Читать онлайн «Московский университет в общественной и культурной жизни России начала XIX века». Страница 12

Подробности об университетской жизни Муравьева находим мы в воспоминаниях его неизвестного товарища по учебе (подписавшегося инициалами Н. Р.), которые тот изложил в письме к вдове Муравьева, Екатерине Федоровне, по ее просьбе вскоре после кончины попечителя. По приглашению Никиты Артамоновича Н. Р., сам будучи казеннокоштным студентом, а по возрасту пятью годами старше своего соученика, поселился у них в доме, чтобы заниматься с юным Муравьевым. «Почему и ездили мы в университет вместе с М<ихаилом> Н<икитичем>: в университете же обучались мы французскому, немецкому, латинскому языкам, истории, географии и математике; дома же заданные уроки повторяли. Итак, извольте из сего усмотреть, что я не столько был учителем М<ихаила> Н<икитича>, сколько сотоварищем в учении. При сих наших домашних упражнениях весьма часто изволил бывать и слушать покойный родитель Н<икита> А<ртамонович>, и сколько мог я приметить, он был оными весьма доволен. У нас время текло так, что мы не знали ни малейшей скуки. В учении Михайла Никитич, будучи еще дитя, шел как исполин; он не доволен был классическими книгами, но старался разбирать труднейшие сочинения особливо в латинском языке… Он был кроток и смирен; приятелями он имел одного или двоих одинаких лет и одинаких нравов; был весьма добродетелен: ибо ежели из бедных просил кто у него милостыни, то отдавал он все, что у него было. В университете пробыл Михайла Никитич не более 3 или 4 лет»[18].

Кумиром, нравственным примером, точкой отсчета для Муравьева, как в литературе, так и в жизни, с университетской поры становится Ломоносов. Особенно обогатила его представления об этой личности поездка на север, которую он предпринял вместе с отцом в 1770–1771 гг. Муравьев увидел Архангельск, Холмогоры и Куростров, его переполняло восхищение перед гражданским подвигом Ломоносова, желание следовать его примеру, которое он сохранит на много лет. Вынужденный жить в провинции, Муравьев беспокоится, как бы уровень его образования не упал, продолжает самостоятельно заниматься. Постепенно молодым человеком осознается его литературное призвание — поэзия:

С 1772 г. Муравьев переезжает в Санкт-Петербург, где поступает в лейб-гв. Измайловский полк. Свободное время он тратит на литературные упражнения и пополнение своего образования, посещает лекции профессоров Академии наук, учит языки. К двадцати годам он свободно владел французским, немецким, итальянским, латинским и греческим языками, читал по-английски. Его любовью остается древняя филология, и латинский язык он знает настолько хорошо, что даже переводит на него с русского языка поэму Ломоносова «Петр Великий». Среди знакомых Муравьева по военной службе и светским салонам — известные русские писатели того времени, которые благосклонно принимают ученика; вскоре его поэтические произведения, куда входили басни, оды, эклоги, прочие стихотворения, становятся известными в петербургском обществе. Зимой 1777 г. в первый раз со времени окончания учебы посетив Москву, Муравьев избран членом Вольного собрания любителей российского слова при университете, которое желало поощрить молодого поэта. Там же он знакомится с Новиковым и Херасковым, и Новиков приглашает поэта к сотрудничеству в журнале «Утренний свет»[20].

Картину мировоззрения М. Н. Муравьева нам позволяют увидеть его дневники и записки (изданные лишь частично). Это небольшие зарисовки, созданные автором в результате наблюдений над самим собой, своего рода «беседа в уединении», которая, по мнению Муравьева, более полезна, чем беседа в обществе. Перед нами портрет личности цельной, глубоко нравственной. Главное в ней — верность добродетели, т. е. стремлению делать другим добро, в котором и заключены все наслаждения человека. Наиболее действенное средство для приобретения добродетели — просвещение, причем ценность той или иной науки заключена в мере ее нравственного воздействия, ведущего к усовершенствованию личности. Вся система наук — спокойное убежище от пороков страстей и праздности[21].

Также улучшать человека призвана и литература, и писатель должен быть проповедником истины, моральным примером не только в своих произведениях, но и в жизни. Сам Муравьев мечтает посвятить себя поэтическому творчеству, чтобы научиться полнее выражать собственные чувства и мысли. Способность чувствовать, дорожить любовью, дружбой, сопереживать обидам и несправедливостям в отношении других — вот, по его мнению, черты души истинно просвещенного человека. Черствость души, замечает Муравьев, больший ее недостаток, нежели чувствительность.

Логика творчества Муравьева ведет его к сентиментализму.

Его по-прежнему привлекают античные классики, образцы европейского классицизма: Тассо, Расин, Клопшток, Виланд, Ломоносов, и он по-прежнему стремится создать образцы поэзии истинно высокого рода — эпопею или трагедию. Но наиболее естественным жанром, раскрывающим чувства автора, становятся дружеские послания, элегии. В русской литературе впервые появляется психологически обоснованный индивидуальный портрет стихотворца[22]. Очень характерно при этом отстаивание Муравьевым внутренней свободы своего творчества, достоинства поэта. «Величие мое в душе моей, а не в производстве, не в чинах, не в мнениях других людей… Имя философа знаменитее титла камер-юнкера». Литература есть призвание более высокое, чем офицерское[23].

В 1785 г. Екатерина II искала для своих внуков, великих князей Александра и Константина, наставника в русской словесности, который бы удовлетворял ее требованиям как по уровню знаний, так и по философскому образу мыслей. Ее выбор остановился на Муравьеве. Таким образом, он начал преподавать наследнику престола литературу и, кроме того, нравственную философию и русскую историю, играя тем самым в его обучении роль, сравнимую по значению с ролью главного воспитателя Лагарпа. Важно, что и Лагарп, и Муравьев при воспитании наследника руководствовались сходными принципами, внушая ему те же просветительские идеи, которые после восшествия Александра на престол Муравьев претворял в жизнь на посту попечителя университета. Оставшиеся от этого времени многочисленные исторические очерки и нравоучительные заметки Муравьева были написаны специально для чтения великих князей. Особенно интересны краткие наставления государю в форме афоризмов древних мудрецов, где обрисованы главные черты, отличающие «счастливого правителя»: забота о народном благе, милость и прощение, присутствие бескорыстного друга, который заменял бы толпы ласкателей, пожертвования частными пристрастиями ради общей пользы. Слава народа такого правителя — в развитии письменности и просвещения. Многие из произведений Муравьева этого периода написаны не без влияния идей Руссо, хотя в отличие от него, Муравьев не идеализировал естественное состояние человека и не считал науки препятствием к достижению им счастья. Как прозаик он воспринял традицию изображения сельской идиллии, с ее утопической картиной доброго помещика и его патриархальных отношений с крестьянами («Эмилиевы письма»). Вместе с тем Муравьев резко отрицает «рабское состояние» слуг, которых господин держит ради прихоти, и высказывается в пользу ограничения произвола жестокого крепостника.

Преподаваемое Муравьевым великим князьям «нравоучение» (т. е. нравственная философия) воспринималось им как практическая наука, сила которой в правильном, гармоничном развитии личности. Оно включало в себя естественное право, обязанности граждан, народное право (применительно к международным отношениям). В очерках по истории Муравьев также подчеркивает нравоучительные черты: его интересует не только политическая история, но и развитие культуры, успехи изящных искусств, литературы, просвещения, внутренние условия народной жизни. В курсе словесности понятие хорошего литературного произведения связывается им с его действием на читателя, которое должно увеличивать благородство его души. Таким образом, к лучшим сторонам педагогики Муравьева можно отнести его веру в просвещение, интерес к практическим мерам по нравственному улучшению человека. С другой стороны, его идеализм, часто необоснованный исторический оптимизм, так характерный для эпохи Просвещения, способствовали формированию подобного идеалистического направления в характере Александра I[24].

В годы занятий с наследником престола Муравьев окончательно сформировался как писатель-сентименталист. Форма и язык его произведений — «Эмилиевы письма» и «Обитатель предместья» — предваряют прозу Карамзина. Вместе с великими князьями он путешествует по России, считая путешествия одним из важнейших образовательных средств. В дороге Муравьев ведет путевые заметки, которые хотел позже обработать и издать, предвосхищая знаменитые карамзинские «Письма русского путешественника»[25].