Читать онлайн «Дипломатия Святослава». Страница 38

В связи с первым посольством, принесшим дары, Устюжская летопись добавляет, что «приидоша греци с челобитнем»; далее, почти повторив «Повесть временных лет»: «введите их само» и «поклонишася ему», и «положиша пред ним злато и паволоки», устюжский автор пишет, что, не взглянув на дары, Святослав «не отвеща послам ничто же, и отпусти их». По поводу же второго посольства в Устюжской летописи говорится: «и отпусти с честию»31.

Все эти детали переговоров, приведенные как в «Повести временных лет», так и в Устюжской летописи, показывают, что в сознании позднейших авторов эти переговоры отложились именно как официальные дипломатические контакты, сопровождавшиеся обычным ритуалом приема иностранных посольств русским великим князем. Послов вводили и представляли князю, те предподносили ему дары; он выслушивал их, шли переговоры посредством обмена «речами», затем осуществлялся «отпуск» послов. В одном случае Святослав просто отпустил их, в другом - «с честию». Все это штрихи, рисующие действительную систему посольских переговоров, которая уже нашла более полное отражение в предшествующих русско-византийских переговорах в связи с заключением договоров 907, 911, 944 годов, приемом в Константинополе Ольги, вовремя ответных греческих посольств к Игорю и Ольге.

Мы имеем дело с неоднократными переговорами, на которых стороны обсуждали лишь условия восстановления мирных отношений между двумя государствами. А поскольку мирные отношения основывались прежде на договорах 907 и 944 годов, то летом 970 года речь шла об уплате византийцами дани, контрибуции и дальнейшем пребывании руссов в Болгарии.

Дополнительный материал о системе русско-византийских переговоров летом 970 года дают миниатюры мадридского манускрипта хроники Скилицы. На одной из миниатюр изображены переговоры между Святославом и греческим посольством в период, как мы полагаем, лета 970 года, поскольку встреча менаду Цимисхием и русским князем под Доростолом по поводу заключения русско-византийского договора 971 года отражена на другой помещенной в манускрипте миниатюре.

Святослав сидит на троне и принимает послов. Трон Святослава украшен деревянным резным орнаментом32. Автор миниатюры отразил таким образом свое восприятие Святослава как владетеля тех территорий, которые находились в руках руссов на Балканах, а также подтвердил достоверность сведений о форме посольских переговоров, проводившихся руссами и византийцами в течение 970 года. Этот изобразительный аргумент еще раз убеждает в том, что сообщения о форме дипломатических контактов между Святославом и Иоанном Цимисхием, отраженные в русских летописях, нельзя сбросить со счетов как чисто легендарные, недостоверные.

Возвращаясь к вопросу о военной стороне событий и связанным с ними дипломатическим «инициативам», следует сказать, что Устюжская летопись сообщает об обращении греков с челобитьем к Святославу, что подтверждается и данными «Повести временных лет» о военных трудностях греков летом 970 года. Этот факт говорит о том, что инициаторами заключения мира летом 970 года были греки, оказавшиеся в трудном положении, несмотря на победу под Аркадиополем. Руссы пошли на мир, так как уверенности в дальнейшем успехе после кровопролитных боев во Фракии и поражения под Аркадиополем у них не было.

В пасхальные дни 971 года совершенно неожиданно для руссов Иоанн Цимисхпй перешел через Балканы по неохраняемым горным проходам и обрушился на Преславу, где находились болгарский царь Борис, Калокир и русский отряд во главе со Сфенкелом. Беспечность руссов была очевидна. Сам Святослав находился в это время в Доростоле.

В историографии создавшаяся ситзация совершенно обоснованно была связана с русско-византийским договором о мире, заключенным в 970 году. Ряд ученых пришли к близким выводам, в основе которых лежала мысль о том, что руссы осенью 970 и зимой 971 годов были убеждены в стабильности создавшегося положения, в неспособности Византии осуществить скорое наступление, а главное - что Святослав поверил в реальность мира, заключенного в 970 году.

Но данный фактический материал позволяет сделать и другой вывод: неожиданное для руссов появление Цимисхия в Северной Болгарии еще раз подтверждает достоверность сообщений русских летописей о заключении мира между греками и Русью и о содержании этого мира, в центре которого стоял все тот же вопрос об уплате Византией дани Киеву33.

Что касается того, действительно ли византийский император пошел на сознательный обман Святослава и постарался лишь выиграть время, заключив невыгодный для Византии мир34, то это предположение историков находит дополнительное подтверждение в концепции, сформулированной византийским полководцем XI века Кекавменом в своем «Стратегиконе». Он писал: «Если враг ускользает от тебя день от дня, обещая либо мир заключить, либо дань уплатить, знай, что он ждет откуда-то помощи или хочет одурачить тебя. Если неприятель пошлет тебе дары и приношения, коли хочешь, возьми их, но знай, что он делает это не из любви к тебе, а желая за это купить твою кровь»35.

«Мудрость» Кекавмена имела прочную основу в виде традиционной военной и дипломатической тактики восточноевропейских правителей, и в первую очередь самой Византийской империи, для которой военное и дипломатическое коварство стало своего рода нормой. Многочисленные перемирия и миры, заключенные греками с окружающими государствами, уплата им дани, огромных контрибуций нередко являлись лишь средством выиграть время, усыпить бдительность противника, обмануть его, а йотом нанести ему неожиданный удар. Читая Кекавмена, можно подумать, что он имел в виду именно русско-византийский мир 970 года. Особое внимание мы обращаем на слова о дани как свидетельствующие (в который раз!) о том. что именно дань являлась той целью, которой добивались противники во время войны. Древняя Русь не была здесь исключением.

Принципиальное значение для понимания дипломатии Святослава во время балканских походов имеет вопрос о поисках им союзников и о формировании антивизантийской коалиции. Эти дипломатические шаги обусловливались общей внешнеполитической линией древней Руси по отношению к странам и народам Восточной Европы и были связаны с прежними - еще во времена Игоря - отношениями Руси с этими государственными и племенными образованиями.

К 969–970 годам, когда начался второй поход Святослава на Дунай, вскоре переросший в русско-византийскую войну, отношения с Византией формально были дружественными. Они определялись действием русско-византийских договоров 907 и 944 годов, а также, как мы предполагаем, тайным соглашением, заключенным в Киеве Калокиром и предусматривавшим нейтралитет Византии во время вторжения русского войска на Дунай и захвата Русью его устья. Однако этот последний договор был почти сразу же нарушен обеими сторонами. Святослав не собирался уходить из Подунавья и намеревался отстаивать здесь свои интересы силой, отдавая себе отчет в том, что это рано или поздно приведет к открытому противоборству с империей. Именно в этом плане мы и должны рассматривать его сговор с Калокиром относительно последующих совместных действий против Константинополя.

Византия в свою очередь вынужденно, ради спасения крымсрсих владений, согласилась с появлением руссов на Дунае, в дальнейшем же сделала все возможное для их удаления из Болгарии. Был заключен болгаро-византийский договор, направленный против Руси, результатом которого явились набег печенегов на Киев в 968 году и военные действия Болгарии против русских гарнизонов на Дунае в 969 году.

Таким образом, договор, заключенный между Святославом и Никифором Фокой, с самого начала оказался непрочным. Он был вырван Русью у Византии силой, его никто не собирался выполнять, как это в действительности и случилось. В период между 967 и 970 годами империя и Русь практически вели необъявленную войну, отражением которой являлись как антирусские шаги Византии, так и постоянные набеги руссов на византийские владения в 968–969 годах.

Отношения Руси с Болгарией также строились с учетом их эволюции в прошлом.

Со времени заключения русско-византийских договоров 907 и 911 годов мы не видим более почти одновременных выступлений Руси и Болгарии против Византии. Напротив, ряд признаков указывает, что уже в последние годы правления Симеона Византия рассматривала Русь как своего возможного союзника в борьбе с неистовым болгарским воителем. Письмо греческого патриарха Николая Мистика с угрозой направить на Болгарию коалиционные, в том числе русские, войска отражает эту новую ситуацию1.

В свою очередь после воцарения Петра и изменения внешней политики Болгарии все явственней определяется антирусский курс болгарской правящей верхушки. В это же время с середины 30-х годов нарастают русско-византийские противоречия и империя пытается использовать Болгарию в качестве антирусского форпоста на западных берегах Черного моря и в Подунавье. Эти тенденции отразились во враждебной позиции Болгарии по отношению к Руси в период русско-византийской войны 941–944 годов, о них свидетельствует и набег на болгарскую территорию печенегов, организованный Игорем в 944 году.