Читать онлайн «Советские партизаны. Легенда и действительность. 1941–1944». Страница 77

Лишь небольшая часть листовок была обращена непосредственно к интеллигенции. Там, где такие листовки появлялись, они лучше других демонстрировали способность их авторов приспособить стиль и содержание для воздействия на эту группу населения. Например, датированная октябрем 1942 года листовка, адресованная «интеллигенции временно оккупированных районов Ленинградской области», демонстрирует большую изобретательность. Цитируя одну из книг Раушнинга, а также Main Kampf Гитлера, она подчеркивает «небывалый подъем науки, искусства и литературы» при советском режиме, в чем проявляется его отличие от варварства немцев, разрушающих памятники искусства, музеи и школы. В отличие от грабительской политики немцев при советском режиме «человек получил уникальную возможность для приложения своих творческих сил. Право на труд, право на отдых, право на образование, право на уход по старости и получение помощи по инвалидности стали неотъемлемыми правами каждого советского человека». Тем самым листовка преследовала цель вызвать чувство ностальгии среди «колеблющейся» и по большей части безработной интеллигенции в оккупированных немцами районах.

Часть партизанских листовок обращалась с призывами к «женщинам» или «матерям, женам и сестрам», пытаясь сыграть на их равном положении с мужчинами в советском обществе. Чаще листовки, адресованные женщинам, были лишены идеологической подоплеки и содержали конкретные инструкции, такие, например, как: «Прячьте все продовольствие от немцев!» или «Не стирайте немцам белье!». Значительная часть призывов была обращена к молодежи. Отчасти это объяснялось острой необходимостью привлечения на свою сторону и партизанами, и немцами молодых людей для замены погибших или использования их в качестве рабочей силы; отчасти причиной этого было особое рвение, проявляемое подпольными комсомольскими группами в ведении пропаганды среди населения.

Объектами приложения пропагандистских усилий в 1941 году были оказавшиеся в окружении красноармейцы, которых призывали вступать в партизаны, а в 1943–1944 годах ими являлись собиравшиеся эвакуироваться вместе с немцами гражданские лица, которым обещали, что скоро их страдания закончатся, и предрекали страшную судьбу в Германии, если они последуют за отступающими немецкими войсками.

Большинство партизанских листовок мало чем различалось по своему содержанию. Но в ряде случаев (например, призывы к интеллигенции и к различным группам украинского населения) благодаря, по всей видимости, отдельным людям, отвечавшим за их выпуск, они демонстрировали необычайную гибкость и изобретательность.

«Путем устной и письменной пропаганды и агитации, изданием подпольных газет и многочисленных листовок, проведением тысяч собраний и лекций среди населения партийные и комсомольские организации вовлекали всех способных носить оружие в священную борьбу с захватчиками»[234].

Именно так официальная советская версия трактует использование партизанами различных средств ведения психологической войны. Особый акцент на устном и печатном слове соответствует советской концепции широкого использования «агитации». В одних случаях средства выбирались в зависимости от целей партизан; в других выбор средств определялся возможностью или невозможностью их использования. И наконец, если печать может считаться «официальной» советской пропагандой, то слухи часто использовались для распространения находящихся под запретом идей.

Ha начальном этапе партизанского движения устное общение было практически единственным средством пропаганды для партизан. Во многих случаях «пропаганда» ограничивалась проводимыми с местными жителями индивидуальными беседами, призванными заставить их присоединиться к партизанам или удержать от сотрудничества с врагом. Эту примитивную пропаганду вскоре сменила более изощренная форма «агитации», представлявшая собой призывы к саботажу, неподчинению приказам немцев и разрыву с оккупационным режимом. Помимо того, на раннем этапе убеждение занимало основное место в проводимой партизанами психологической обработке, в частности, ею пользовались для вовлечения в партизанское движение оторванных от своих частей красноармейцев и перемещенных гражданских лиц.

На раннем этапе по мере усиления сплоченности партизанских отрядов индивидуальные «разговоры» сменялись собраниями и «массовой агитацией». Например, действовавший к востоку от Витебска отряд под командованием Шмырева провел в июле и августе 1941 года двенадцать политических митингов. Другие отряды, перемещаясь из деревни в деревню в поисках продовольствия и убежища, проводили с местными жителями беседы, сообщая им «последние известия» о положении на фронтах (в собственной интерпретации), призывая оказывать помощь и в ряде случаев отдавая приказы. «Массовые митинги» продолжали оставаться главным видом психологической обработки до конца оккупации.

Вероятно, наиболее развитой формой партизанской агитации были политические собрания, проводимые под руководством опытных ораторов. С этой целью крупные партизанские отряды выделяли «агитаторов» или «пропагандистов», организовывавших проведение собраний и митингов в находившихся под контролем партизан районах. Например, в 1942 году одна из партизанских бригад разослала по деревням двадцать три агитатора, выступивших в пятнадцати местах с докладом на тему «Поражение немцев под Москвой». Комсомольцы из партизанских отрядов и местных подпольных организаций вели такую же работу. Затрагиваемые на собраниях темы могли касаться многого, начиная с военных действий (где обычно в выгодном свете представали Красная армия и партизаны) и заканчивая «зверствами и варварством» немцев. Главной целью этих лекций, помимо информации местного населения о текущих событиях, было стремление «воодушевить на подвиги» и вселить «волю к победе».

О важности, придаваемой лекциям и речам в устной пропаганде партизан, свидетельствует тот факт, что отдельных партизан, овладевших мастерством публичных выступлений, освобождали от участия в боевых действиях и специально направляли для чтения лекций и проведения митингов. Однако количество опытных ораторов оставалось небольшим, что в значительной мере ограничивало возможности использования данного вида устной агитации.

Близки к собраниям-лекциям были «неформальные дискуссии», проводимые с группами местных жителей. Они служили цели побуждения к активным действиям для решения какой-то конкретной проблемы. Например, в 1943 году один из партизанских отрядов провел с крестьянами собрание для обсуждения «Приказа народного комиссара обороны № 130»; в других случаях дискуссии касались таких проблем, как, например, сбор урожая. Часто в конце таких обсуждений принимались резолюции, являвшиеся официальными решениями и обязывавшие участников выполнять их. Таким образом, дискуссии можно, помимо всего прочего, рассматривать как демократическую процедуру, призванную в завуалированной форме довести до сведения особые приказы партизан[235].

В виду недостатка опытных лекторов и ораторов важную роль в устной пропаганде играли собрания, на которых партизаны вслух зачитывали официальные постановления и сводки последних известий. Такой своеобразный партизанский «глашатай» по своему положению был ниже «специалиста-агитатора» и лектора. Используемыми материалами в основном являлись советские военные сводки и тексты речей Сталина, произнесенные им во время войны. Еще одной из причин широкого использования «чтения», по всей видимости, был недостаток необходимого количества экземпляров сводок новостей, а другой – убежденность партизан в том, что публичное зачитывание более целесообразно, чем распространение печатных призывов, поскольку оказывает на крестьян большее эмоциональное воздействие.

Помимо кратко описанных выше, партизаны устраивали и разного рода другие собрания. К ним можно отнести празднования национальных праздников. В контролируемых партизанами районах доклады, концерты, а иногда и парады были приурочены к празднованию Первомая. Использовались и не связанные с устной пропагандой приемы; например, в одном из мест 1 мая 1942 года были вывешены сорок пять красных флагов с прикрепленными к ним минами на тот случай, если бы немцы попытались их снять. Неофициальные собрания могли представлять собой устраиваемые жителями деревень танцы, хоровое пение и любительские спектакли. Все это должно было служить прославлению партизанского движения и будить патриотические чувства. Легенды о старых партизанах являлись одной из излюбленных тем партизанских песен. Еще одним из средств партизанской пропаганды были традиционные русские частушки, широко использовавшиеся для высмеивания немцев, но иногда содержавшие насмешки и над партизанской жизнью[236].