Читать онлайн «Московский университет в общественной и культурной жизни России начала XIX века». Страница 10

Мы еще остановимся подробно на характеристике личности и взглядов П. И. Голенищева Кутузова в следующих главах, а пока отметим, что это был человек непомерного самомнения и крайней нетерпимости к другим, почитал себя одной из крупнейших фигур московского масонства и выдающимся поэтом и люто ненавидел своих противников в обеих этих сферах — и литераторов, и масонов, приверженцев противоположной ему школы Н. И. Новикова. На рубеже XVIII–XIX в. он был од ним из четырех кураторов университета (наряду с престарелым М. М. Херасковым, князем Ф. Н. Голицыным и М. И. Коваленским) и к тому же претендовал на главенство среди них, что чрезвычайно усложнило управление университетом и взаимоотношения между кураторами и директором (появилось даже предложение создать совет кураторов в качестве коллегиального органа руководства университетом). В этом свете более понятным должен показаться документ, обнаруженный нами среди бумаг И. П. Тургенева, — черновик письма неизвестного куратора, в котором угадывается П. И. Голенищев Кутузов, адресованного министру народного просвещения графу П. В. Завадовскому вскоре после учреждения министерства, видимо в начале 1803 года.

Как пишет куратор, уже в предыдущем своем рапорте «представил я частию непорядки Правления здешнего места ученого, вред от того ныне происходящий и опасности, могущие последовать. Исправить сии, и множайшие, трудно и неудобно, потому что основание правления, состоящее в Директоре, испорчено, ослабло, повредилось. Упрямство, непокорность, самство во всех видах Корпуса ощутительны. Толк Мартын (т. е. „мартинизм“. —А. А.), которого он ученик и учитель, вкоренил в нем и в круге его дух независимости, равенства, свободы так глубоко и сильно, что он почел за доблесть подвергнуть себя гневу покойной Императрицы Екатерины Великия, жертвовать своим спокойствием, честию, благоденствием своим, чем отменить принятые им от Новикова правила». Что до самого университета, то в нем, по мнению куратора, процветает воровство и злоупотребления, казенных студентов и учеников содержат из рук вон плохо, «учение так слабо и упало, что, как я уже докладывал, лучшие лекции не преподаются, а нижние слабыми учителями за дешевую цену»; равно и в благородном пансионе «содержание пристрастное, учение слабое, и для вида только, нравственность не в лучшем состоянии: многих отцы и родственники жалуются»; библиотека университетская, в которой хотя и насчитывается 6000 томов, «в прежалком состоянии», без каталога, составление которого еще семь лет тому назад было поручено X. А. Чеботареву, «ленивейшему из профессоров, но находящемуся под покровительством директора»[12]. Судя по тому, что текст этого рапорта, более напоминающего донос, найден в архиве И. П. Тургенева, тому было известно его содержание, что лишь увеличило напряженность его отношений с кураторами.

Ссоры между кураторами и директором, продолжившиеся в первые годы после воцарения Александра I, дали дополнительный импульс к подготовке реформ Московского университета.

Необходимость преобразований в области народного просвещения была вполне ясна той небольшой группе либерально настроенных дворян, которая сплотилась вокруг престола в первые годы царствования Александра I. Реформы должны были стать неизбежным продолжением политики Петра I и Екатерины II, направлявшей Россию в лоно европейской цивилизации. Одним из первых указов нового императора было восстановлено свободное общение с Западной Европой. Провозглашалась верность принципам просвещенного абсолютизма екатерининских времен. Проекты либеральных реформ привлекли на сторону императора общественное мнение дворянства, успокоили недовольство, вызванное деспотическим правлением Павла I. Они предназначались для решения многих административных и хозяйственных проблем России, вели к установлению в ней порядка, основанного на верховенстве закона. Для воплощения этих проектов был необходим целый слой новых, образованных людей, способных осознанно и последовательно защищать интересы реформ от косности крепостнической России. Молодое поколение нужно было освободить от духа рабства, пронизывающего крепостную систему. Отмена рабства, крепостного права, необходимая России для ее экономического и политического движения вперед, осознавалась молодыми друзьями царя как цепь последовательных преобразований, ведущих к постепенному освобождению народа через развитие в нем самом духа просвещения. Как подчеркивает воспитатель царя, швейцарец Цезарь Лагарп, в послании к Александру от 16 октября 1801 г., перед Россией стоят две насущные реформы — просвещение народа и разработка гражданского уголовного уложения, причем гражданская свобода может быть лишь следствием успехов просвещения и связанной с ними ликвидации рабского состояния в народе[13].

Для проведения в жизнь такой политики у правительства возникает новый инструмент — учрежденное 8 сентября 1802 г. Министерство народного просвещения. Но еще до создания министерства преобразования в области просвещения разрабатывал учрежденный в Петербурге 18 марта 1802 г. Комитет для рассмотрения новых уставов Академии наук, Российской академии и Московского университета. В него вошли сенаторы М. Н. Муравьев и граф Северин-Потоцкий, академик Н. И. Фус, профессор Московского университета Ф. Г. Баузе, письмоводителем комитета был назначен В. Н. Каразин. Комитету было велено, «сообразив их (уставы. — А. А.) с намерениями сих учреждений и с истинным средством расширения пользы их и действия на народное просвещение, сравнить с лучшими в сем роде иностранными заведениями и по сему сравнению сделать надлежащие перемены или дополнения, какие к лучшему устройству могут быть нужными»[14].

Результаты работы этого комитета были им изложены в докладе, поданном на высочайшее имя 8 августа 1802 г. (см. Приложение 1). Большая часть доклада посвящена преобразованию Академии наук, новый проект которой, представленный на рассмотрение императора, датирован тем же числом. Однако комитет счел необходимым, основываясь на той информации, которую мог ему предоставить профессор Баузе, и, вероятно, других сведениях, которыми обладали члены комитета, в самых общих чертах обрисовать текущее положение и возможности для улучшения деятельности Московского университета, заложив, таким образом, первые основания готовящейся университетской реформы. «Что касается до Московского Университета, то для доставления ему всей деятельности и влияния, каковых он может быть способен, Комитет устремил все свое внимание как на рассмотрение недостатков, препятствовавших ему доныне исполнить совершенно назначение свое, так и на приискание истинных способов увеличить приносимую им пользу. С одной стороны, усмотрели мы, что первоначальное начертание его было чрезвычайно ограничено и малым числом, и содержанием Профессоров, и скудным иждивением, употребляемым на студентов, которые ожидали нетерпеливо времени оставить Университет, не окончив полного учения. Гимназия, смешанная с университетом, занимала главное внимание как начальников оного, так и публики, налагая некоторое неуважение на самой Университет… Публика не могла судить о нем выгодно, видя толпы отроков скудно призренных, которые наполняли большую часть его зданий».

Если проблему взаимоотношений гимназии и университета, по мнению комитета, можно преодолеть, разделив их здания и приобретя соседний с университетом Пашков дом, то вопросы внутреннего переустройства можно разрешить лишь составлением нового устава университета, в рассмотрение которого комитет не входил, оставляя это его непосредственным попечителям. Тем не менее, комитет приводит несколько конкретных мер, послуживших бы к улучшению состояния университета. Так, сообразуясь с необходимостью расширения преподавания предметов, предлагается преобразовать юридический факультет в политико-юридический или «отделение гражданских познаний», где преподавали бы уже не одно «познание Римских прав, не сходных с нашими законами, и самих сих законов, не приведенных еще в систему», а современные науки, такие как коммерция, сельское домоводство, технология, статистика, политическая экономия.

Для улучшения финансового состояния университета, не прибегая к существенному увеличению расходов на его содержание, в докладе возникает идея взимать плату (!) со всех его воспитанников (кроме 60 казенных учеников, переведенных в студенты из гимназии, а также 250 студентов, которые представят справку из Приказа общественного призрения о недостаточном состоянии их семей), что не только приносило бы доход университету, но и избавило бы его от праздных слушателей. Однако нельзя не заметить, что введение такой платы, хотя и небольшой (как планировалось, 10 руб. в гимназии и 25 руб. в университете в год) и с названными выше оговорками, серьезно бы нарушало заложенные М. В. Ломоносовым и И. И. Шуваловым принципы доступного для всех, всесословного и бесплатного высшего образования в России, отпугивая вовсе не праздных слушателей, которых в эти годы попросту не было, а стремившихся к научным знаниям выходцев из беднейших слоев русского общества.