Читать онлайн «Тринадцатое колено. Крушение империи хазар и ее наследие». Страница 32

Ярким примером того, как могли появляться такие деревни, служат уже упоминавшиеся караимские записи: в них говорится, как князь Витольд поселил группу военнопленных-караимов в «Красне», дав им дома, сады и поля на расстоянии в полторы мили. («Красну» пытаются идентифицировать с маленьким еврейским городком Красная в Подолье) (94; гл. VII).

Однако будущее еврейской общины было не в земледелии. Причин тому немало. Становление феодализма в XIV в постепенно превратило крестьян Польши в крепостных, которым запрещалось покидать свои деревни и вообще помышлять о свободе передвижения. В то же время под совместным давлением церковной иерархии и феодалов-землевладельцев в 1496 г. польский сейм запретил евреям приобретать сельскохозяйственные земли. Но процесс отчуждения от земли начался, по всей видимости, гораздо раньше. Помимо упомянутых специфических причин – религиозной дискриминации в сочетании с закрепощением свободных крестьян – превращение преимущественно земледельческого народа хазар в городское население было явлением, знакомым по истории всех миграционных процессов. Сталкиваясь с новыми климатическими условиями и методами земледелия, с одной стороны и видя, с другой, неожиданные возможности улучшить свою жизнь, обеспечиваемые городской цивилизацией, иммигранты за несколько поколений полностью меняют сферу занятости. Потомки крестьян из итальянской Абруцци становились в Новом Свете официантами и открывали свои ресторанчики, а внуки польских крестьян служат полицейскими, инженерами и психоаналитиками193.

Однако превращение хазарского еврейства в польское не привело к резкому разрыву с прошлым и к утрате своей идентичности. То был постепенный, органичный процесс перемен, при котором – как убедительно показал А. Н. Поляк – в новой стране сохранились некоторые жизненно важные традиции хазарской общественной жизни. Произошло это благодаря появлению общественной структуры или образа жизни, который не имеет аналогов в других областях Диаспоры, – еврейского городка, «айара» по-древнееврейски, «штетл» на идиш, «местечко» по-польски. Все это уменьшительно-пренебрежительные обозначения, которые, впрочем, не обязательно подразумевают малые размеры (некоторые были достаточно велики), а, скорее, ограниченность прав муниципального самоуправления.

«Местечко» не следует путать с гетто. Последнее представляло собой улицу или квартал, где евреи были вынуждены тесниться, не расселяясь по остальному городу, среди иноверцев. Со второй половины XVI в. в таких условиях евреи проживали повсюду в христианском и почти повсюду – в мусульманском мире. Гетто окружали стены, ворота в которых запирались на ночь. Внутри гетто у людей развивалась клаустрофобия и ограниченность мышления, зато в неспокойные времена стены обеспечивали кое-какую защиту. Из-за ограниченности площади дома росли вверх, постоянная скученность порождала антисанитарию. Людям, жившим в таких условиях, требовалась большая духовная сила, чтобы сохранить самоуважение. Удавалось это не всем.

Местечко было совсем другим типом поселения, существовавшим, как уже говорилось, только в польско-литовской Речи Посполитой, и больше нигде в мире. Оно представляло собой изолированный городок с исключительно или преимущественно еврейским населением. Зародилось «местечко», видимо, еще в XIII в., поэтому его можно считать недостающим звеном между рыночными городами Хазарии и еврейскими поселениями Польши.

Экономические и социальные функции этих наполовину сельских, наполовину городских агломераций были, видимо, одинаковыми в обеих странах. В Хазарии, как впоследствии в Польше, они представляли собой систему торговых факторий или рыночных центров, обеспечивавших контакт между большими городами с их нуждами и селом. Там регулярно проводились ярмарки, где продавался и обменивался мелкий и крупный рогатый скот, а также городская продукция, одновременно там трудились и торговали своими изделиями колесные мастера, бондари, кузнецы, серебряных дел мастера, портные, кошерные мясники, мельники, хлебопеки, торговцы свечами. Здесь же находились писари, обслуживавшие неграмотных, синагоги для верующих, гостиницы для путешественников, хедер – «комната» на древнееврейском, то есть школа. Добавьте к этому бродячих рассказчиков и певцов (некоторые имена, как, например, Велвел Збарзер, сохранились в истории)194, бродивших от местечка к местечку в Польше, а до того, несомненно, и в Хазарии, если судить по здравствующим до сих пор на Востоке бродячим рассказчикам.

Некоторые виды деятельности вообще стали в Польше чисто еврейскими. К ним относилась торговля лесом, в связи с чем вспоминается, что дерево было главным строительным материалом и важной статьей экспорта в Хазарии, то же самое можно сказать о транспорте. «Густая сеть местечек, – пишет А. Н. Поляк (94; гл. III), – позволяла целое столетие распространять изделия по всей стране на превосходных еврейских конных бричках. Доминирование этого вида транспорта, особенно на востоке страны, было настолько очевидным, что еврейское обозначение повозки, „ба-ал агалах“, перешло в русский язык как „балагол“. Занятие это пришло в упадок только с появлением во второй половине XIX в. железных дорог».

Такая специализация не могла, конечно, развиться в замкнутых гетто западного еврейства и носит несомненные хазарские черты. Жители гетто были сугубо оседлыми людьми, тогда как хазары, как все полукочевые народы, использовали повозки, запряженные лошадьми или быками, для перевозки палаток и скарба, включая царские шатры размером с цирк-шапито, где помещались сотни людей. У этих людей была смекалка, позволявшая осваивать самые трудные дороги новой страны.

Другим специфически еврейским занятием было содержание постоялых дворов, мельничное дело и меховая торговля – ничего этого в гетто Западной Европы не было.

Такова, в общих чертах, структура еврейского местечка в Польше. Кое-что в этом же роде можно встретить в любом старом рыночном городке любой страны, но есть и более тонкие совпадения с тем, что мы знаем – хотя знаем мы мало, – о городской жизни в Хазарии, послужившей, видимо, прототипом для польского местечка.

К этим специфическим свойствам следует добавить сходство с пагодами, отличающее старейшие из сохранившихся в местечках деревянных синагог ХV-ХVI вв., совершенно чуждое и местной архитектуре, и стилю строительства, перенятому евреями Запада и затем воспроизведенному в польских гетто. Внутреннее убранство старейших синагог в местечках тоже очень сильно отличается от стиля, сложившегося в гетто Запада, стены местечковых синагог были покрыты арабесками и изображениями зверей, вызывающими в памяти и персидское влияние, ощущающееся в венгерско-хазарских изделиях (I; 13), и декоративный стиль, принесенный в Польшу армянскими иммигрантами (94; гл. III).

Традиционная одежда польских евреев тоже имеет безусловно восточное происхождение. Типичный длинный шелковый кафтан имитирует, наверное, одеяние польского шляхтича, которое, в свою очередь, скопировано с наряда монголов в период Золотой Орды – мода путешествует, игнорируя политические границы, но известно, что кафтаны носили задолго до этого степные кочевники. Тюбетейку (ермолку) носят по сей день ортодоксальные евреи, а также узбеки и другие тюркские народы Средней Азии. Поверх ермолки мужчины надевали штримель – особую круглую шапку с лисьим мехом, скопированную хазарами у казаков – или наоборот. Как уже говорилось, торговля лисьим и собольим мехом, процветавшая в Хазарии, превратилась в Польше в настоящую еврейскую монополию. Женщины носили до середины XIX в высокий белый тюрбан – точную копию головного убора казашек и туркменских женщин (94; гл. III). (Ныне ортодоксальные еврейки вместо тюрбана вынуждены носить парики из собственных волос, которые они сбривают при замужестве.)

В этом контексте стоит упомянуть – но уже с меньшей уверенностью – странную приверженность польских евреев к фаршированной рыбе, это национальное блюдо было перенято у них поляками. Есть даже поговорка «Без рыбы нет субботы». Не дальний ли это отголосок жизни на Каспии, где рыба служила главной пищей?

Жизнь местечка описывается в еврейской литературе и фольклоре с романтической ностальгией. В современном исследовании местечковых традиций (126; 41) можно прочесть о веселом праздновании Субботы:

"Где бы человек ни оказался, он постарается вовремя добраться до дому, чтобы встретить Субботу со своей семьей. Коробейник, переходящий из деревни в деревню, бродячий портной, сапожник – любой из сил выбьется, но попадет домой в пятницу вечером до заката.

А на улицах местечка тем временем раздаются крики шаммеса: «Евреи, в баню!» Шаммес служит в синагоге, это что-то среднее между дьячком и сторожем. Он обращается к евреям не только от своего имени, ибо напоминает о соблюдении заповеди".