Читать онлайн «Тысячелетие России. Тайны Рюрикова Дома». Страница 39

Возникает вопрос: а КОГДА они появились? КОГДА у князя Дмитрия Московского в голове возникла мысль пойти, вопреки заветам предков, на конфликт с Ордой?

Анализ летописей и прочих источников, хотя и не может указать точно день и час, когда такая крамольная мысль возникла в голове московского князя, указует нам на «год великого перелома» — 1375-й. Именно в договоре с побежденным тверским князем было особо оговорено: «Л пойдут на нас татарове или на тебе, битися нам и тобе с одного всем противу ихъ — фраза, которую невозможно представить, например, в договоре Ивана Калиты.

Не следует сбрасывать со счетов и тот неоспоримый факт, что тесть Дмитрия Московского Дмитрий Константинович Нижегородский вольно или невольно подталкивал зятя к выступлению против татар. В 1374 г. именно в Нижнем Новгороде был пленен, а позже и убит посол Мамая, некий Сарайко, а вместе с ним сопровождавший его отряд. Год спустя Дмитрий Московский ходил на реку Оку с целью оградить свое княжество от татарских набегов. В 1376 г. соединенное московско-нижегородское войско пошло большим походом на Казань, и хотя город взят не был, казанские князья Асан и Магомет-Солтан предпочли откупиться, заплатив 5000 рублей; кроме того, в результате похода в Казани был посажен русский сборщик податей (?!). А еще через год, услышав о походе на нижегородские земли ак-ордынского хана Араб-шаха (Арапши), московско-нижегородское войско выступило ему навстречу аж до пограничья (реки Пьяни), причем русские вели себя как ни разу не пуганные: выехали без надлежащей разведки, сняв доспехи и предаваясь всяческим увеселительным мероприятиям, как то охота и питие крепких напитков. Результат был плачевен — русская рать была разгромлена, «главнокомандующий» Иван Дмитриевич Нижегородский утонул, спасаясь бегством, а Арапша основательно опустошил Нижний Новгород, а потом и Рязань (Переяслав-Рязанский). Но зимой того же 1377 г. Дмитрий Константинович вместе с зятем разорил мордовские земли — в отместку за участие их в татарском набеге. В 1378 г. татары Мамая отправляются в поход против двух Дмитриев. Но если Нижний Новгород был опять разорен, то посланный против Дмитрия Московского эмир Бегич был разбит на реке Воже, и, раздосадованный поражением, Мамай прошелся еще раз по многострадальному Рязанскому княжеству.

Как мы видим, Дмитрий Иванович смело шел на разрыв с Мамаем, не только отбиваясь от вражеских набегов, но и сам вторгался в земли, которые татары уже давно считали своей сферой интересов — бывшие земли Булгарского княжества.

Наконец, в 1380 г. наступила кульминация московско-ордынского противостояния.

Как уже было сказано, мы не будем касаться самой Куликовской битвы, ибо она хорошо изучена. Намного любопытней рассмотреть легенду о Сергии Радонежском как идейном вдохновителе антитатарского выступления.

Даже беглого знакомства с «Житием Сергия» достаточно, чтобы понять надуманность этой легенды.

«…Готовясь выступить в поход, Великий Князь Димитрий Иоаннович счел первым долгом Живоначальные Троицы, чтобы там поклониться единому Богу, в Троице славимому и принять напутственное благословение от Преподобного игумена Сергия…

Святой Старец успокоил Великого Князя надеждою на Бога, и так как тот спешил в обратный путь, то просил его отслушать Божественную литургию, а по окончании оной пригласил его вместе с другими Князьями и воеводами вкусить хлеба-соли монастырской. Великий Князь отказывался: гонцы один за одним приносили ему известия о приближении Мамая к пределам Русским.

Но любвеобильный старец умолял Дмитрия Иоанновича вкусить хлеба у него в трапезе: “обед сей, — говорил он, — тебе, Великий Княже, будет на пользу”.

Дорогой гость согласился, и обрадованный старец в духе предвиденья сказал ему: “Господь Бог тебе помощник; еще не приспело время тебе самому носить венец этой победы с вечным сном; но многим, без числа многим, сотрудникам твоим плетутся венцы мученические с вечной памятью”.

…Беседуя с Великим Князем, святой старец советовал ему почтить дарами и честию злочестивого Мамая. “Тебе, господине Княже, — говорил он, — следует заботиться и крепко стоять за своих подданных, и душу за них положить, и кровь свою пролить, по образу Самого Христа, который кровь свою за нас пролил. Но прежде, господине, пойди к ним с правдой и покорностью, как следует по твоему положению покоряться ордынскому царю. Ведь и Василий Великий утолил дарами нечестивого царя Иулиана, и Господь призрел на смерение Василия, и низложил нечестивого Иулиана. И Писание учит нас, что если такие враги хотят от нас чести и славы, — дадим им; если хотят злата и серебра, дадим и это; но за имя Христово, за веру Православную, нам подобает душу свою положить и кровь свою пролить. И ты, господине, отдай им честь, и злато, и серебро, и Бог не попустит им одолеть нас: Он вознесет тебя, видя твое смирение и низложит их непреклонную гордыню”.

“Все это я уже сделал, — отвечал ему Великий Князь, — но враг мой возносится еще более”.

“Если так, — сказал угодник Божий, — то его ожидает конечная гибель, а тебя, Великий Княже, помощь, милость и слава от Господа. Уповаем на Господа и на Пречистую Богородицу, что они не оставят тебя”».

И, осеняя преклонившегося перед ним великого князя святым крестом, Богоносный Сергий воодушевленно произнес: «Иди, господине, небоязненно! Господь поможет тебе на безбожных врагов!» А затем, понизив голос, сказал тихо одному великому князю: «Победиши враги твоя»[67] …

Итак, что же мы видим? Святой старец едва ли не за фалды удерживает великого князя Дмитрия Ивановича Московского, чтобы тот, хотя бы для приличия, вкусил вместе со святым старцем скромную монашескую трапезу и выслушал (хотя бы выслушал!) его наставление. Но великий князь рвется в бой, и для него благословение Сергия — всего лишь ритуал; обязательная, так сказать, программа, ибо уже «на Москве кони ржут… трубы трубят на Коломне, в бубны бьют в Серпухове…»[68]

Что Дмитрию Ивановичу запоздалые нравоучения! Что ссылки на Василия Великого! Князь московский, если «Житие…» точно передает слова Дмитрия Ивановича, жаждет сражения и для этого врет, как сивый мерин. Никакого злата-серебра он Мамаю не предлагал, ибо весь сыр-бор был как раз в том, что Дмитрий Иванович отказал Мамаю в выплате «выхода» (дани) вообще. По данным некоторых летописей, послы Мамая будут встречать великого князя Дмитрия еще в Коломне, будут сулить мир, если Дмитрий Иванович даст дань, как при Узбеке и Джанибеке, т. е. в размерах, в каких платил дань его дед Иван Калита[69]. Но Дмитрий Иванович будет непреклонен.

Конечно, сговорчивость татарского князя Мамая объясняется не его гуманизмом: он уже знал, что в Ак-Орде происходят крупные перемены, грозящие ему самому. И предстоящая решающая брань с Дмитрием Ивановичем Московским, к которой он так стремился до этого, начала его пугать.

Возможно, именно желанием психологически надавить на Дмитрия Ивановича, заставить отказаться от битвы объясняется тот факт, что все приготовления к походу на Московскую Русь Мамай проводил демонстративно, не таясь. И его приглашение в союзники литовского князя Ягайло и рязанского князя Олега — арии из той же оперы. Дмитрий Иванович должен был ужаснуться от многочисленности врагов своих — однако на деле темник Мамай начал бой (а не уклонился от него), не дожидаясь «союзничков». Да, и Ягайло, и Олег Рязанский рассчитывали в случае победы Мамая поживиться московским добром и присовокупить себе некоторые московские земли. Но Ягайло оказался просто не по силам один дневной переход, чтобы поспеть на поле Куликово; Мамай кочевал на Дону с конца июля, но складывается впечатление, что Ягайло не пришел бы к нему и к исходу сентября. Во всяком случае, узнав о победе Дмитрия Ивановича над Мамаем, Ягайло даже не сделал попытки пресечь переправу обескровленного русского воинства обратно, на левый берег Дона. О «татарском пособнике» и «предателе общерусских интересов» Олеге Рязанском вообще разговор особый. По мнению российского историка С.М. Соловьева, именно Олег Рязанский сообщил великому князю Дмитрию Ивановичу о подходе Мамая к Дону. В «Житие Сергия Радонежского…» есть интересный пассаж — якобы, услышав от своих бояр о том, что преподобный Сергий благословил Дмитрия Московского на битву, Олег Рязанский воскликнул: «Что ж вы раньше ничего не сказали мне об этом? Тогда я пошел бы к Мамаю навстречу и стал бы умолять его не ходить на сей раз на Москву, и не было бы беды никому тогда…» О, средневековые времена! О, феодальные нравы! Современному человеку трудно понять вас…

Но вернемся в Сергиеву обитель. Великий князь владимирский и московский Дмитрий Иванович за все время посещения обители оживился лишь раз и лишь раз обратился к Сергию Радонежскому с просьбой. Как пишет «Житие…», «…в то время в обители… были два инока-боярина: Александр Пересвет, бывший боярин Брянский, и Андрей Ослябля, бывший боярин Любецкий. Их мужество, храбрость и искусство воинское были еще у всех в свежей памяти: до принятия монашества оба они славились как доблестные воины, храбрые богатыри и люди очень опытные в военном деле. Вот этих-то иноков-богатырей и просил себе в свои полки Великий Князь…».