лишь о национально-демократической. Советское вмешательство предполагало сгладить леворадикальную парадигму революционного движения, соотнеся ее каким-то образом с исламской традицией. Показательно, что еще до ввода советских войск 30 уездов из 185 находились под влиянием мятежников-исламистов. Таким образом, следует констатировать, что афганская война как столкновение модернизаторских и традиционалистских сил проходила и без советского фактора, который стал не причиной, а одним из сопутствующих обстоятельств.

Сложная иерархически-клановая система власти традиционных обществ оказалась в афганскую войну фактически вне поля зрения. Между тем ряд ошибок в сфере взаимоотношений клановых корпораций носил роковой характер. Исстари Афганистаном управляли пуштуны племени дуррани. Переворот Дауда имел под собой клановую подоплеку, был попыткой захватить власть находящегося исторически на второй ступеньке иерархии и противостоящего официальной власти племени гильзаев. Тотальное разрушение клановой системы произошло после эпатирующего сознание афганских старейшин утверждения на посту руководителя государства Н. М. Тараки, выходца из крестьянской семьи второстепенного племени маллахейль. Б. Кармаль являлся представителем знатного рода, за что парчамистов их халькистские оппоненты порицали как слуг аристократии. Вместе с тем по линии матери советский ставленник был таджиком, что считалось немыслимым для афганского контекста восприятия власти.

Безусловно, ввод советских войск в Афганистан был серьезной ошибкой или, точнее сказать, западней. О заинтересованности США в подобном сценарии и об участии американских спецслужб в его реализации признавался З. Бжезинский. Д. Ф. Устинов убеждал, что афганцы разбегутся или сдадут оружие при первых выстрелах. Когда по прошествии нескольких дней после штурма президентского дворца стало ясно, что «маленькая победоносная война» не состоится, один из главных инициаторов советской экспансии, заместитель министра внутренних дел генерал-майор В. С. Папутин, покончил жизнь самоубийством.

Какими мотивами руководствовалась четверка кремлевских лидеров – Брежнев, Громыко, Андропов, Устинов (Косыгин отсутствовал, сославшись на болезнь), принимавшая решение о вводе войск? З. Бжезинский усматривал стратегический замысел вступления советской армии в Афганистан в попытке реализации стародавней имперской доктрины внешней политики России: создание плацдарма для выхода к Индийскому океану.

Исторический контекст международной ситуации конца 1970-х гг. в регионе Ближнего Востока и Центральной Азии характеризовался рядом неудач советской дипломатии: Кэмп-Дэвидское соглашение, поражение на выборах в премьер-министры Индии И. Ганди, переворот в Ираке, исламская революция в Иране обусловили реваншистские умонастроения в кремлевских верхах. Кроме того, Л. И. Брежнев чувствовал себя персонально оскорбленным Амином, который осуществил переворот вопреки демонстративной поддержке Кремлем Тараки, посетившего Москву в преддверии своего свержения и получившего там заверения в помощи. Брежнев был возмущен аминовским своеволием: «Какой же подонок – Амин: задушить человека, с которым вместе участвовал в революции. Кто же стоит во главе афганской революции? И что скажут в других странах? Разве можно верить слову Брежнева, если его заверения в поддержке и защите остаются словами?»[228]

Принято считать, что в СССР переоценили масштабы угрозы американского проникновения в Афганистан. Но определенные основания для подобного рода опасений имелись. З. Бжезинский разработал стратегию создания так называемого «зеленого подбрюшья» у южных границ СССР. Спецслужбы подозревали Амина в сотрудничестве с ЦРУ, что обусловливалось ненормативной с советской точки зрения биографией руководителя социалистической партии – обучением в США, а не в Университете дружбы народов, совершенное владение английским языком при незнании русского. В контексте гонки вооружений существенным геополитическим фактором являлись находившиеся в Афганистане урановые рудники. При сравнительной прозрачности южных границ СССР всерьез рассматривалась перспектива возрождения басмаческого движения в Средней Азии. На юге Советского Союза отсутствовала надежная система ПВО, и потому в случае размещения на территории Афганистана американских ракет типа «Першинг» ставились под угрозу многие ключевые советские объекты, в том числе космодром Байконур. Вероятным при американизации Афганистана представлялось создание в приграничных с СССР районах систем наблюдений за ядерными испытаниями, осуществляемыми на среднеазиатских полигонах. Антиамериканский вектор исламской революции 1979 г. действительно заставлял США искать страну, которая взяла бы на себя прежние функции Ирана.